Мэттью тоже натыкался в интернете на то видео с мальчиком-телепатом. Смотреть на это было больно. Эмпат как никто другой понимал это невыносимое желание заставить окружающих «замолчать» в том или ином смысле. Он и сам испытывал подобное.
Способности Мэттью развивались незаметно, от тактильных и далее, расширяя радиус влияния. Что только усугубляло всю ситуацию.
Когда силы только появились, мальчишка неосознанно влиял на своё окружение, на случайных прохожих, с которыми имел неосторожность столкнуться. Не чувствуя меняющегося эмоционального фона, Мэттью не понимал, что происходит. В какой-то период подростку это даже нравилось. Ещё бы, ведь за короткое время скромный мальчик стал чуть ли не самым популярным в школе. Каждый, кто соприкасался с ним, относился к нему хорошо. Мэттью вдруг начал нравиться всем вокруг.
Потом же сила возросла. В один не самый прекрасный день Мэттью, как и тот мальчишка-телепат, проснулся и понял, что чувствует людей вокруг. Добрые они или злые, уставшие или ободрённые, раздражённые или испуганные. Сперва это ощущение было слабым, но с каждым днём всё крепло и росло, и Мэттью никак не мог этого остановить.
В школе ещё было попроще: преобладающая эмоция всех учащихся — скука. Но на улице Мэттью появлялся всё реже и реже, предпочитая пробежаться по менее людным улицам, чем прокатиться в сто раз быстрее, но на общественном транспорте. Ему тоже ни раз хотелось закрыть уши ладонями и вопить о том, чтобы люди перестали быть… такими.
С возрастом же пришло и другое, совсем неприятное понимание. А был ли хоть кто-нибудь искренним с ним? Был ли в его окружении кто-то не из-за влияния эмпата, а по собственной воле? Был ли влюблён в Мэттью по-настоящему? Дружил с ним потому, что Мэттью был интересным человеком, а не потому, что он захотел в какой-то момент, чтобы с ним дружили?
Ровно, как и Николас, Мэттью не представлял, что на Земле мог существовать хоть один мутант, довольный своими способностями. У каждого была своя боль. И, возможно это было предвзято, но Мэттью казалось, что лучше уж эта боль была бы физической, чем как у тех, кто владел психологическими силами.
Дверь в кухню приоткрылась, и Мэттью снова легко улыбнулся, увидев Николаса. Было приятно ощутить небольшое, но всё же беспокойство с его стороны.
— Уже в порядке, — честно отозвался Мэттью, посматривая на сковороду, чтобы ничего не подпалить случайно.
Вдали от чужих негативных эмоций вновь стало легче. Вернулось некоторое самообладание и, пожалуй, новая волна понимания Николаса и его образа жизни.
Чуть прикусив губу в задумчивости, Мэттью всё же решился задать вопрос, который не хотел озвучивать при школьниках. Про способности Николаса. Барьер из страха они все ощутили, но отчего-то казалось, что это ещё не все силы. Один лишь страх не сделал бы из Николаса затворника, как думалось эмпату. И тот не прогадал.
Николас говорил ровно, да даже его эмоции особенно не менялись, настолько он уже привык к своим силам. Однако Мэттью всё равно ощутил, как сжимается его собственное сердце. Воображение тут же подкинуло не самые приятные сюжеты насчёт того, как могли развиваться эти способности и сколько несчастий они принесли Николасу в прошлом.
— Сочувствую, — повторил за Николасом Мэттью и тоже очень искренне.
Ещё немного подумав и поколебавшись, эмпат отодвинул сковородку на время. Николас как раз выпрямился, убрав тарелки в посудомойку, и стоял удобно рядом. Каким-то автоматическим жестом натянув рукава толстовки на ладони, Мэттью обнял Николаса. Вот так по-простому, безо всяких подтекстов и предупреждений.
— Кажется, тебе это не помешает, — пробормотал он, чуть прижимаясь щекой к груди высокого парня. — Думаю, и мне тоже.
Какого-то всплеска негатива, неприязни или чего-то такого Мэттью не почувствовал, так что и не отпрянул сразу. Хотя затягивать с объятием не стал. Явно застеснявшись такого желания просто обнять человека, которого очень хорошо понимал, пусть и знал всего пару часов, Мэттью вернулся к плите и отвёл взгляд на несчастные сардельки.
— Надеюсь, твои братья не заселят Билли и Бекку в одну комнату, — проговорил эмпат, словно прочитав мысли Николаса.
Хотелось просто отвлечься от некоторой неловкости, что накатила на Мэттью, вот и ляпнул первое, что пришло в голову. Но мысль была верной. Подросткам даже не нужно было заниматься сексом или что-то вроде того. Способности могли сработать и от других сильных чувств. Бекка начнёт плакать, Билли, успокаивая её, сам разволнуется, и готово. Это было довольно жестоко, но всё же, до тех пор, пока способности не успокоятся, лучше этим двоим было держать некоторую дистанцию друг от друга.

Мэттью тихо рассмеялся на шутку Николаса по поводу огнетушителя. Он бросил на собеседника ещё один взгляд, отмечая, что и Николас немного улыбнулся. Кажется, социальные навыки немного возвращались к этому парню рядом с довольно общительным эмпатом. Это не могло не радовать. Наверняка у Николаса была очень заразительная улыбка, и Мэттью хотелось, чтобы он хотя бы на время сбросил эту хмурую маску.
— Хорошая идея, — с улыбкой отозвался эмпат, продолжая заниматься готовкой.
Они уже заканчивали с приготовлением ужина на старших ребят, когда на кухню заглянул Алекс. Мэттью всё ещё улыбался, пребывая в куда более хорошем настроении. Было как-то по-домашнему уютно заниматься всякими бытовыми делами, тихонько переговариваясь с Николасом. Они совершенно друг другу не мешались и действовали так слажено, будто знали один другого несколько лет, а не пару часов.
Николас отозвался на вопрос приятеля первым. Мэттью же немного притормозил, ощущая новую волну эмоций, ворвавшуюся на кухню с этим здоровяком. Чувствовать их было донельзя приятно. Эмпату даже гадать не пришлось, где был всё это время Алекс. Его любовь, и без того постоянно присутствовавшая в душе, расцвела с новой силой. Впрочем, эти эмоции можно было заметить и без способностей — у Алекса всё оказалось написано на лице.
— Боже мой, ты такой милый, — несколько восторженно проговорил Мэттью. — И… и влюблённый.
Николас как раз достал чистые тарелки, а Мэттью положил на одну из них достойную такого здоровяка порцию. Кажется, неожиданное заявление мальчишки несколько смутило Алекса, пусть и было произнесено в положительном ключе.
— Прости, просто после всего случившегося так приятно чувствовать такое, — добавил Мэттью, добродушно пытаясь снизить градус неловкости.
Правда, оказалось, что замешательство это было связано по большей части не с самим заявлением Мэттью, а с тем, что Алекс как-то до сих пор не знал о способностях эмпата. Когда тот воздействовал на Уильяма, Алекса рядом не было, да и потом они об этом не разговаривали. Здоровяк был сосредоточен на том, чтобы вытащить детей из леса, окружённого Стражами и их чёртовыми приспособлениями. И на кухню Алекс затем не заходил.
Так что, когда до Мэттью дошло это понимание, он с улыбкой пояснил, почему, собственно, обратил на это внимание, и всё встало на свои места.
Захотелось обнять и этого здоровяка тоже. Просто потому, что тот был таким добрым и милым. И Мэттью даже понимал, что Алекс ничуть не будет возражать против такого действа, но всё же сдержался. Было как-то застенчиво. И, наверное, странно — пришёл такой незнакомый мальчишка из леса и обнимает всех подряд.
Хотя правда заключалась в том, что Мэттью и до того был очень контактным мальчиком. Но с возрастанием способностей эмпата и осознанием, какое влияние он оказывал на людей, Мэттью пришлось ограничить себя в прикосновениях. И теперь ему жутко не хватало даже вот таких простых, ничего не говорящих объятий. А уж после трёх месяцев в лесу, почти наедине с самим собой, Мэттью и вовсе было очень сложно напоминать себе, что это как минимум неприлично трогать всех подряд, едва узнав имя человека.
— Позовёшь братьев? — вместо того попросил Мэттью у Николаса, накладывая на тарелки ещё две порции поменьше.

Накормив всех оставшихся ужином, Мэттью, как и обещал, занялся грязным полом. Физически он ничуть не устал, так что не собирался отлынивать. Только после того, как дом был чист — благо, они затоптали не слишком большую площадь, — Мэттью направился в душ. Николас вовремя выдал ему домашнюю одежду — эмпат уже несколько попривык ходить и спать в одной и той же. Ночью в лесу даже летом не слишком хотелось снимать толстовку.
Билли и Бэкка уже, пожалуй, спали, намаявшись за ужасный день. Да и остальные разбрелись по своим комнатам. Мэттью спать не очень хотелось. После горячего душа, которым он поистине наслаждался после реки, он только взбодрился.
Никому мешать Мэттью не хотел, а потому изначально направился на кухню. Планировал сделать тихонько чай и посидеть в одиночестве, развлечь себя собственными фантазиями. К этому за последние месяцы он уже изрядно попривык. В домике без электричества с заходом солнца ни читать, ни чем другим заниматься он не мог.
Однако в коридоре Мэттью увидел приглушённый свет из кабинета. Поколебавшись, он решил войти. Сквозь дверь он чувствовал эмоции человека, сидящего в комнате. Кажется, это был Николас.
И Мэттью не прогадал. Вежливо постучав в дверь и заглянув в кабинет, он увидел фигуру парня, сидящего за компьютером. Николас предложил войти, и эмпат воспользовался этим предложением, устраиваясь в кресле неподалёку.
Николас заговорил первым, и упоминание о прошлом, вынудившем Мэттью сбежать из родного дома в неизвестность, заставило последнего внутренне поёжиться. Пусть он уже понял за эти месяцы, что всё произошло к лучшему, вспоминать о настоящем предательстве отца было не слишком приятно.
— Всё в порядке, — отозвался Мэттью, посматривая на собеседника. — Мой отец не слишком любил меня и до того, как узнал о способностях. Я… не оправдывал его ожиданий. Я предпочитал музыку, а не спорт, парней, а не девушек.
Эмпат усмехнулся, продолжая поднимать взгляд на Николаса, ничуть не осуждавшего его, и раскрываться всё больше перед ним.
— Так что, можно сказать, мне повезло, — улыбнулся Мэттью. — Я менял его мировоззрение несколько лет.
Как-то вдаваться в детали мальчишка не стал, решив, что Николас и так всё поймёт. Мэттью мог вырасти в сто раз несчастнее, не будь у него способностей. Отец продолжал бы прогибать его под себя, лепить из него свой собственный идеал, портить ему жизнь. Однако силы, пусть и приносили немало плохого сами по себе, помогли Мэттью продержаться почти до совершеннолетия в относительном спокойствии. Теперь же мальчишка стал самостоятельным и мог позаботиться о себе сам. Только было жаль маму…
Заявление Николаса о том, что он забрался в полицейский архив, не вызвало у Мэттью никакого негатива. Его жизнь не была тайной. Ему было всего семнадцать — ещё не успел нажить то, что хотелось бы скрыть от окружающих. Хотя после более подробного рассказа, чем могло быть в полицейском досье, Мэттью улыбнулся шире:
— Но ты мог просто спросить меня об этом, — добавил он с этой улыбкой.
Мэттью не подумал о том, что Николасу, растерявшему навыки общения с малознакомыми людьми, так было проще. Скорее, он решил, что это некоторая проверка. Он ведь и правда свалился на голову Николасу и его братьям, когда те ожидали найти только двоих мутантов. А про Мэттью они ничего не знали, и рассказать он мог что угодно, по сути. Возможно, Николас и не беспокоился по поводу «опасности» мальчишки, но проверить не помешало бы.
— А что случилось с тобой и братьями? — ответно спросил Мэттью.
Не слишком, наверное, хотелось слушать заведомо не слишком приятную историю. У кого из мутантов она вообще была приятной? Однако Мэттью хотелось знать о Николасе немножечко больше, а подобные вопросы… ну, они были уже обыденными для мутантов. У каждого была Своя История о том, как они оказались там, где оказались, и стали теми, кем стали.

И вновь Мэттью слушал ровный в эмоциональном плане рассказ Николаса, чувствуя сожаление, что с братьями случилось такое несчастье. Возможно, Николас искренне полагал, что его собеседнику повезло гораздо меньше. Возможно, он убедил себя, что жизнь могла быть куда паршивее, но… Отчего-то Мэттью казалось, что его история была куда печальнее, чем у самого эмпата. Хотя бы потому, что братьям было что терять.
Им пришлось бросить дом, в котором им было более, чем комфортно жить. Забыть про прежние удобства. Ограничить общение с любящими, несмотря на всё случившееся, родителями. Они уже потеряли слишком много, и каждый день мог отобрать у них оставшееся, ведь, по меньшей мере, Джонатан по новым законам считался крайне опасным.
Мэттью же… Как он уже сказал Николасу — способности только помогли ему прожить несколько лет обычной жизнью. Если бы не они, его существование было бы куда более паршивым. Силы матери уже были на исходе. Она защищала своего ребёнка, как могла, но отец был военным — он привык командовать и управлять чужими жизнями.
Скорее всего Мэттью рано или поздно прогнулся бы под жёсткие требования. Он жил бы чужой жизнью и был бы крайне несчастлив. Так что, убегая из дома, он не слишком-то страдал от того, что терял. Разве что скучал по маме.
Однако Мэттью чётко понимал, что даже в лесу его жизнь была куда лучше, чем могла быть. Чего не скажешь о Николасе и его братьях.
— Бедный Джонатан, — искренне проговорил Мэттью.
Он не стал произносить вслух то, что было на уме. Всё же они не мерялись страданиями, никому это не нужно было. Но в голове так и пронеслась череда мыслей о том, как сильно переживал Джонатан по поводу случившегося. Как считал себя виноватым за то, что последовало следом за его «оплошностью».
— Звучит гораздо паршивее, чем моя история, — всё же заключил Мэттью, когда Николас закончил рассказ. — Но хорошо, что вы с братьями есть друг у друга.
Теперь, правда, эмпат внезапно осознал, что не очень понимает самовольного заключения Николаса в одиночестве в этом доме. Братья — это, конечно, замечательно. Но разве Николасу не хотелось общаться и с другими людьми? Да, он лучше всех знал, какими тварями могут быть эти люди. Но, был же Алекс, был его партнёр Маркус, которого Мэттью ещё не видел, но предполагал, что он тоже был хорошим человеком. Были такие ребята, как Билли и Бекка, в силу возраста не выработавшие в себе дрянной характер.
Можно ведь было не входить в сопротивление, но всё равно общаться с ними, а не только помогать от случая к случаю. Мэттью ещё не забыл тот короткий разговор в машине, когда Уильям чётко дал понять, что Николас не обрадуется людям в доме.
Да, эмпат и в силу характера, и в силу способностей всё ещё был куда более оптимистичен. И добр. Он привык давать людям вторые и третьи шансы, веря, что те могут быть лучше, если захотят. Он привык верить в людей. Наверное, поэтому сейчас Мэттью и не очень понимал решение Николаса. Хотя, может, это было и не непонимание. Может, Мэттью просто слишком сильно хотел, чтобы у этого парня всё было хорошо.
Они продолжили разговаривать на какие-то общие темы, будто знакомились, желая узнать всё больше друг о друге. Мэттью спросил о том, чем Николас занимается в плане работы и почему-то удивился ответу. Честно говоря, почему-то когда Николас говорил про полицейскую базу, у эмпата в голове ни на миг не возникло мысли о том, а как вообще парень взломал её или откуда раздобыл. Теперь всё встало на свои места.
Мэттью рассказал о том, как встретился с Робертом, вещая о мужчине в положительном ключе, несмотря на его пьянство. Потом говорил о музыкальной школе и о том, что пусть его мечта стать певцом не увенчается успехом при нынешних законах, всё же такое образование действительно дало свои плоды. Мэттью выбирался из леса в близлежащие города покрупнее и прибивался к уличным музыкантам. Благодаря эмпатии те с удовольствием принимали мальчишку, а потом делились с ним заработанным.
— Хотя, ещё не всё потеряно, — улыбнулся Мэттью. — Всегда можно стать аналогом Бременских музыкантов. Глостерширские музыканты, новая сказка братьев Гримм.
Он хихикнул, потому что… да потому что вокруг с принятием новых законов и впрямь расцветала очередная история со страниц вышеупомянутых братьев. Тот ещё кошмар.

Мэттью не был настолько наивен, чтобы полагать, что все люди были такими, как Алекс или Маркус. Он-то как раз лучше многих знал, что порой самые близкие люди оказывались тем ещё дерьмом. И так было всегда, мог кто-то понять это через прикосновение или нет. Однако это не было поводом ставить крест на всех и, тем более, на себе, как считал Мэттью. Было ведь немало действительно хороших людей, с которыми Николас не мог познакомиться, потому что заточил себя в уединении.
В общем, Мэттью действительно был куда добрее и доверчивее в этом плане. А ещё ему очень нравился Николас. С ним было приятно общаться, шутить. И улыбка у него была на самом деле очень красивой. Мэттью даже немного гордился тем, что помог Николасу расслабиться до таких пор, что тот, наконец, начал улыбаться.
В какой-то момент в голове даже сформировалась чёткая мысль — не будь они мутантами, Мэттью бы уже сделал шаг навстречу, в романтичном смысле. Попробовал бы понять, нравится ли он Николасу ответно. Но сейчас, в их обстоятельствах, это казалось невозможным. Точнее, нежелательным.
Правда, со временем, проведённым за разговорами мысль эта несколько притупилась. Сказалась и банальная усталость, и симпатия к Николасу, да и возраст Мэттью. Конечно, он уже осознавал серьёзность многих вещей, но ответственность семнадцатилетнего парня — тема довольно размытая, конечно.
Николас поднялся, решив что-то показать собеседнику, и Мэттью тоже встал из кресла. Он заинтересованно подошёл к столу, когда Николас достал какую-то папку, и удивлённо распахнул глаза, увидев, что в ней скрывалось. Понимание, что это работа рук Николаса, пришло быстро — не стал же бы парень просто показывать, какой ему замечательный дизайн набросали. Дом Мэттью и без того уже частично видел.
— Ого, это так здорово, — искренне восхитился эмпат. — Можно мне…?
Вежливо поинтересовавшись, может ли он полистать эскизы, Мэттью аккуратно прикоснулся к бумаге. Конечно, Николас решил показать не только первую страницу, но эмпат всегда спрашивал разрешения и извинялся, как и полагалось воспитанному мальчику.
Мэттью был довольно талантлив в другой сфере, а вот рисовать совершенно не умел. Так что его действительно восхищало умение Николаса. Было что-то особенно поразительное в том, что эти эскизы вышли из-под руки Николаса и обрели плоть буквально вокруг них, в стенах этого стильного дома.
— Невероятно, — улыбнулся Мэттью, произнося ещё один комплимент стараниям Николаса, и посмотрел на него.
Они стояли очень близко, соприкасаясь плечами, скрытыми за безопасной одеждой. Но вот Мэттью перехватил взгляд Николаса, и те здравые мысли, что формировались в голове, довольно быстро затёрлись и потеряли былую значимость. Мэттью нравился этот парень, нравилось проводить с ним так ночь. А ещё он чувствовал ответную симпатию. Это ещё не было какой-то влюблённостью, просто Николас испытывал довольно приятные эмоции, вероятно, тоже наслаждаясь таким простым, но тёплым вечером.
Невольно взгляд больших глаз упал на губы Николаса, на его лёгкую красивую улыбку. Хотелось бы сделать эту ночь ещё более приятной, но…
Мэттью отвёл взгляд как-то слишком торопливо, явно сконфуженно. Мысленно он уже потянулся навстречу Николасу, прикоснулся к нему поцелуем, надеясь, что тот не против. И оттого эмпат, оборвав едва не начатое, ощутил какую-то противную недосказанность.
Захотелось привычно спрятать ладони в рукавах, но рукава одежды, выданной Николасом, едва доходили до предплечья. Мэттью неловко скрестил руки на животе.
— Прости, — также неловко проговорил эмпат, понимая, что Николас слишком хорошо всё это видел, чтобы не понять происходящего.

Мэттью продолжал стоять у стола, бесцельно глядя на его гладкую поверхность. Уходить и оставлять Николаса в привычном ему одиночестве не хотелось. Но неловкость после оборванного момента была довольно сильной, чтобы преспокойно продолжить общение. Так что, когда Николас повернулся к собеседнику, Мэттью всё ещё колебался, не понимая, как ему стоило поступить в такой ситуации.
Николас заговорил, и большие глаза в миг обратили взгляд на него, цепляясь за этот разговор, как за спасательную соломинку. Мэттью молчал, внимательно выслушивая каждое слово, произнесённое парнем. Было довольно больно понимать его. Чувство одиночества, и без того переполнявшее Николаса, достигло эдакого пика.
— Я понимаю тебя, — наконец, проговорил Мэттью. — И понимаю, как ты устал чувствовать всё это, но…
Эмпат поколебался, пытаясь подобрать правильные слова. Наверное, лет через пять, а лучше через десять он бы гораздо более убедительно выразил свою мысль. А заключалась она, по-простому, в том, что жизнь сложная штука и всегда будет полна потерь и разочарований. Мутант ты или обычный человек, чувствуешь ли ты какой перед тобой человек или узнаёшь спустя годы совместной жизни. Избежать этого невозможно. И затворническая жизнь, тем более, в двадцать с небольшим лет — неплохое решение, если оно временно.
Так или иначе, лишать себя возможностей, особенно в таком прекрасном возрасте — глупая затея. О которой потом непременно будешь жалеть.
Только вот Мэттью было всего семнадцать, и великой мудростью жизни он ещё не обладал. Так что сказал просто о том, что было на уме, немного наивно, хоть и от всего сердца.
— Есть и хорошие люди. Возможно, их не так много, как хотелось бы, но они есть.
Снова немного поколебавшись, Мэттью направился к Николасу, усаживаясь рядом на софу и по-простому прижимаясь к нему боком через одежду, как будто они уже были достаточно близки для этого. Однако эмпату казалось, что Николасу сейчас снова не помешала бы человеческая поддержка, а обнимать в таком положении было не очень удобно.
— Люди сейчас чувствуют страх. Много страха. Это не делает их плохими, как ты и сказал. Они совершают ошибки из-за этой боязни, но их можно понять, — тихонько говорил Мэттью, прижимаясь виском к плечу более рослого собеседника. — И разве… разве это одиночество не хуже всех возможных разочарований?
Эмпат приподнял голову, посмотрев на лицо собеседника. Уже, конечно, не так, как в первый раз. Без этого трогательного желания первого поцелуя. Скорее, Мэттью смотрел несколько озабоченно. Наверно, как и полагалось тому, кто в буквальном смысле чувствовал то одиночество, о котором говорил.
— Прости, что так получилось, — чуть позже проговорил Мэттью, отведя взгляд, признаваясь в некоторых ответных вещах. — Ты… мне правда понравился. Очень.
Пусть Николас и не был эмпатом, но зато прекрасно видел в освещении комнаты, что собеседник говорил честно. По крайней мере, Мэттью вряд ли бы смог сыграть это лёгкое смущение от такого признания. Да и голос его звучал тише, как будто эта симпатия была секретом.
— Я не умею контролировать способности, — продолжил Мэттью. — Мне бы не хотелось воздействовать на тебя.
Признаваться в ответ в своих «тараканах» эмпат пока не стал. Опять же, они не мерились своим горем. Да и без того было понятно, о каком воздействии Мэттью говорил. Заявлять напрямую о том, что ему бы не хотелось нравиться Николасу насильно, а потом гадать, искренни ли их чувства или они возникли исключительно из-за желания эмпата, было как-то слишком стеснительно. Не то чтобы Мэттью боялся раскрывать что-то личное, нет. Просто в силу возраста, наверное, испытывал робость рядом с человеком, который ему нравился.

Мэттью действительно недопонял признание Николаса. Точнее, он не захотел понимать причину. В силу характера Мэттью не ждал от собеседника пояснений, почему тот не сделал шаг навстречу, а хотел извиниться сам за то, что дал ложную надежду на простую, но приятную ласку.
Будучи эмпатом Мэттью больше волновала картина в целом. Николас был хорошим человеком, он чувствовал это, и ему не хотелось, чтобы парень продолжал прятаться в раковине этого дома, лишая себя всяких возможностей. И речь шла не только о нём, Мэттью. Опять же, такой, как он, даже помыслить не мог о том, чтобы переубедить Николаса насчёт себя — мол, я не такой, проверь, у нас все может получиться. Мэттью хотелось хоть чем-то помочь этому парню в целом, чтобы тот перестал испытывать столь глубокое одиночество.
Слушать более подробный рассказ о прошлом Николаса было горько. В какой-то момент Мэттью аккуратно положил руку на предплечье собеседника, прикасаясь к нему в поддерживающем жесте через одежду и стараясь выразить таким образом поддержку и понимание. Мэттью не испытывал противной жалости, которую часто чувствовали люди к инвалидам, но ему по-человечески было жаль, что всё это вообще произошло с Николасом. Никто из них не заслужил подобной судьбы.
Однако рассказ о детстве сменился описанием неудач в более осознанном возрасте, и тут мнения Мэттью и Николаса разошлись. Эмпат продолжал хранить молчание, давая парню возможность выплеснуть это недовольство и внимательно выслушивая его. Когда же Николас замолчал, то ли переводя дух, то ли высказав всё, что хотелось, Мэттью мягко проговорил:
— Прости, но… мне кажется, ты заблуждаешься.
Эмпат чуть поёрзал, самую малость отстраняясь от собеседника, только за тем, чтобы без проблем заглянуть в его лицо. Рука продолжала лежать на предплечье Николаса, мягко сжимая того пальцами, словно Мэттью позабыл о том, что держал собеседника таким образом.
— Слушай… Мне жаль, что тебе пришлось пережить такое в детстве. Это всегда несправедливо, — вздохнул Мэттью, вновь пытаясь аккуратно подобрать правильные слова. — Но насчёт того парня… Его ненависть к себе не делает его плохим человеком, это правда. Но она делает его не подходящим именно тебе.
Мальчишка смотрел на Николаса прямо, не отводя взгляда. Возможно, Мэттью зря лез со своим мнением, которое было, разумеется, субъективным. Но отчего-то казалось, что Николасу было бы полезно услышать это мнение со стороны. Мэттью ведь не давал каких-то советов, просто наивно говорил, как видел.
— Я, может, как-то плохо выражаю свою мысль, но… Так ведь происходит всегда, разве нет? Ты встречаешь человека, ты узнаешь его недостатки и решаешь, можешь ли ты с этим жить или этот человек просто не твой, — чуть пожал плечами Мэттью. — Разница лишь в том, что ты узнаешь это быстрее других.
Мальчишка ничуть не считал, что Николас поступает хоть сколько-нибудь плохо или нечестно, узнавая то, что якобы другой человек хотел скрыть. Да, возможно, это было не слишком хорошо по отношению к сторонним людям. Но, если Николас собрался с кем-то встречаться, хотел чего-то больше, чем удовольствие на пару ночей… Наверное, Мэттью был всё же наивен, но он полагал, что в счастливых отношениях не должно быть таких тайн. В счастливых отношениях ни один из пары не должен был строить из себя кого-то другого, подавлять свои черты характера. Они всё равно вылезут наружу, когда надоест казаться лучше, чем ты есть, и для партнёра это может стать неприятным сюрпризом.
Проговорив всё это, уж как мог в свои семнадцать, Мэттью вернулся обратно, бесхитростно прижимаясь щекой обратно, к плечу Николаса. Было приятно просто сидеть вот так вдвоём, в самые тяжёлые предрассветные часы, ощущая тепло друг друга и делить друг с другом боль, которую, наконец, хоть кто-то мог понять.
— Не-ет, — мягко рассмеялся Мэттью, поднимая более весёлый взгляд, когда Николас ответил на его признание. — Не идеализируй меня!
Разумеется, и у эмпата были свои недостатки. Наверное, в своём возрасте он не смог бы их четко сформулировать, однако знал, что идеальных людей не бывает, и он не исключение. Ну, к примеру, ему явно не хватало смелости, или силы воли, или чего-то, что помогло бы противостоять железному характеру отца.  Если покопаться, наверняка, найдётся что-то ещё. И Мэттью не хотелось, чтобы Николас видел перед собой какой-то идеал. Не хотел, потому что… Наверное, потому что эмпат, в отличии от собеседника, надежды не терял. И было бы крайне обидно познакомиться с Николасом ещё ближе, рискнуть прикоснуться к нему и увидеть на этом красивом лице ничего, кроме разочарования.
— Ты просто не нашёл нужного человека, — с улыбкой произнёс Мэттью абсолютно штампованную фразу и сам же первым захихикал от этого.
Мысль была, в целом, верной, но уж больно эта фраза била по ушам и заставляла морщиться. Скрасив таким образом не самую лёгкую тему, Мэттью всё же решил, что пора закругляться. Заканчивать на чём-то отчаянном не хотелось, вот эмпат и пошутил легонько.
Будь они в другой реальности, Мэттью прикоснулся бы аккуратным поцелуем хотя бы к щеке собеседника. Однако они оставались мутантами. Продолжая легко улыбаться, Мэттью прикоснулся губами к плечу Николаса, запечатлев поцелуй через ткань рубашки.
— Нам надо поспать, — решил за обоих Мэттью, наконец, убирая руку и поднимаясь.

Мэттью искренне пытался понять Николаса, насколько позволял возраст, жизненный опыт и дичайшая разница в мироощущении. У них были схожие способности, но всё же они были жутко разными. Однако это не смущало Мэттью. Люди и не должны были быть абсолютно одинаковыми, чтобы нравиться друг другу, верно?
Николас эмпату всё же нравился. Что только стимулировало желание поставить себя на его место, понять его чувства и стать ещё ближе.
Когда Николас отметил, что не нуждается в чьей-либо помощи, Мэттью очень заметно смутился. Пусть собеседник не выказывал какого-то раздражения, мальчишка всё равно воспринял это на свой счёт — зря он высказал собственное мнение. В один момент казалось, что Николасу будет интересно его услышать, в другой пришло запоздалое понимание, что Мэттью влез туда, куда его, в общем-то, не просили.
— Прости, я… ты прав, я не должен был лезть со своим мнением, — неловко проговорил эмпат, хотя позы не поменял.
После такого было куда более неловко продолжать разговор, чем даже после несостоявшегося поцелуя. Это тоже сыграло свою роль в том, почему Мэттью в итоге решил свести всё в некоторую юмористическую ноту. Всегда же проще посмеяться надо всем, чтобы перекрыть неудобную ситуацию.
Николас поддержал его в этом, и мальчишка искренне похихикал над «липучкой». В этом его собеседник был прав и увидел эту не слишком положительную черту характера даже без своего чудо-прикосновения. Мэттью уже говорили о том, что он порой был чересчур навязчив. Склонный к экстравертности и человеколюбию, чего от него ещё ожидать? Тут дело было даже не в нескольких месяцах одиночества в лесу.
— Это сто процентов про меня, — посмеивался Мэттью, всё же выпрямляясь.
Вторую шутку Николас тоже «одобрил», и от его ответа мальчишка прыснул от смеха. Да, фраза про мужика звучала ещё ужаснее и стереотипнее, чем та, которую выбрал он сам. Мэттью едва выдавил сквозь смех: «Именно!».
Судя по выровнявшемуся эмоциональному фону Николаса, недовольства на Мэттью он всё же не держал, и это успокаивало. На этой ноте можно было и отойти ко сну. Тем более, что за окнами уже откровенно светало.
Чуть улыбаясь, Мэттью пожелал доброй ночи Николасу и тихонько выскользнул из кабинета. Несмотря на тяжёлый довольно-таки разговор, на душе было приятно. Они неплохо узнали друг друга, поделились чем-то личным, что порой просто хотелось высказать вслух, хоть разочек. Взаимная симпатия тоже оставила приятное послевкусие. Пусть ещё даже не влюблённость, но вот этот первый интерес, он тоже был очень желанным. Да и эмпат прекрасно ощутил, как понравился Николасу необычный, но нежный поцелуй в плечо. И это тоже было приятно.
Улыбнувшись шире при виде огнетушителя у двери комнаты Билли и Бекки, Мэттью вошёл в свою, смежную, и тут же забрался в кровать. Заснул он быстро, едва укутался в одеяло, да и проспал долго, чувствуя себя в безопасности.
Проснулся эмпат уже почти в обед, когда ощутил, что абсолютно точно выспался. Чуть раньше он немного просыпался, чувствуя, как очнулись ото сна Билли и Бекка и как резко изменился их эмоциональный фон с ровного на напряжённый. Но потом ребята, видимо, покинули комнату. Мэттью перестал их ощущать и снова задремал.
Сходив в свободную ванную и умывшись, Мэттью направился на кухню. Алекс, как и обещал накануне, готовил поздний завтрак. Видимо, все проснулись позже приличного после вчерашних приключений.
— Тебе помочь чем-нибудь? — поинтересовался Мэттью, когда они традиционно пожелали друг другу доброго утра.
Хотелось вновь найти Николаса и провести время с ним, но… Мэттью решил поумерить свой режим прилипалы и оставить парня хоть ненадолго в покое. Тем более, что, скорее всего, с ним сейчас был кто-то из братьев.

На самом деле Мэттью особенно ничего не планировал. Не хотел специально понравиться, не думал, как ему дальше поступать, чтобы развивать отношения с Николасом. Последний ему просто нравился, а в семнадцать лет граница между обычной симпатией и лёгкой влюблённостью зачастую крайне размыта. То есть у Мэттью не возникало такой мысли, что человек может нравиться просто так, и не всегда нужно при этом что-то делать.
Проще говоря, мальчишка не представлял себе их совместное будущее с Николасом, надеясь на некие свидания и развитие чувств. Но и просто сидеть в сторонке, молча симпатизируя последнему, тоже не собирался.
Мэттью хотелось ещё побольше пообщаться с Николасом, провести с ним ещё хотя бы один приятный вечер, чтобы сидеть, как вчера, очень близко друг к другу и разговаривать обо всём на свете. Всё, конечно, осложнялось тем, что сегодня или завтра старшие ребята отвезут Мэттью, Бекку и Билли в «лагерь» сопротивления — Николас не подписывался под то, чтобы детвора оставалась у него жить. Но эмпат не привык унывать. Что-нибудь придумается, и они снова смогут встретиться, если Николас того захочет.
Пока же Мэттью посмеивался над экспрессивными восклицаниями Алекса. После таких и уточнять его происхождение особенно не нужно было, но мальчишка всё равно поинтересовался «итальянством» знакомого. Мешаться Мэттью не стал, но всё же задержался на кухне, интересуясь семьёй Алекса — когда они переехали в Англию и всё такое. Просто было любопытно, как и всем людям.
Хотелось поспрашивать ещё немного про Маркуса, но Мэттью не стал смущать собеседника. Он чувствовал, что Алекс скучал по партнёру, и побоялся, что если отметит этот факт, снова поставит мужчину в неловкое положение своими способностями.
Потом Мэттью оставил итальянца в покое и перешёл в гостиную, где, как оказалось, собрались уже почти все обитатели дома. Кроме Николаса, к небольшому сожалению эмпата. Мэттью подошёл к радостно улыбающемуся Джонатану и сел рядом с ним. Так было безопаснее всего — на такого милого парня эмпат вряд ли мог как-то повлиять.
По телевизору показывали Артура Стрикленда. Его, без преувеличения, знал каждый мутант, и Мэттью не был исключением. Когда отец эмпата смотрел телевизор без присутствия особенного сынишки, он разгорался ненавистью к этому человеку.
Сам Мэттью не считал Артура мессией, но восхищался его смелостью выступать вот так против всей системы. И знал, как много Артур сделал для других меньшинств в стране — этим вопросом Мэттью интересовался ещё до того, как узнал о своих силах.
Когда в гостиной появился Николас, Мэттью обернулся на него ещё до того, как тот подал голос. Почувствовал эмоции ещё одного человека. Повернулся и легко улыбнулся вошедшему, хотя Николас снова хмурился, как вчера, до их интересной совместной ночи.
— Эй, не подслушивай, — шутливо возмутился шёпотом Мэттью, когда повернулся обратно и наткнулся на слишком уж заинтересованный взгляд Джонатана.
Как-то эмпат ещё не привык, что младший из братьев невольно копировал чужие способности и чаще всего, видимо, тех, кто был ближе к нему. Накатила какое-то лёгкое смущение. Вроде ничего прямо особенного при виде Николаса он не почувствовал, а всё равно стало неловко от того, что Джонатан что-то почувствовал.
Школьников же больше интересовал Артур и невольный диалог между Николасом и Уильямом. Эмпат даже невольно вздрогнул от этого синхронного «нет».
— Откуда вы так уверены? — робко уточнила Бекка, которой, видимо, очень хотелось, чтобы Артур был одной с ними крови. Точнее, одной с ними генной мутации.

Мэттью не то чтобы удивился тому, что Алекс оказался настоящим итальянцем, просто ему было по-человечески любопытно. Не каждый же день выдаётся возможность пообщаться с парнем с такой интересной историей! А прошлое семьи Алекса и впрямь было интересным, вот Мэттью и слушал с нескрываемым любопытством.
Сам он, действительно, был не из Лондона. Честно говоря, Мэттью бы затруднился ответить, в каком конкретно городе он родился. По долгу службы отца посылали в разные места и даже страны, так что в детстве Мэттью часто переезжал и менял школы.
Впрочем, о себе эмпат как-то не рассказал Алексу. Ему было интересно пообщаться с итальянцем, но всё же рядом с ним, особенно один на один, Мэттью чувствовал некоторую застенчивость. Алекс был по-настоящему взрослым для семнадцатилетнего парня.
Легче всего Мэттью было найти общий язык с Джонатаном, конечно. Они и по возрасту были близки, и по темпераменту. Возможно, в спокойные времена эмпат подружился бы и с парочкой Билли и Бекки. Но сейчас школьники находились в каком-то перманентном напряжении, и тому, кто чувствовал чужие эмоции, было непросто рядом с ними.
— Слишком много любопытства, — тихо хихикнул Мэттью, ответно «сканируя» Джонатана, продолжавшего как-то нахально улыбаться.
Эмпат тоже, разумеется, ощутил интерес Билли и Бекки касательно Артура и его связи с братьями, спасшими их. Но сам как-то не испытывал такого жгучего любопытства. Осведомлённость братьев объяснялась, как казалось Мэттью, всего парой причин: либо они просто хорошо знали Артура (может, тот был связан с сопротивлением или вроде того), либо они были родственниками общественного деятеля.
Когда же выяснилось, что второй вариант оказался верным, Мэттью не испытал какого-то wow-эффекта. Билли и Бекка вот сидели с круглыми, как у совят, глазами, не в силах поверить, что их выручили из беды сами племянники Стрикленда. А Мэттью… Может, он подсознательно, конечно, припомнил разговор с Николасом. Тогда он тоже не сильно удивился тому, что парни обладали громким именем. Новые законы одинаково дерьмовы для всех.
— Ещё и болтушка, — прошептал вместо участия в разговоре Мэттью Джонатану и мило улыбнулся, легонько щипая того куда-то за бок.
Младший из братьев не остался в стороне. В конце концов, они были едва-едва входящими во взрослую жизнь мальчишками. Правда, в процессе этого лёгкого дурачества Джонатан перехватил Мэттью за руку. То ли не зная, что силы эмпата работают не только как сканер чужих эмоций, то ли забыв об этом.
Мэттью ощутил, как в душе расцветает приятное щекочущее чувство. Такое тёплое, что не хотелось избавляться.
— Ты что творишь? Остановись! — снова захихикал тихо Мэттью, выдёргивая руку.
Он ничуть не был обижен на Джонатана за такое воздействие. Да и тот не успел сделать ничего прямо серьёзного. Мимолётное влияние постепенно сойдёт на нет. Было, скорее, интересно, а что вообще Джонатан хотел сделать? Мэттью предполагал, что его приятель не планировал воздействовать на него вообще, но что-то же было в его голове в тот момент.
— Что ты вообще хотел сделать? — зашептал с улыбкой Мэттью, пытливо вглядываясь в столь же дурацкое выражение лица Джонатана. — Ты меня в себя чуть не влюбил!
Первой мыслью было то, что Джонатан по неопытности перепутал дружбу с любовной приязнью. Вроде как думал о том, как бы подружиться с Мэттью, понравиться ему, но вот это «понравиться» сработало не в ту сторону. Но что-то подсказывало эмпату, что Джонатан думал совсем не о том, как бы обзавестись новым другом. С этим у него проблем вроде бы не наблюдалось.

Как Мэттью и предполагал, Джонатан совершенно не понял, что начал влиять на собеседника через прикосновение. Да и откуда ему было знать? Эмпата он встречал первый раз в жизни, всех их особенностей не знал. Да и чувства считывал ещё не очень умело, чтобы сразу распознать, как меняется эмоциональный фон приятеля после прикосновения к коже. Собственно, поэтому Мэттью и продолжал хихикать, не испытывая негатива из-за случившегося.
Мальчишка, в целом, относился к эмоциям гораздо проще окружающих, что было вполне себе объяснимо. Если бы он постоянно чувствовал вину за то, что невольно анализирует других людей, давно свёл бы себя с ума. Вот и на распознавание собственных ощущений не обратил особенного внимания. Было немного неловко, но лишь из-за того, что Джонатан был братом Николаса. Всё же никто не рассказывает о первой влюблённости сразу родственникам.
Да и эта неловкость вскоре прошла. Джонатан и впрямь был очень хорошим парнем, с ним было весело даже вот так глупо дурачиться.
Правда, в какой-то момент что-то пошло немного не так. Предположение Мэттью о мыслях Джонатана в тот миг, когда они соприкоснулись, оказалось неверным. Понимание, чего подсознательно хотел приятель, пришло буквально за секунду до того, как Джонатан решил это озвучить. В своей манере — громко, ничуть не скрываясь от остальных.
— О боже, Джонатан! — воскликнул Мэттью, пряча на пару секунд лицо за ладонями.
Он всё равно улыбался, осознавая, какой нелепой стала ситуация. Джонатан настолько заинтересовался зарождающимися чувствами Мэттью к Николасу, что невольно подумал о какой-то любви между ними. Вот и «подарил» собеседнику частичку этих чувств, не понимая, что силы так совершенно не работают.
— Ни капельки, — моментально вынырнул из своего укрытия Мэттью, повернувшись к Уильяму, решившему прокомментировать ситуацию. — Он ворует мои способности и… и раздаривает тут влюблённость кому ни попадя!
В какой-то момент в это веселье подключились и Билли с Беккой, расслабившись до таких пор, что тоже начали посмеиваться над ситуацией. Бекка следом заинтересовалась способностями Джонатана — вчера она была не в том состоянии, чтобы поспрашивать парня об этих удивительных силах, о которых никогда не слышала.
Мэттью огляделся, но Николас уже куда-то ушёл, мальчишка даже не заметил, как удаляются все чувства с ним связанные. Отчего-то это немного кольнуло сердце. Не в том плане, что Мэттью ощутил себя виноватым, просто… Было в этом тихом уходе что-то тоскливое. Очень характерное для парня, не считающего даже столь глубокое одиночество чем-то плохим.
— Не произноси ни слова, — предупредил Мэттью Джонатана, выставив перед ним указательный палец.
Разумеется, активный парень заметил, как Мэттью крутит головой. И тут уж не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кого он высматривает.
— Идите есть, — столь же предупреждающе повторил Мэттью, добавив Джонатану ещё и характерный взгляд, поднимаясь с дивана.
Алекс, в целом, поспособствовал порыву эмпата. Он вышел из кухни, приглашая ребят на завтрак, и Мэттью, пробормотав что-то о том, что скоро подойдёт, скользнул дальше по коридору. Гадать, где сейчас мог быть Николас, не пришлось. Что-то внутри подсказывало, что Мэттью сможет найти его там же, где нашёл прошлой ночью.
Мэттью вновь тихо и вежливо постучал, прежде чем открыть дверь и, не дожидаясь разрешения, зайти в кабинет. Николас был там, за тем же самым столом. Разве что теперь в комнате было светло не из-за электрической лампы, а благодаря естественному свету.
— Почему ты снова прячешься? — поинтересовался мягко Мэттью.
Он закрыл за собой дверь, постоял пару секунд, прижавшись к ней лопатками, а затем прошёл вглубь комнаты, чтобы вновь усесться на кресло. Эмпат чувствовал раздражение Николаса, но решил не спрашивать о нём. Да, возможно, Николас тихо злился на него по какой-либо причине, но… Как показывала практика, люди злились сильнее, когда их спрашивали о чувствах, о которых они не хотели говорить. Так что Мэттью привычно сделал вид, что совершенно ничего не замечает из эмоций собеседника.

Сегодня, к слову, Мэттью не испытывал ни малейшего раздражения к Уильяму и его шуточкам. Атмосфера в доме была расслабленной, им не нужно было ни от кого бежать по тёмному лесу, когда за отсутствием доверия юмор Уильяма казался неуместным. Поэтому эмпат только посмеивался и шутил в ответ:
— А ты что, ревнуешь после вчерашнего? — миленько поинтересовался он, подперев щёку ладонью.
Теперь, правда, пришлось пояснять Джонатану, который отсутствовал в тот момент, что Мэттью имеет ввиду. Ожидаемо, младший брат развеселился и из-за такого воздействия на Уильяма. Видимо, это стандартная прерогатива младших братьев — смеяться над старшими, едва появится возможность.
При дальнейшем разговоре братьев Мэттью уже не присутствовал, потому и не знал о коварных своднических планах. Честно говоря, даже и не думал, что вызовет своей симпатией такой неподдельный интерес.
Он шёл к Николасу даже не потому, что хотел ему как-то понравиться сильнее. Просто доброе сердце не позволяло оставить парня в одиночестве. Возможно, Николас действительно считал, что так для него лучше. Возможно, его в какой-то момент начнёт раздражать навязчивость Мэттью. Однако последний просто хотел, как лучше. И когда старший брат вот так молча уходил и прятался, это не вписывалось в рамки этого «лучше».
— Точно, — мягко улыбнулся Мэттью, усаживаясь в кресло в кабинете.
Как уже было сказано, ложь эмпат не распознавал, если человек не нервничал при этом. Николас не испытывал каких-то особенных эмоций, проговаривая причину, по которой вновь предпочёл одиночество компании, собравшейся внизу. Но Мэттью почему-то всё равно ему не поверил, хотя и не стал об этом говорить.
Чуть позже пришло понимание, почему всё же слова Николаса показались обманчивыми. Внизу ведь собрались его братья и друг. С Мэттью, как показала вчерашняя ночь, парень тоже вполне свободно общался и шутил. Незнакомыми совсем оставались только два школьника, и вряд ли Николас как-то стеснялся этих пятнадцатилетних ребят.
Настаивать Мэттью всё равно не стал. Вчера Николас чётко дал понять, что не хочет, чтобы хоть кто-то вмешивался в его выбор жить так. Однако это не мешало эмпату немножко насаждать своё общество. Не потому, что он не оставлял попыток немного социализировать Николаса, а просто потому, что хотел провести время с тем, кто вызывал симпатию.
— Может, — немного смущённо проговорил Мэттью, посматривая на ряд книг в шкафу, — мне бы хотелось позавтракать с тобой.
И, разумеется, как полагалось воспитанному английскому мальчику, добавил:
— Если ты не возражаешь.

Прямо специально ставить Уильяма в неловкое положение Мэттью и не пытался. Они просто шутили в свойственной всем британским мальчишкам манере. Это вчера все были на нервах, вот и не сошлись по чувству юмора. Сегодня же никакие факторы не отвлекали от того, чтобы просто весело провести время, немного подтрунивая друг над другом.
Так что в ответ на фразу Уильяма Мэттью только захихикал. Он сделал жест рукой, будто поймал посланный поцелуй в воздухе и приложил ладонь к щеке. Почему-то эта миниатюра особенно развеселила Билли.
Бекка была менее довольна продолжавшимся разговором, считая, что такие шутки звучали несколько оскорбительно для девушек. Но об этом Мэттью уже тоже не узнал. Он довольно резко поменял атмосферу с расслабленно-весёлой на ту, что царила в кабинете Николаса. Наверное, ещё поэтому Мэттью продолжал легонько улыбаться, несмотря на все эти отстранённо-вежливые фразы, которыми одаривал его Николас.
Парень напоминал оборотня. Ночью один человек, днём — совершенно другой. Словно забыл все их приглушённые разговоры и осторожные прикосновения. Или очень пытался забыть о том, как допустил трещину в своей колючей броне.
Только вот эмпата этими фразами было не обмануть. Мэттью не чувствовал раздражения, отторжения или иного нежелания общаться. Он всё так же ощущал ту приятную ответную симпатию, что позволяло сделать довольно правильные выводы. Николас насильно ограничивал себя. То ли крепко держась за привычный быт, то ли испытывая лёгкий страх по тем причинам, которые озвучивал ночью — не желая разочароваться.
— Почему ты решил, что мне хочется и дальше веселиться? — с той же улыбкой поинтересовался Мэттью.
Нет, эмпат понимал, что его попытались вежливо отшить, но не собирался тут же отступать. В конце концов, если Николас твёрдо решил, что не хочет общаться с Мэттью и дальше, то пусть скажет об этом прямо. Вот это вежливая попытка решить самому, как будет лучше для собеседника — полная туфта.
— Вау, — протянул Мэттью на вторую фразу Николаса, подпирая щёку ладонью и улыбаясь значительно шире. — Не думал, что ты прыщавый девственник в очках.
Так и напрашивалось совершенно другое, одно и куда более ёмкое слово, но Мэттью всё же не хотел оскорбить Николаса. Он только отметил, что такие надежды на интернет и общение через сеть возлагали обычно… да задроты, по-другому не скажешь. Так что от такого красивого молодого парня подобных фраз ну совершенно не ждёшь.
Да, Мэттью понимал, что любые их отношения были тем ещё удовольствием. Была проблема с прикосновениями, была проблема с проживанием и множество других проблем. Но, правда, заменять живое общение интернетом? Когда рядом с тобой сидит парень, которому ты явно симпатичен (а Мэттью вчера открытым текстом осмелился об этом заявить)?
Наверное, Мэттью могла бы даже прийти мысль о том, что же в нём было не так, чтобы его вот так хотели заменить на компьютер. Но мальчишка оставался эмпатом. Да и не был склонен к уничижению собственных достоинств, чтобы считать себя виной всему.

На самом деле Мэттью был не сколько прилипчивым, сколько упрямым. Донельзя упрямым мальчишкой. И если бы в нём преобладали отрицательные черты характера, которых так опасался Николас, это сделало бы эмпата тем ещё засранцем. Он мог бы стать чертовски мстительным, упорно достигая своих целей. К счастью, Мэттью умудрился вырасти, в целом, хорошим парнем, несмотря ни на что. Так что теперь досаждал своим упрямством в довольно-таки полезных делах, что бы ни думал Николас.
— Да-а, точно, — снова протянул Мэттью с подобной интонацией, ярко показывающей его отношение к подобной лжи. — И мужика хорошего не было, помню.
Разумеется, эмпат не поверил в заявление о девственности Николаса. Это вообще звучало очень тонкой шуткой, вот Мэттью и отреагировал соответственно.
Что бы Николас о себе не думал, но у Мэттью были глаза и своя голова на плечах. Он видел перед собой действительно красивого парня. Высокого, по-английски голубоглазого, с острыми скулами и очаровательной улыбкой (не сейчас, но Мэттью ещё не забыл вчерашней ночи). А, как эмпат, он так же видел, что парень этот был неплохим. Со своими проблемами и заскоками, но те не определяли его, как личность.
— То есть, — показательно задумался Мэттью, — со всеми парнями, о которых ты мне вчера рассказывал, у тебя были чисто платонические отношения, так?
На лицо вернулась широкая улыбка истинного чертёнка.
— Так это же замечательно! — неожиданно воскликнул эмпат. — То есть проблема с прикосновениями решена. Тебе оно так даже привычнее.
Со всё тем же бычьим упрямством Мэттью поднялся на ноги, безапелляционно подходя к Николасу и перехватывая его за закрытое одеждой предплечье.
— А раз проблема решена, пойдём уже завтракать.
И да, голос эмпата был очень мягким и милым, но тон как будто не оставлял других вариантов, кроме как согласиться.
— Никогда этого и не отрицал, — улыбнулся в ответ на очередное признание «липучкой» Мэттью, буквально вынуждая собеседника подняться.
О Маркусе мальчишка говорить ничего не стал. Не знал, как обстоят дела в доме этого знакомого пока только заочно мужчины. Да и пока это было не важно, Мэттью одержал мини-победу, заставив Николаса выйти из эдакой зоны комфорта и разделить-таки завтрак на двоих.
На хихикающих Уильяма и Джонатана эмпат постарался не обращать внимание, хотя так и тянуло сказать, что он мог заставить их плакать, как девчонок. Обоих сразу, чтобы не были такими жутко любопытными сплетницами. Но Николас еле-еле соизволил спуститься, не хотелось бы его спугнуть очередными весёлыми глупостями.
Зато Мэттью тоже охотно посмеялся в полголоса, когда Алекс услышал имя любимого и как собачонка тут же побежал на голос. Это выглядело ужасно мило, но вместе с тем забавно. Вот ведь повезло с отношениями.
Так на кухне, собственно, остались одни только Николас и Мэттью, что, в целом, устраивало их обоих. Вряд ли они бы вообще смогли бы поговорить, будь за столом кто-то третий. А так Мэттью вновь завёл совершенно сторонние разговоры, спрашивая о том, где Николас учился рисовать и рисует ли он что-то кроме интерьеров, как давно знает Алекса, какую музыку любит — в общем, самые обыкновенные темы, которых было немало.