Кевин был вне себя от ярости, и это жгучее чувство сдавливало его грудь уже несколько дней кряду. С ним он просыпался, с ним же и засыпал, если не получалось отвлечь себя ненадолго сладкими объятиями красивого незнакомца или незнакомки.
В целом, у Кевина всегда были плохие отношения с собственным настроением. Последнее поднималось только после хорошего концерта или недурственного секса. Увы, пока у него был так называемый отпуск после последнего тура — видите ли, люди не должны были слышать его слишком часто, чтобы скрипач не приедался.
А ничего, что у него всегда залы были битком? Кевин яростно спорил со своими продюсерами, но, к великому сожалению, его голос относительно рекламы ничего не стоил.
Однако за последнее время это сборище придурков, именующих себя профессионалами по работе с крупными звёздами, превзошли сами себя. Они хотели, чтобы сам Кевин Фостер последующие полгода репетировал, выступал и даже записал альбом вместе с другим скрипачом. Нет, только прислушайтесь. С другим человеком, держащим в руках скрипку и мнящим себя музыкантом с большой буквы «м».
Конечно, Кевин психанул. Он выступает сольно и точка. Никаких дуэтов, никаких бойс-бендов, бога ради. Однако если обычно ему ловко удавалось прогибать под себя всех этих очкастых типов, то в этот раз, лепеча что-то про снижение интереса публики, продюсеры оставались непреклонны. Хоть другое агентство ищи.
И Кевин стал искать. Точнее, его ассистент стал, когда Фостер выплёскивал на него всю свою злость в коридорах студии.
Увы, никто больше не хотел работать со скандальным скрипачом, уже известным своим дурным нравом по всей Америке. Только каким-то чудом ассистент уговорил Кевина вернуться в крупное агентство, за что был почти доведён до нервного тика ответной реакцией. Но вот настал злополучный день, когда Кевин ехал знакомиться с неким Клаусом Кристенсеном, скрипачом из Дании.
Фостер заранее ничего хорошего от этой встречи не ждал. В конце концов, кем должен быть этот парень, чтобы поддерживать уровень, заданный Кевином? Вторым Вивальди? Разве что, потому что в Европе со времён Паганини и Корелли дельных скрипачей и не рождалось. Да и те все, если что, были вот совсем не датчанами.
Ау, сейчас наступили времена Хилари Хан и Сары Чанг, чудесных американок, покоривших весь мир чуть раньше, чем на сцене взошла звезда по имени Кевин. Чем этот европеец так понравился продюсерам? Разве что он отсосал им по кругу, параллельно отыгрывая «Времена года» или «Полёт шмеля».
Ассистент принёс кофе из Старбакса, который Кевин даже не успел допить — дорога по Манхеттену средь бела дня в будни занимала совсем мало времени. На миг Фостер даже представил, как швырнёт этот стаканчик с остатками горячего напитка кому-то в лицо. Он был совершенно на взводе и так же совершенно не слышал, что ему бормотал ассистент.
Вместе они поднялись на нужный этаж. По привычке — Кевин ненавидел опаздывать и тех, кто опаздывал — на пятнадцати минут раньше. Впрочем, европейский парень уже был здесь, а вот продюсеров, которые будут им рассказывать, как обстоят их дела, пока не наблюдалось. Зря они оставили парня совсем без присмотра, зря…
— Хай, — бросил Кевин, но руки не протянул.
Впрочем, его помощник, если у Клауса возникло бы желание поздороваться через рукопожатие, быстро бы объяснил, что «мистер Фостер не любит это». И извинился бы, конечно. У ассистента Кевина была очень дурная работа — извиняться за своего работодателя раз по сто на дню.

Кевину было глубоко плевать, что на него не обратили «должного внимания». Он, конечно, был тем ещё засранцем и поймал звёздную болезнь, считая себя гением, но не настолько, чтобы требовать кланяться себе в ноги. Как говорится, ещё не всё потеряно.
Да и, честно говоря, ему даже понравилось, что Клаус только поздоровался и не завёл сразу милую тошнотворную беседу. Если уж им предстояло работать вместе, как их вынудили, Кевин предпочитал разговаривать только по существу и не обмениваться любезностями, делая вид, что кому-то из них это нравится.
Так что Кевин добрался до стула напротив, уселся и сам уткнулся в телефон, лишь краем уха слушая приглушённые разговоры собственного ассистента с Клаусом. Если тому хотелось почесать языком до начала встречи — его право, хотя парень всё равно контролировал свою речь, как ему уже заложили в голову бесконечные скандалы со звездой.
Парня, к слову, звали Томас, и он был очень юн, держась на такой работе в силу своих, кажется, врождённых навыков. Он был большим поклонником музыки, подобной той, что творили Кевин и Клаус, поэтому просто рвал зубами за вакантное место. И да, он был из тех, которые и клубнику в декабре в России найдут за полчаса, и чуть ли не отсосут с проглотом. Не в прямом смысле, конечно, Томас был натуралом, но то, как он виртуозно терпел все выходки своего босса, можно было запечатлеть в легендах.
Разумеется, Томас слышал и о Клаусе Кристиансе, и его музыку, и был в глубине души большим фанатом. Так что он-то с восторгом отнёсся к решению продюсеров привезти в Америку европейского таланта. Но, конечно, при Кевине он не мог произнести ничего подобного, рискуя навлечь на себя праведный гнев. Поэтому Томас выразил всё восторженным взглядом и крепким рукопожатием, проговаривая банальное: «Приятно с вами познакомиться».
Это Кевина устраивало. Он действительно бы не стерпел, если бы его личный ассистент, его правая рука, ответственная за всё на свете, переметнулась во вражеский стан. Да для него не должно было существовать иных музыкантов, кроме Фостера.
Впрочем, обошлось, и до прихода продюсеров они больше не разговаривали. Томас тихонько повторил боссу план на день, Кевин покивал, соглашаясь со всеми пунктами, да и только. Но облегчения от того, что дверь открылась и вошли ребята из центра, не наступило. Кевин чуть ли не скривился, слушая это чрезмерно жизнерадостное «доброе утро» и «долго ли пришлось ждать». Пришли вовремя и на том спасибо.
Потянулись долгие обсуждения контракта и условий. Скука смертная, если честно. Обычно всё это проходило быстрее, так как многие вещи были типовыми, а Кевин их знал от корки до корки, подписывая очередные бумаги, почти не глядя. Но тут было сразу двое музыкантов, которых нужно было по-настоящему свести между собой.
Кевин постоянно взбрыкивал, показывая свой дерьмовый характер, хотя в некоторых случаях такое наглое поведение шло на пользу зарождающемуся дуэту.
— Нет, Энди, если вы хотите, чтобы я потратил на это своё время, вы найдёте мне зал получше, а не это дерьмо. Ты забыл, какая там акустика? В моём сортире она лучше, вот что я тебе скажу, — огрызался он, но добился пересмотра места для совместных тренировок.
На самого Клауса Кевин почти и не обращал внимания. Его поглотило желание сделать из предстоящего дерьма хоть что-то похожее на конфетку, хотя бы обернуть его в фантик и повязать красивой лентой. Потому что музыка не должна была страдать из-за того, что продюсеры оказывались настоящими идиотами и клоунами.
Ещё хуже стало, когда разговор перетёк в обсуждение взаимодействия, на которое Кевин не хотел идти. И, пожалуй, только сейчас понял, что им с Клаусом предстоит не только тренироваться и выступать вместе, но и показываться на публике, давать интервью, посетить несколько фотосессий и разработать собственную легенду о том, как им, блядь, охуенно вместе работается. Чуть ли не глаза кровью наливались.
— Да может мы просто трахнемся на сцене, делов-то, — фыркнул Кевин, откидываясь на стуле и скрещивая руки на груди.
Разумеется, тут же раздался успокаивающий голос, что ничего подобного не потребуется… Кажется, продюсеры привыкли работать со «сложными детьми», поэтому даже от такой грубости не поморщились. Зато Томас как-то виновато улыбнулся Клаусу, впервые попавшему в замкнутое пространство с таким, как Кевин.