Мэттью не приходилось сталкиваться с изменами, но он так же заранее понимал, что не приемлет подобного. И, как и Никки, был предельно верным партнёром. За неделю, конечно, этого было невозможно понять, но спустя месяц или два Никки начнёт понимать, что поведение его мальчика ничуть не меняется.
Влюблённый Мэттью не уставал от присутствия партнёра и был готов проводить с ним в буквальном смысле все двадцать четыре часа в сутки. Хотя, пожалуй, слово «готов» не очень подходило под такие отношения. Скорее, Мэттью делал всё, чтобы не расставаться с партнёром, за исключением, разумеется, походов в ванную.
В таких условиях ни о каких изменах и речи не могло идти. А если ещё добавить к получившейся картинке повышенную тактильность обоих парней…
Пожалуй, их отношения заранее были обречены на успех. Их притянуло друг к другу, как два сильнейших магнита, в прямом и переносном смыслах. Любой более-менее опытный психолог испытал бы фирменный восторг при виде такой пары.
Однако ни Мэттью, ни Никки о таком не думали. Они просто делились новыми и новыми интересными фактами о себе, всё глубже утопали во взаимной влюблённости и неспешно собирались на очередное свидание.
За совместным завтраком Никки неожиданно замер. Он подпёр подбородок рукой и так долго и неотрывно смотрел на Мэттью, что вновь начал смущать его. Взгляд британца был полон такого тепла и влюблённости, что сердце вновь само по себе начало отстукивать бешенный ритм, а на лице появилась характерная робкая улыбка.
— Что? — всё же поинтересовался Мэттью, хотя, в целом и догадывался каким будет ответ.
Пожалуй, так выглядел и он сам со стороны, когда постоянно засматривался на красивого партнёра, даже если от этого немного затекала шея. Но оно того определённо стоило, и взгляд Мэттью то и дело возвращался к Никки.
Однако ответ всё же немного удивил и вызвал ещё больше застенчивости. И ведь это Мэттью даже не догадывался о тех мыслях Николаса, в которых он жалел, что не может нарисовать его! Впрочем, на предложение взять фотоаппарат Мэттью робко кивнул, соглашаясь. А потом всё равно прижал по привычке ладони к лицу и отчего-то восторженно прошептал на одном дыхании:
— Боже мой, сколько же можно, я никогда ещё так часто не смущался, это всё ты-ы…
Хотя, пожалуй, тут действительно был повод испытать восторг, и не только Мэттью. Всё же он только что неприкрыто признался, что Никки стал единственным, кто вызывал столько сильных, явно неподдельных эмоций.
И это было по-настоящему приятно, ведь Мэттью ощущал не тот отвратительный стыд, который испытываешь, когда делаешь что-то неправильное и тебя тяготит вина. Приятно, даже если он и немного возмущался на Никки, когда тот будто специально вызывал это чувство. Наверное, потому что Мэттью и так тоже проявлял свою влюблённость и небезразличие.

Мэттью больше смутил не тот факт, что они собирались фотографироваться на свидании, и даже не почти открытое заявление Никки, что тот собирался снимать его. Вероятно, воздействие возымела вся картина — как Никки это сказал и как он при этом смотрел на партнёра. И это осознание, что им откровенно любуются, испытывая при этом нечто большее, чем простую симпатию, конечно, не могло не смутить Мэттью, который и так был к этому склонен.
Собственно, так мальчик и сказал в ответ на умиление партнёра:
— Это не из-за фотографий, это потому что ты смотрел на меня так…
Как именно Никки смотрел, Мэттью пояснить бы не смог. Да этого и не требовалось. Никки же прекрасно осознавал, что в тот момент любовался своим мальчиком. Да, не в первый раз, но, как он уже мог отметить за прошедшие дни, Мэттью в целом сильно робел перед его комплиментами, в том числе и невербальными.
Когда поздний завтрак подходил к концу, дверь в соседнюю спальную открылась, и, невольно обернувшись, Мэттью увидел не только Уильяма, но и его девушку, которую он, в отличие от бесстыдного партнёра, ещё не имел чести лицезреть. Она и правда была красивая, в этом Никки ничуть не лукавил. Насколько, в целом, Мэттью мог оценить женскую красоту.
Хотя больше его восторженный взгляд зацепился за другое, а именно — за явно мужскую рубашку на девушке, которую Уильям представил, как Эшли. Мэттью и сам был склонен таскать вещи партнёра, и для него это было эдаким показателем близости и теплоты отношений. Так что на миг снова стало жаль, что такая милая пара вынуждена была скрывать свои отношения и отнюдь не по приятным причинам.
— Привет, — повторил за Никки Мэттью, улыбнувшись.
Девушка тоже с улыбкой поздоровалась и направилась в ванную. Мэттью было хотел предложить Уильяму кофе, потом осознал, что это будет крайне нелепо, учитывая, что они все находились в его квартире. Следом пришла неловкость за то, что, собственно, они уже целой толпой были в чужой квартире. А уж напоследок в конец растерявшегося Мэттью настиг очень говорящий взгляд Никки, на который он ответил своим огромным и снова поистине щенячьим.
Нет, он не собирался «выдавать» своего партнёра, хотя на подсознании и догадывался, что смутит это признание во всём доме только его. Братья-британцы явно найдут над чем посмеяться даже в такой ситуации.
В целом, они и нашли, только совсем на другую тему. Мэттью только и успел улыбнуться Никки, когда тот признался, что они идут на новое свидание. Ему бы и хотелось сказать, что он сам захотел, чтобы Никки сводил его в галерею, но как-то быстро осознал, что такая правда нарушит атмосферу этих лёгких родственных подколов.
— Хорошо, — улыбнулся Мэттью вместо этого. — Если он станет часто водить меня на свою работу, я отведу его на свою. В прокуратуру.
Кажется, вполне сносная шуточка получилась. Другие юристы бы точно оценили. Возможно, и британцам понравится хотя бы потому, что она была несколько злобной. Мэттью даже не знал, что так умеет или, по крайней мере, пытается.
Вскоре из ванной вышла Эшли, обменявшись местами с Уильямом. Она так и была в рубашке своего партнёра, не испытывая по этому поводу никакой стыдливости. Во-первых, ей стесняться было нечего, за собой она следила. Во-вторых, парни на кухне и сами были не так чтобы одеты. Ну и, в-третьих, как-то на подсознании срабатывало, что этой парочке было всё равно, как и мужу Эшли, с которым она вообще вместе жила.
— Надеюсь, я вас не сильно потревожила ночью, — легко и вежливо извинилась девушка, отпивая готовый кофе и одновременно включая машину готовить вторую чашку для Уильяма. — Рада, наконец, познакомиться, хотя Уильям не так чтобы много о тебе рассказывал…
Она повернулась, опираясь о кухонный блок, и с улыбкой посмотрела на Николаса, делая ещё один глоток горячего кофе. Конечно, по классическим правилам ведения таких разговоров, Эшли, напротив, должна была сказать, что наслышана о брате партнёра. Однако она уже слишком хорошо знала, с кем встречалась. И догадывалась, что брат Уильяма был примерно из того же теста, так что и врать таким невинным образом не стала.

Любовь, даже на таких ранних этапах — удивительная, прекрасная и совершенно непредсказуемая вещь. Она возникала внезапно, невзирая ни на какие планы и предпочтения. И порой человек влюблялся даже в того, кого ни за что бы не смог представить в качестве партнёра раньше. Вот и Николас поразительным образом продолжал смотреть на это очаровательное воплощение Питера Пена рядом с собой так, что становилось очевидным: то, что люди обычно считали недостатками, он возводил в ранг достоинств. Просто потому, что это был Мэттью. Уже окончательно и бесповоротно Его Мэттью.
И, пожалуй, все эти философские вопросы стоило формулировать несколько иначе. Например, как долго сам Николас захочет поддерживать этот лёгкий инфантилизм, который он считал таким милым?
Впрочем, всё это было вопросами времени, которые зависели и от того, к чему приведут их с Мэттью отношения, и от того, какими они вырастут людьми. Ведь если Николас ближе к тридцати почти уже сформировал характер, то Мэттью явно ждали удивительные психологические перестройки.
И поразительные открытия, например, в той части, где он считал себя абсолютно не ревнивым в отношениях.
Когда Никки проговорил ту фразу о сексуальных мужчинах в костюмах, его брат лишь фыркнул, а внутри Мэттью что-то непривычным образом напряглось. В тот раз он этого не распознал, списав неприятное чувство на то, что никому не может понравиться подобное заявление, пусть и в шутливой форме. Это не ревность, а простое недовольство тем, что партнёр внезапно приплёл эротизм в неподходящий для того разговор.
Так думал Мэттью. Хотя всё его подсознание так и вопило о том, что ему чертовски, просто до одурения не нравится даже такое метафорическое желание партнёра смотреть на кого-то ещё, при этом находя такое зрелище сексуальным.
— Очень плохой ответ, — тихо проговорил Мэттью, вторя утренним словам Николаса, но в полной их противоположности.
Потом другие события помогли отвлечься. Мэттью спокойно ответил, что не ходит на практику или учёбу в костюме, так как стажёрам это не обязательно. И даже столько лет в Колумбийском его не приучили полюбить официальные вещи.
Следом из ванной вышла Эшли, и они с Николасом завели простой разговор, в котором Мэттью почти и не принимал участия. Никки прекрасно говорил за них обоих и даже начал использовать местоимение «мы», что мальчик не мог не отметить. И, пожалуй, именно эта форма помогла окончательно избавиться от неприятного осадка после той неуместной шутки.
— Всё в порядке, — тем временем отмахнулась Эшли. — Ты ведь совсем недавно приехал.
Конечно, присутствие в квартире ещё пары людей несколько ограничивало и без того скудные возможности, но не было катастрофичным. Минутка слабины, которую Эшли себе позволила вчера вечером прошла, и она снова могла смотреть на всё рациональным взглядом. Этот взгляд, разумеется, не предусматривал варианта, в котором она, как последняя стерва, выживает брата Уильяма из квартиры, чтобы они могли и дальше продолжать тайные встречи.
Скорее, Эшли подумала в тот момент, что было бы неплохо познакомиться с близким родственником партнёра поближе. Так можно было снизить градус неловкости от нахождения в одной квартире. К тому же, Николас явно был не в курсе ни о том, кто она такая, ни о том, кем был её муж. Британцев мало интересовала американская политика.
Умея вести светские разговоры, даже если оные происходят на кухне, когда никто из присутствующих даже не был толком одет, Эшли поинтересовалась и у Мэттью, откуда он, и как они познакомились с Николасом. Слишком уж тот притих, и Эшли не хотелось, чтобы создавалось впечатление, что ей всё равно на одного из присутствующих.
Так что, когда Уильям вышел из ванной, Эшли в общих чертах уже узнала и его брата, и партнёра брата. Получилось даже куда более информативно, чем по скудным фразам самого Уильяма. Ох уж эти британцы…
— И как так получилось, что, говоря о своём брате, ты упустил то, что он искусствовед? — с улыбкой поинтересовалась у Уильяма Эшли, протягивая ему чашку.

В отличие от партнёра Мэттью вообще не разбирался ни в моде, ни в стилях. Его стилем было накупить примерно одинаковой, зато крайне удобной одежды и надевать то, что первым выпадет из шкафа. Так что Мэттью только пожал плечами и заранее согласился с утверждением Никки о том, что ему подойдут костюмы.
В ближайшее время он всё равно не собирался приобретать нечто подобное и носить. Официальный тон слишком сильно ассоциировался со светскими раутами, на которые его порой таскал отец, неизменно хвастая перед коллегами, что его сын оканчивает Колумбийскую юридическую школу и что он будущий прокурор.
На таких вечерах Мэттью приходилось надевать и рубашку, и пиджак, и эти вещи невероятно давили на него, как и всё происходящее вокруг. Так что даже мысль о том, что в следующем году ему придётся постоянно носить костюмы (если его всё же возьмут на работу стараниями отца), вызывала отторжение. Довольно сильное, потому как другая мысль, которая говорила о том, что Никки находит такой вид красивым, всё равно не перебивала негатива.
Но, опять же, появление Эшли, а затем и Уильяма, скрасило все сомнительные моменты этого утра, и извечный оптимизм Мэттью вернулся. Он охотно прижался к Никки, точно так же, как и партнёр, не стесняясь проявлять таких чувств при посторонних. Уж явно они не смутят этих двоих простыми объятиями.
Кроме того, наблюдать за этой парочкой оказалось забавно. Сейчас-то они с Никки никого тайком не подслушивали, всё разворачивалось открыто и на виду, так что и стыда Мэттью не испытывал за своё вновь возникшее любопытство.
— Ты мне разрешаешь? — с улыбкой отозвалась Эшли. — Как интересно.
Конечно, всерьёз девушка не обижалась, и это было заметно даже окружающим. Впрочем, она ведь уже не первый месяц встречалась с Уильямом и явно знала о том, какой он засранец. Мэттью даже почувствовал некую невидимую связь с ней в стиле «угораздило же влюбиться в братьев-засранцев». Поэтому неожиданно для всех проговорил:
— Я не очень хорош в плане девушек, но мне кажется после такой фразы надо бежать…
Оказывается, когда Мэттью ничего не смущало так, что он замолкал и только слушал, у него неплохо получалось шутить и вливаться в компании.
— Бежать не надо, — отсмеявшись, проговорила Эшли. — Но у тебя есть шанс откупиться завтраком.
Как истинная предельно занятая американка Тони готовить не умела. Совсем. И даже завтраки вроде простых блинчиков, тостов и сэндвичей предпочитала заказывать. Поэтому было крайне удобно, что Уильям в этом плане оказался более умелым.
— Пока меня корыстно интересуешь только ты, — ответила Эшли на информацию ещё и о третьем брате Стрикленде. — Бегите, ещё увидимся.
Конечно, частичка её, истово преданная искусству, хотела сразу договориться о деловой встрече. Разумеется, оплачиваемой. Но, с другой стороны, эта парочка явно уже хотела побыть наедине, и не они одни. Вчера Эшли была не в том состоянии, а сегодня вовсе не отказалась бы от пустой квартиры на несколько часов.
Мэттью же тоже моментально воспрянул. Конечно, проводить так лампово время вместе было интересно, но свидание с Никки явно стояло на планку выше. Так что, немного прибрав со стола, оба удалились в спальную, где Мэттью сперва привычно привстал на цыпочки, чтобы довольно долго и нежно поцеловать партнёра. Кажется, он умудрился соскучиться по такой близости с ним даже за время завтрака.
Довольно улыбнувшись, Мэттью подзарядился этим поцелуем и смог «бросить» партнёра на несколько минут, чтобы начать одеваться. Выбора у него никакого не было, невзирая на портящуюся погоду. Он попросту не брал с собой ничего сменного, кроме белья, так что собирался пойти на свидание в том же, в чём вчера ходил на день рождения. И поэтому только ещё раз улыбнулся Никки на такую информацию.

Вся царившая на кухне атмосфера напоминала чем-то ту, к которой Мэттью уже привык в общежитии. Разве что присутствующие были немного постарше студентов. Все шутили, вели себя свободно и, да, были без штанов, что тоже, к слову, способствовало расслабленности. Так что Мэттью быстро почувствовал себя уверенно и не закрывался.
Да и, если честно, парочка Эшли и Уильяма пока Мэттью казалась ближе, чем Артура и другого Мэттью. Скорее всего, из-за той же неформальной обстановки. Да ещё и Эшли подкупала тем, что так явно заинтересовалась деятельностью Никки. Всегда же приятно, когда твоего партнёра неплохо оценивают, даже если вы встречаетесь всего ничего.
Но, вероятно, Мэттью просто стоило ещё раз встретиться с дядей партнёра и пообщаться чуточку подольше, чтобы привыкнуть и окончательно избавиться от этого стереотипного представления разницы в возрасте. К руководителю же своему он привык и уже совсем не робел, когда нужно было к нему обратиться.
Надевая снова свою одежду, Мэттью совсем не ожидал, что Николас подойдёт к нему и снова стянет с него футболку. Большие глаза вопросительно уставились на партнёра, не понимая, к чему всё это произошло. Хотя улыбка тут же появилась следом, когда по обнажённой коже скользнули ладони Никки. Его прикосновения всегда были приятны. Как и то, как близко при этом стоял парень, так что казалось удивительным, как слова Никки вообще добрались до сознания Мэттью. Впрочем, те поразили (в приятном смысле) не меньше, чем все предыдущие действия.
Как-то немного рассеянно приняв из руки Никки водолазку, Мэттью надел её безо всяких возражений. Казалось бы, просто ткань, но ощущалась она совсем иначе. Наверное, это было чересчур романтично, но, надевая вещи партнёра, Мэттью словно чувствовал его объятия, постоянно, и это было очень приятно.
Так что второй поцелуй вышел тоже довольно чувственным, и на несколько секунд Мэттью прижался к Никки особенно близко. На подсознании даже кольнуло какое-то сексуальное желание, но мальчик его разумно отбросил, иначе они точно никуда не успеют и не выйдут, так и проведя весь день в кровати.
— Это, наверное, какой-то фетишизм, но мне нравится носить твою одежду, — немного смущённо признался Мэттью. — Как будто ты всегда ко мне прикасаешься.
В голове это признание звучало не так… откровенно. Да и в целом иначе. И когда последнее слово сорвалось с губ, Мэттью внезапно осознал, как это глупо и, более того, странно звучало. Хотелось бы отмотать время назад и не городить такой ерунды, но поздно, Никки уже всё прекрасно слышал. И оставалось только надеяться, что он не передумает. Не по поводу вещей, а, в целом, встречаться с таким странным парнем.
Сам Никки снова оделся вроде бы просто, но очень стильно, и Мэттью тоже отметил, каким он был снова красивым. Кажется, Никки и не мог быть другим.
С тем и вышли сперва из спальной, прощаясь с Уильямом и Эшли, а затем и из квартиры. И, разумеется, Мэттью не собирался выпускать руки Никки из своей.

Фетишизм, конечно, был очень громким словом. Мэттью не испытывал неестественного сексуального желания, надевая одежду партнёра. Это было просто очередным способом стать ещё немного ближе к Никки, чувствовать какую-то его частичку на себе всегда. Пожалуй, все это проистекало оттуда же, откуда возникало постоянное желание прикасаться к партнёру и держаться максимально близко от него.
Однако признание всё равно было странноватым, особенно, учитывая, что вместе эта пара была совсем недолго. Но и оно не отпугнуло Никки. Он отнёсся к такому желанию партнёра с поистине британским спокойствием, словно в том не было ничего необычного.
Стоило уже признать, что почти всё в их отношениях развивалось совсем не так, как обычно бывало у людей. Это развитие было абсолютно нелинейным, и чувства перескакивали с одного этапа на другой, смешивая все карты. Вот и получалось, что в каких-то моментах Мэттью и Никки вели себя, как пара, давно живущая вместе, но, вместе с тем, они не знали многих личных вещей друг о друге. Их влюблённость и нежелание расставаться ни на один день соответствовала чуть более позднему периоду отношений, но при этом доверие друг к другу только-только начинало зарождаться и ещё даже не дало первых всходов.
Впрочем, так уж получилось, что обоих это полностью устраивало. Они бросились в эти чувства, как в бурную реку, и теперь просто держались рядышком, с интересом наблюдая, куда же их вынесет безумное течение.
От признания Никки, что его одежда на Мэттью смотрится неправильно сексуальной, последний хихикнул.
— Уверен, такая форма фетишизма тоже существует, — улыбаясь, проговорил он. — Хотя, если ты действительно ревнивый, то я ставлю на это. Вроде как, ещё один способ показать, что я принадлежу тебе.
Произнеся эту беззаботную речь, Мэттью, почти не делая паузы, прижал свободную ладонь к щеке и пробормотал нараспев:
— Боже, какую хренотень я несу, как ты со мной вообще общаешься…
Что же, этот bullshit, возможно, тоже содержал часть правды. И пока Мэттью наслаждался тем, что носил на себе что-то, принадлежащее партнёру, Никки действительно могло нравится, что это именно его вещи. Примерно то же чувство, когда партнёр носит кольцо на пальце, невербально указывая всем окружающим, что занят тобой.
Добравшись на такси до галереи, Мэттью бок о бок с партнёром зашёл внутрь, вновь перехватив его изящные пальцы, едва оба выбрались из машины.
Слушать негромкий голос Никки было приятно и действительно интересно. Постепенно Мэттью понял, почему партнёр ни капли не устал от его бесконечных рассказов на выставке культурных ценностей Востока. Когда человек по-настоящему любил что-то, он и рассказывал об этом по-особенному.
А Мэттью к тому же нравился и сам Никки, и это было просто два в одном. И узнавать что-то новое, открывая для себя мир художественного искусства, и любоваться партнёром, который был очень при этом воодушевлён. Кажется, Мэттью снова стал похож на любопытного щеночка, переводя этот восторженный взгляд с картин на своего персонального гида и обратно.
Их идиллию немного прервал звук цокающих каблуков и женский голос, но Мэттью всё равно вежливо улыбнулся подошедшей девушке, не вклиниваясь в приветственный разговор. К тому же было приятно слышать, как Никки представлял его, отчего улыбка стала всё же чуточку влюблённой.

Честно говоря, Мэттью даже понравилась такая форма собственичества. Он не имел ничего против подобной невинной демонстрации их с Никки отношений. Да и в целом ему было приятно быть «Его Мэтти в его одежде». Он ведь так сильно влюблён в этого человека! Что вообще могло стать лучше того, чтобы по-настоящему быть с Никки и даже немножко принадлежать ему? На данном этапе отношений Мэттью казалось, что ничего.
Жаль только маленькому желанию пробыть только вдвоём как можно дольше на этом свидании не суждено было сбыться. Девушка, подошедшая поздороваться, совершенно не хотела оставлять парочку в покое.
— Мне тоже приятно, — с улыбкой ответил Мэттью и пожал протянутую руку.
Пожалуй, на этом всё его желание как-то вести диалог с незнакомкой и исчезло. Разговоры между ней и Никки были исключительно вежливыми и касались искусства, так что особенно не напрягали Мэттью. Но и подключиться к ним мальчик не мог. Он тоже понятия не имел, кто такой Кай Линден, да и вообще не разбирался пока в том, о чём ему, собственно, собирался рассказывать партнёр, пока их не перебили.
Отчасти Никки был прав, предполагая, что Мэттью не останется доволен таким вмешательством. Лёгкое чувство сожаления действительно присутствовало. Всё же у них было свидание, где третий явно был лишним. Но какого-то сильного негатива Мэттью не испытывал.
Он полагал, что показав то, что собиралась, девушка даст им возможность вернуться в исходной точке и насладиться компанией друг друга, как и обещала. Да и пока её слова касались только рабочих моментов, Мэттью не напрягался даже в потаённых глубинах души, о которых сам же пока и не предполагал.
О самой Одри он никакого особенного мнения пока и не сложил. Пожалуй, единственное, что отметил Мэттью, это то, какой высокой она была. Кажется, на своих тонких шпильках она была почти с Никки ростом. Девушек это не сильно красило, но Мэттью явно был не тем, кто мог об этом судить. Однако ему откровенно лень было задирать на неё голову, так что он продолжал смотреть по сторонам, пока шёл, привычно прижимаясь к боку партнёра и не выпуская его тёплой ладони из своей.

Сперва разговоры шли исключительно про искусство, и Мэттью почти не обращал на это никакого внимания. Он посматривал на картины, но явно без того интереса, с которым ждал их представления от Никки. И ещё больше поднимал голову на самого Никки, чтобы тихонько улыбнуться ему или просто понаблюдать за его реакцией.
Однако чуть позже что-то неуловимо изменилось, и если Николас не обратил на это внимания, то скучающий Мэттью из виду не упустил. А всё началось почему-то с вопроса Одри о том, приехали ли они вместе из Англии. Никки спокойно ответил, что нет, и почему-то этот ответ странным образом повлиял на девушку.
Она улыбнулась совсем не так, как до того. Вроде бы вежливо, а вместе с тем в этой улыбке просматривалось и что-то ещё. Но самым неприятным было то, что Одри с чего-то решила держаться ещё чуточку ближе к Николасу, совершенно игнорируя присутствие Мэттью и тот факт, что его официально представили, как партнёра.
Внутри снова что-то противно заскребло. Словно какие-то осколочки медленно собирались воедино, в какую-то вещь, которая явно не понравится никому, даже самому Мэттью. А вместе с тем обострилось и желание быть ещё ближе к Никки, так что простого соприкосновения плечами ему уже казалось недостаточно. В какой-то момент, возле одной из картин Мэттью привычным движением подлез под бок партнёра, буквально вынуждая себя приобнять, и на какое-то время этого хватало.
Правда, ненадолго. Несмотря на такую явную демонстрацию отношений, девушка, казалось, вообще не смотрела на Мэттью. Зато он теперь почти не сводил с неё напряжённого взгляда, и очень уж хорошо подметил тот якобы незаметный момент, когда Одри расстегнула верхнюю пуговицу блузки. Как вульгарно…
Та странная штука в душе оживала всё быстрее, и когда девушка сделал ещё один шажок навстречу и прикоснулась к плечу Никки, достигла пика своего формирования. Мэттью приподнял голову, продолжая мило улыбаться, и неожиданно проговорил, впервые нарушив своё молчание за всё это время:
— А вы всегда трогаете едва знакомых коллег или сегодня особенный случай?
Казалось, даже в этих больших, по-детски выразительных глазах не проскользнуло ни капли чего-то негативного. Мэттью, как и всегда, казался миленьким и любопытным. Однако было что-то в этом тихом мелодичном голоске, подсказывающее, что он сказал именно то, что хотел сказать. Возможно, даже немного сдержался, чтобы не сделать ситуацию особенно неловкой. Например, не заявил о расстёгнутой, уже совсем не официально, блузке.

Отчасти Мэттью понимал, что ставит в неловкое положение не только Одри, но и своего партнёра, которому, даже если он и не заметил этого флирта раньше, теперь придётся осознать факт, что с ним заигрывали. Однако мальчик ничего с этим поделать не мог. То самое скребущее внутри чувство вышло наружу, и с непривычки он не мог его контролировать.
С другой стороны, какой бы зловредной эта вторая сущность не была, Мэттью так и не ощутил стыда за своё поведение. В конце концов, он добился своего, и девушка явно осознала, что зря вообще полезла к его Никки.
Так что извиняться, даже так по-британски, как сделал это партнёр, Мэттью не стал. Он отступил следом за Никки на шажок и вновь охотно прижался к нему. И, пожалуй, только эти влюблённые объятия не позволили Мэттью снова открыть рот и добавить что-то про то, что пуговица на блузке, видимо, тоже случайно расстегнулась.
И пока Никки и Одри подчёркнуто-вежливо извинялись и улыбались друг другу, стараясь не показывать вида, что что-то произошло, Мэттью тоже оставался самим собой. В целом, ему даже и стараться не приходилось. Как был миленьким щеночком, разве что без хвоста, так и остался, и не скажешь, что стал причиной такой неловкой ситуации.
Он тут же потерял интерес к Одри и снова осматривался с праздным любопытством, мысленно отмечая вещи, которые хотел бы узнать исключительно от Никки, когда они уже, наконец, останутся вдвоём. И спокойно же пошёл дальше с партнёром в соседний зал, посматривая на то, как поменялось лицо Никки от вида искусства, нравившегося ему больше всего. Это выражение Мэттью понравилось, и он снова влюблённо улыбнулся. Теперь и ему хотелось сфотографировать Никки, рассматривающего картины с большим интересом.
Когда Одри задала свой вопрос о встрече, Мэттью бросил на неё взгляд, но краткий. Девушка продолжала держаться на расстоянии и соблюдала официальный тон общения, и это более, чем устраивало мальчика. Хотя в глубине души остатки той вредной сущности и шепнули о том, что он вряд ли захочет пропустить эту встречу, даже если она и будет деловой. Доверия к Одри у него совершенно не возникло.
Впрочем, сейчас Мэттью промолчал, не встревая в разговоры, как и до того. Только произнёс стандартные слова на прощание, когда Одри, наконец, решила оставить их. Даже улыбнулся совершенно обыкновенно, словно и не происходило ничего до этого. И Никки улыбнулся, только куда шире и милее, оставшись с ним наедине.
— Хочу сфотографировать тебя здесь, — признался он сразу же. — У тебя даже взгляд тут поменялся, мне нравится…

Когда Одри ушла, Мэттью испытал лёгкое облегчение. Не то чтобы девушка продолжала его напрягать, но было как-то спокойнее, когда её не было видно на горизонте. И вместе с её уходом Мэттью как-то моментально переключился на партнёра, по которому на самом деле успел соскучиться за всё это время. Они ведь всё ещё были на свидании, но так получилось, что не общались уже много минут!
Вот Мэттью и сказал первое, что пришло ему в голову, а именно — выразил желание запечатлеть своего Никки, так сильно преобразившегося в этом самом зале. Однако тот внезапно разулыбался, и совсем не так, как делал в присутствии Одри. А ещё назвал Мэттью ревнивым чертёнком, чем привлёк к себе этот большой и выразительный взгляд, полный невинности.
Мальчик и правда сперва не понял, чем заслужил такое прозвище. Он ведь совсем не ревновал к этой девушке. Просто её поведение — и Мэттью был в этом более, чем уверен, — было совершенно неприемлемым. Она проигнорировала присутствие партнёра Никки, открыто с ним флиртовала, это же банальное неуважение к ним.
Да, возможно, Мэттью остановил этот неприятный фарс не самым корректным способом, но не закатил же сцену ревности. Так что на последующие пояснения Никки, мальчик так и ответил, хотя и не очень уверенный в своей правоте:
— Я не ревновал! — тоже не очень громко воскликнул он с привычно-смущённой улыбкой. — Мне просто не понравилось, как она себя вела!
Однако было даже немного приятно, что Никки даже не заметил всех этих поползновений в его сторону. То есть Мэттью и так видел, как тот не менялся в лице, но услышать подтверждение догадкам было как-то особенно приятно.
— Зато я заметил и как она тебе улыбается, и как блузку расстёгивает… Кто вообще так делает? — снова немного возмутился Мэттью под нос, отведя взгляд.
Проговаривая эти слова он и сам уже начал догадываться, что звучало и впрямь как-то ревниво, и радостное подтверждение Никки не заставило себя ждать. На милое личико снова накатило смущение. Неужели то мерзкое чувство, разгоревшееся внутри, и правда было ревностью? Раньше Мэттью не испытывал подобного ни к кому из тех, с кем встречался.
— Она мне не нравится, — как-то виновато и даже немного жалобно проговорил Мэттью, первым шагая навстречу объятиям Никки. — На самом деле не нравится…
Испытывать подобное ему тоже не нравилось. Уж Никки лучше многих знал, насколько человеколюбивым был его мальчик. Услышать от него открытую неприязнь было, как минимум, странно. И самому Мэттью тоже претило это чувство.
Однако, спрятавшись лицом в груди партнёра, стало намного легче. Да и последний явно продолжал веселиться от произошедшей ситуации, проговаривая это «чертёнок» таким тоном, что Мэттью невольно начал улыбаться снова. Ему нравилось быть «Его». Хоть мальчиком, хоть Мэтти, хоть чертёнком, главное, Его.
Никки аккуратно обратил на себя внимание, и Мэттью вынырнул из своего укрытия, потянувшись в ответ за поцелуем. Пожалуй, слишком долгим для публичного места, но, кажется, обоих это совершенно не волновало. И после такого чувственного поцелуя все неприятные чувства окончательно улеглись в душе.
Никки напомнил про фотографию, и Мэттью оживился, хотя и понятия не имел, что ответить партнёру на последний вопрос.
— Не знаю, я довольно плох в этом, — с улыбкой признался он, имея в виду фотографирование. — Просто походи по залу ещё раз. Ты такой красивый, может, тебя у меня не получится испортить…

Мэттью, хоть и был недолюбленным ребёнком, о чём явно говорило его поведение, не любил, да и не понимал оказываемых знаков внимания к человеку, который был в отношениях. И это распространялось и на него самого. Ему не льстило чужое внимание, комплименты, но сильнее прочего Мэттью терпеть не мог, когда к нему пытались прикоснуться, даже если это было такое же невинное касание за плечо или руку.
Когда он был в отношениях, он был в отношениях. Мэттью настолько погружался в них, что никого, кроме партнёра, и не замечал. Своей привязчивостью и тактильностью он старался сформировать уютный мир только для двоих, и если в этот мир врывались посторонние, да ещё и тянули абсолютно чужие, неприятные руки…
Собственно, Мэттью реагировал на такие попытки примерно так же, как и на поползновения в сторону Никки. Просто последнему не доводилось пока этого видеть. И именно поэтому Мэттью сложно было сейчас распознать, была ли то ревность с его стороны или нет. Он ведь просто защищал их отношения, их маленький мир.
Была и ещё одна причина, по которой Мэттью не признавал за собой ревности. Он раньше не испытывал её ни к кому другому. Его прошлые отношения были довольно непродолжительными и, пожалуй, все они оказались однобокими. Оно и понятно, ведь далеко не каждый хотел с первых же недель знакомства вот так принадлежать другому человеку, погружаться исключительно в отношения с ним и терпеть все эти желания Мэттью постоянно находиться рядом. В общем, делать всё, что Никки отчего-то считал милым.
— Нет, — честно ответил мальчик на вопрос о ревности и спокойно же признался: — Такого раньше со мной не случалось.
Пожалуй, в последнем он немного лукавил, но неосознанно. Случалось, только в обратной ситуации. Как раз, когда один наглый и подвыпивший парень на студенческой вечеринке, не обращая внимания на слова Мэттью о занятости другим человеком, продолжал попытки приобнять его. Внутри тоже будто что-то разорвалось, настолько это было неприятно.
Но по отношению к партнёру сущность чертёнка, как назвал это Никки, проснулась впервые. Так что мальчик просто не связал эти события.
Так или иначе вины за своё поведение Мэттью так и не ощутил. Да и как можно было, когда Никки буквально поощрил его выпад своей реакцией? А потом они продолжили наслаждаться свиданием, как и планировали.
Мэттью быстро понял, как работает плёночный фотоаппарат, и приготовился ловить момент, но… что-то пошло не так. Никки так вдохновлённо рассказывал о картине и художнике, который её написал, что Мэттью так и замер с камерой в руках, слушая партнёра и восхищенно на него глядя широко распахнутыми глазами. И только когда Никки понял, что мальчик подвис, и повернулся к нему с улыбкой, Мэттью словно отмер и сделал быстрый кадр.
Выглядело это довольно комично из-за торопливых движений, да и сам Мэттью тут же начал посмеиваться, предполагая, что всё же испортил и эту фотографию.
— Я заслушался! Заслушался! — словно оправдываясь хихикал Мэттью.
Пришлось повторить постановку возле другой картины, и на сей раз мальчик постарался держать себя в руках и вроде как даже сделал нормальный снимок. По крайней мере, постарался поймать момент этого вдохновения, испытываемого Никки.
После этого Мэттью моментально оказался рядом, потому что слишком уж долго не прикасался к партнёру, и смотрел уже на картину, а не на Никки, сопоставляя увиденное со сказанным из нежных объятий.