Николас действительно умело давил на верность. Пожалуй, Уинфред бы сказал со своей стороны, что парень грамотно сочетал некую щедрость со страхом, который внушал почти каждому. Даже если тот был не откровенным, а потаённым, он всё равно был. Джеймс был человеком, которого запугать было крайне сложно, но и он был на крючке у Николаса и осознавал все риски, удумай он изменить хозяину.
А дело всё было в родственниках, точнее, в основном, в одном брате. Второй брат по старшинству помер несколько лет назад от болезни. Третий был на войне. Сестру Уинфред пристроил замуж. За человека небогатого, разумеется, зато хорошего. И оставался у Джеймса на попечении самый младший, совсем ещё юный, о котором Уинфред заботился почти, как о собственным сыне, ведь достался он ему совсем ещё младенцем.
Разумеется, от Николаса не укрылась эта информация в те времена. И он действительно помог Джеймсу, пристроил пацана во вполне себе приличную школу, давая ему возможность несколько лучшей жизни.
Вот только поначалу Уинфреду эта помощь совсем не пришлась по душе. Он никому не доверял в силу своей жизни. И уж, конечно, не было доверия к Николасу на первых порах. Так что для Уинфреда это значило только одно — Николас знал не только о существовании Фрэнки, но и о том, где теперь обитал этот пацан. И Джеймс был абсолютно уверен, у этого хватило бы жестокости воспользоваться этим, если старший из братьев удумает предать.
В целом, с годами это осознание не поменялось. Просто Уинфред перестал даже думать о том, чтобы перекинуться к другому «хозяину». Зачем кусать руку, которая тебя кормит? Тем более кормила она, как уже было сказано, очень недурственно.
В общем, сейчас Джеймс об этом уже и не думал. Работал себе и работал на Николаса. Тем более, сейчас вон как интересно вышло. Тут уж не до мыслей о каком-то там худощавом хромом парне, когда в постели лежал очень даже симпатичный доктор.
Проснулся Джеймс также по будильнику, но выскочил из кровати совсем не так скоро, как этот самый врач. Он в целом казался более медлительным и каким-то неповоротливым рядом с шустрым Майклом. Хотя последний уж точно знал, что вся эта неторопливость быстро сходила на нет, если нужно было с кем-то разобраться.
Уинфред поднялся и натянул лишь нижнее бельё, направляясь следом за Майклом в смежную комнату. Правда, вместо умывания Джеймс предпочёл заключить доктора со спины в медвежьи объятия и по-простому уткнуться к него носом, чтобы вот так постоять немного. Не лишним было бы напомнить, что Майкл нравился Джеймсу ещё до сей ночи, а теперь-то уж и подавно, знаете ли, покорил бандитское сердечко. А на слова Уинфред был не силён.
Правда, они всё равно перекинулись парой слов. Хотя бы потому, что Майкл молчать не мог даже с раннего утра. Но потом он усвистал дальше, одеваться и делать вид перед прислугой, что ночевали они порознь и вовсе законов не нарушали никаких. Джеймс же неторопливо умылся, чтобы дать тому время как раз, и преспокойно оделся в ту же самую одежду, что собрал с пола. Другой-то и не было, да и не был бандит таким изнеженным.
После завтрака ушёл, не произнеся, пожалуй, и десятка слов за всё утро. Почесал по делам своим бандитским, а мыслишками-то всё равно к Майклу возвращался. Вроде как они не обсуждали последующие встречи и всё такое. Но вроде Майклу всё понравилось и не должен был он быть против повторения.
Но, помним, Уинфред к не одноразовым отношениям не привык. Так что вечером опять колебался. То ли пойти удостовериться, что доктор не нашёл новых приключений на свой округлый зад, то ли остаться дома и не надоедать Майклу. Виделись же вот только с утра. Джеймс со своей бандой так часто не виделся.
А потом как-то оно так получилось, что Уинфред обнаружил себя, бредущего по уже достаточно позднему вечеру к дому Майкла. Ноги сами туда пошли и хрен их остановишь, ей-богу! Да и сознание вот как будто отключилось, а потом включилось, когда он уже был почти на месте. Ну не сворачивать же обратно, правильно?
Когда Майкл открыл дверь, явно ожидая увидеть каких-то раненых бандитов, к своему удивлению увидел только одного и вполне себе здорового.
— Так… что там насчёт выпадения органов из разных мест? — вместо приветствия проговорил Уинфред и даже немного улыбнулся.

Майкл этого ещё не знал, но его широкоплечий поклонник пошёл на дорожку кривую и бандитскую не по воле своей. И, наверное, это играло немалую роль в становлении его характера. Джеймс ведь был довольно не злобливым человеком. Специально жестить ради какого-то извращённого удовольствия никогда бы не стал.
Это не делало его человеком хорошим. Нет, Уинфред был далёк до этого звания. Однако, несмотря на всё, что он творил на улицах и под покровом ночи, с человеком ему симпатичным грубости не приемлил. И действительно мог быть внимательным и заботливым, как был в своё время с младшими братьями и сестрой, которые нуждались в нём.
Кроме того, как уже было сказано, Джеймс был не так чтобы богат на слова. И не потому, что был совсем уж необразованным (хотя в сравнении с Майклом он, конечно, не то что отставал, а в целом был не образованнее бревна на дороге). Просто не привык болтать почём зря. В детстве работал руками, потом вон начал зарабатывать кулаками. Для этого всего общительность была совершенно не нужна.
Зато вот умел показывать всё делом. И телом, как бы это вульгарно не звучало, но речь сейчас не о низменном. Уинфред, как уже заметил Майкл, и обнимал, и целовал. Да, делал и это довольно топорно, безо всяких экивоков, но уж имели, что имели.
А если немного не о романтичном, то помимо не болтливости была у Уинфреда и ещё одна черта, которую очень ценил тот же Николас. Джеймс отлично умел слушать. Вот по этой каменной морде, жующей завтрак, и не скажешь, что слышал он каждое слово. И запомнил. И даже успел подумать о том, какая, быть может, полезная штука этот самый хлороформ. Только думал совсем не про медицинские цели.
Ну да ладно, вернёмся к делам сердечным. Вечером Уинфред, как уже было сказано, образовался на пороге дома Майкла, а тот снова возьми, да окажись не против. Наверное, Джеймс уже и удивляться устал. Хотя мысли о том, что может быть симпатичен доктору ответно, как-то не допускал. Даже звучало смешно.
Пока, конечно, Уинфред не задумывался о дальнейшем. Они всего лишь пару ночей проводили вместе (и Джеймс был убеждён, что для Майкла это ничего не значит; просто очередное увлекательное приключение). Но, пожалуй, на подкорке сознания всё равно было нечто несформированное, что гласило о том, что ничего серьёзного между ними с доктором и быть не может. Даже не столь потому, что трезвый рассудок вещал — да кому вообще сдалось такое отребье, как Джеймс. И даже не потому, что это было запрещено законами.
Просто… Это вон Николас преспокойно мог шастать везде со своим пацаном. Кто ему что скажет? Да и Уинфреду бы ничего не сказали и не сделали, реши он быть с кем-то из таких же бандитов или уличных отбросов. Даже бобби бы не обратили особого внимания. Им оно надо, связываться с теми, кто явно тебя прирежет в случае чего?
Так вот, Майкл был, как уже много раз было сказано, человеком порядочным. У него была эта самая. Репутация, вот. Ему ну никак нельзя было якшаться с такими, как Джеймс.
Но сейчас этим мыслям попросту было некогда прийти в голову. Уинфред смотрел на то, как смеялся Майкл, и всё остальное, как бы это сопливо не звучало, теряло всякий смысл. В том плане, что ничего больше ни делать, ни даже ни о чём думать не хотелось. Да и не нужно было, пожалуй, этой ночью.
— Ну, женщины мне никогда и не нравились вообще, — хмыкнул Джеймс, отрываясь от стены и заходя внутрь дома уже без особого приглашения. — Так что я ничего не теряю…
Правда, рассказать Майкл всё равно пока ничего не успел. Был безапелляционно зацелован своим быком, вырваться из объятий которого было, как доктор уже понял, невозможно. А там всё снова пошло и как по маслу, и буквально по маслу.
И снова по каким-то невероятным причинам Уинфред остался в постели Майкла на всю ночь. Хотя снова порывался уйти, типа приличный. Но во сне приличия тоже дали сбой, и проснулся Джеймс не только от будильника доктора, но и от шевелений самого доктора прямо под его татуированной тушей. Сам Уинфред притом вообще не помнил, как придавливал того своим весом. Да и не мог знать, что имеет такую тенденцию.
Так что с непривычки быстро же и слез. Даже хмурился немного, знаете, как будто виновато, хотя извиняться и не спешил.

Уинфред как-то и не думал, что ему стоило бы скрывать свои предпочтения. То есть он прекрасно знал и про законы, и про отношение общества к содомитам в целом. Только вот его это всё никоим образом не касалось.
Стоило только посмотреть на эту плоховато выбритую физиономию, и всё становилось ясно. Во-первых, ни бобби, ни уж тем более простым горожанам совершенно не хотелось связываться с такой личностью. В это они с Николасом были даже схожи. Люди обычно думали в стиле — да пусть хоть младенца непорочного душат, лишь бы ко мне не приближались.
Во-вторых, обычно (и в этом Майкл уже и сам убедился) никто в здравом уме и не подумал бы на Джеймса в этом голубом ключе. Даже если кто-то и видел эти знаки, подаваемые в парках, скорее человек бы решил, что этот бугай хочет прирезать какого-то педика где-нибудь в укромном уголочке.
Так что Уинфреду особо скрываться и не требовалось. Но и трезвонить об этом на каждом углу смысла не было никакого. А тут Майкл сказал, Джеймс честно и прямо ответил. Доктору-то что от этой информации. Для него то, что этот громила спал с мужчинами, явно не было новостью. Он и сам с ним как бы спал.
Вторая ночь прошла ещё лучше первой, что, в целом, было логично. Оба уже совершенно точно избавились от этих удивлений и открытий, знали, чего ждать и всё такое. Так что просто наслаждались плотскими удовольствиями, пока не выдохлись.
А с утра Майкл заставил непробиваемую тушу рядом если не рассмеяться, то хотя бы усмехнуться своим неожиданным заявлением. Джеймс пока ещё мысли в кучу не собрал, пытаясь осмыслить, каким это макаром он оказался на докторе сверху, а тут такое.
— Да-а, я такой, — протянул ещё совсем сонно Уинфред с этой самой усмешкой. И чуть медленнее, чем шустрый доктор, выбрался из кровати.
Потом они встречались снова и снова. И если на третью ночь Джеймс ещё испытывал какие-то очередные сомнения — уже в стиле «а не зачастил ли я», то на четвёртую забил на это. Майкл был определённо не прочь увидеться с ним. А если оба были только за, то и зачем ограничивать себя в чём-то. Хотя в один из приходов Уинфред и пошутил на этот счёт, как всегда с непробиваемой мордой лица:
— Ты же в курсе, что можешь отказаться? — хмыкнул он у порога, получив очередной не двоякое предложение войти. — Возможно, тебе даже за это ничего не будет.
А про Нору бандит даже как-то и не думал. Майкл успел ему рассказать, что служанку прислал Николас вместо той девушки, что была раньше (да, они ещё и разговаривали). И это как-то заставило выбросить служанку из головы. Донеси Нора кому-то что-то, что могло бы навредить криминальному доктору… В общем, Николас никогда не делал каких-то половых различий между людьми, которые пытались ему вставить палки в колёса, скажем так.
Воскресенье, и впрямь, началось удивительно. Хотя бы потому, что не по будильнику. Впрочем, не сказать, что Джеймс спал шибко дольше. Солнце поднялось (ну, где-то там, за пасмурным осенним небом), да и Уинфред следом за ним через часик-другой. Правда, из постели так и не выбрался. Майкл оказался шибко активным и каким-то особенно ласковым что ли с утра, когда ему не нужно было бежать в больницу.
У самого Джеймса выходного не было. У него, в целом, не было выходных. Потому что какой-то конкретной работы не было. Следи за порядком на вверенных территориях, да и дело с концом. Ну, понятное дело, исключая конкретные задачи по выбиванию денег, наказанию виновных и прочих конкретных поручений Николаса. Сегодня таковых ещё не поступало, поэтому Уинфред тоже вполне себе лежал и никуда не торопился.
Смотрел вот только на Майкла как-то очень странно, когда тот внезапно заявил про бордель. И вроде бы понятно, что доктор явно не за утехами туда собирался, а ухо всё равно как-то неприятно резануло. Хотя бы потому, что Уинфред не сразу-то и сообразил для чего конкретно в такие злачные места собирался Майкл.
— Я провожу, — кратко, впрочем, как обычно, отозвался Джеймс на новость, когда лицо его подрасслабилось после пояснения доктора.

Джеймс как-то не думал о Норе в таком ключе. Она была служанкой. Ей было ни к чему портить репутацию Майкла, если она хотела продолжать работать на хорошего человека. А то, что она сама в глазах доктора была частью этой самой репутации, Уинфред как-то и не думал. Примерно та же ситуация, как если бы Николас считал Джеймса частью репутации — смешно же. Кого вообще в этом мире интересует, что думают люди, которые на тебя работают? Работают и держатся за свою работу, что немаловажно.
К тому же, как уже было сказано, все плюс-минус приближённые знали о предпочтениях самого Николаса. Так что Нора вряд ли бы удивилась ещё одному содомиту.
В общем, Джеймс не волновался. Конечно, на улицах он бы не стал подставлять Майкла. Да и дома всё же следовал правилам доктора, старательно изображая, что ночевал в гостевой комнате (когда сам Майкл не забывал об этом, конечно). Но относился ко всему гораздо проще, что, учитывая его статус, было не удивительно.
Что касается же их банды крышевателей… Ну, да, пожалуй, Уинфреда можно было назвать главарём. Изначально их было двое друзей: Уинфред и Джо. Оба участвовали в уличных боях, поэтому когда первому «повезло» пробиться повыше в криминальном мире, он потащил друга за собой. Потом встретили Брайана много-много лет назад, и у них образовалось трио. К этому трио и прибивались потом остальные из отребья, ну или парни агитировали более знакомых и проверенных.
Но Николасу, понятное дело, как работодателю, было удобнее вести дела с одним из банды. Не стал бы он по каждому вопросу вызывать всех этих бандюков. И почему-то так сложилось, что из их троицы с Николасом стал общаться именно Джеймс. Наверное, потому что Джо откровенно опасался Ворона. А Брайан…
Скажем так, Николасу крайне нравилось привлекать этого жестокого ублюдка, когда требовалось заставить кого-то страдать в бесконечной прогрессии. Он и сам, конечно, неплохо с этим справлялся, но Джеймс вот уже знал, что терпение у Николаса заканчивалось гораздо быстрее. А вместе с этим терпением заканчивалась и жизнь страдальца. Брайан же был куда-а более, кхм, усидчивым.
В общем, исполнителем парень был непревзойдённым. А вот «руководителем» быть и не стремился. Принимать какие-то самостоятельные решения ещё. Так что оставался Джеймс, поэтому, вероятно, Майкл и считал его главарём.
Впрочем, в одном доктор был прав — ни один из этой троицы «основателей» доктора ещё не сопровождал. Работёнка-то не шибко хитрая, справился бы любой достаточно устрашающей наружности и могущий кулаки почесать. Но сейчас Уинфред как-то не хотел отдавать Майкла на попечение какого-то другого парня. Вот сама мысль не нравилась. Сам не понимал почему. Да и зачем, если вот они уже были вместе, и Уинфреду никуда было не нужно. Может и с доктором сходить.
— Это потому что я очаровательный, — невозмутимо отозвался Джеймс на шуточку Майкла ответной.
На улице, как уже было сказано, Уинфред никаких поползновений не делал. Шёл себе и шёл рядом, помалкивал (как обычно). Только раз вытащил руки из карманов, когда поздоровался с каким-то охренительно высоким итальяшкой. По сравнению с Джеймсом и Майклом парень был просто гигантом, аж пришлось голову задирать.
— Соседи наши, — пояснил Уинфред заинтересовавшемуся доктору. — Крышуют курильни здесь неподалёку.
В целом, Джеймс знал больше информации, конечно. На кого они работали, например. Или почему они хоть и были конкурентами, в конфронтации не вступали. И про арендованные у Николаса территории знал. Но зачем эта информация Майклу? Джеймс вообще был не склонен болтать о делах «хозяина», что тоже было несомненным его плюсом. Хотя Уинфред и считал этот соседний криминальный район сущим национальным безобразием.
Потом дошли до «Гнезда», да и зашли вместе. Конечно, Джеймс не стремился афишировать, что они тут с доктором устроили неделю Содома. Но в их совместном визите не было ничего удивительного и подозрительного. Майкл собирался наведаться в бордели, а Уинфред вполне мог пересечься с доктором на улицах, да вот, пойти к нему в сопровождение. Они же знали друг друга, так почему нет.
В доме Николаса первым они встретили вовсе не хозяина. Уже как-то даже привычно на глаза сперва показался шустрый малец, у которого по мнению Джеймса было чрезмерно много энергии. Как будто если тот остановится и присядет, у него сердце остановится с непривычки. И находил это забавным. Потому что сам Николас, ну… даже если не брать в расчёт ногу, совершенно не был торопыгой.
— Привет, — очаровательно улыбнулся пацан своим мелодичным голоском, рассматривая Майкла с какой-то детской непосредственностью. — А я тебя тоже. Мэттью.
Потом парень перевёл взгляд на Уинфреда, которого уже знал, и улыбнулся куда более задорно. Как будто подзабыл, что изображал из себя милейшее существо при незнакомом Майкле. Но, как полагал Джеймс, делал это воришка неосознанно. Привычка.
— И тебе привет, здоровяк, — добавил он. Джеймс чуть кивнул, но быстро перевёл взгляд за его плечо.
Джеймс не был романтиком или каким-то ценителем искусства, но всё же он находил каким-то опасно красивым это зрелище, которое наблюдал уже несколько раз. Когда перед тобой стоит совсем юный мальчишка, действительно милейший лицом, с этой улыбочкой и огромными глазами, а из-за его плеча вырастает больше тень, нежели человек. Красивый контраст.

А Уинфреду вот вообще не наскучило слушать Майкла. Во-первых, образованного человека всегда интересно послушать (ну, если ты не тупорылый ирландец, конечно). Во-вторых, Майкл рассказывал какие-то очень забавные истории, да так, что Джеймс их понимал, хотя в медицине вот ни капельки не смыслил. Да и дополняли они друг друга грамотно. Уинфред вот был парнем молчаливым, на слова скупым. Ежели бы оба они молчали всю дорогу, то какой в этом интерес-то бы был?
Другой вопрос, что интересного находил в Джеймсе сам Майкл? Наверное, ничего, как предполагалось первому. Ну окромя физической части их встреч. Так что и болтал-то, пожалуй, просто, чтобы время как-то скрасить.
Уинфред вот и с Николасом, хотя знался с ним куда дольше, чем Майкл, так время не проводил. Для высокоинтеллектуальных бесед бандит был не пригоден. А читать, чтобы обсуждать потом прочитанное, и вовсе не умел. Так что всё общение с Николасом сводилось к обсуждению текущих и предстоящих дел. А для этого приглашения на чай не обязательны.
Так что, когда хозяин дома вышел и состоялся этот короткий разговор между ним и Майклом, Уинфред только уверился в своих подсознательных мыслях. Вряд ли он когда-нибудь станет интересен доктору вне постели. И вроде бы плюнуть на это, да растереть — ну что уж там, Джеймс и на секс-то с красавчиком доктором не шибко рассчитывал. А настроение всё равно скакнуло в неприятную сторону. И похрен ему на какую-то неделю.
Замолчал и Мэттью, хотя этот совсем по иной причине. Он продолжал заинтересованно присматриваться к Майклу. Пусть Джеймс видел пацана не так уж и часто (ну, собственно, ровно столько, сколько виделся за время появления мальчишки в доме с Николасом), он уже приметил, что тот всегда некоторое время приглядывается к незнакомым.
Не с опаской. Да и как можно было чувствовать опасность, находясь под крылом… Ворона, да. Просто следил за человеком, его разговорами, манерами. Возможно, вещами. Джеймс не мог утверждать точно, да и Николас никогда не говорил, чем промышляет этот юнец, разумеется, но всё же по таким мелочам молчаливый Уинфред мог сделать предположение о воровской сущности этого Мэттью.
Крутясь в нижних слоях общества, да ещё и в криминальной среде, Джеймс уже видел эти привычки тщательно изучать «жертву», прежде, чем к ней подобраться. В пустой карман совать руку смысла было никакого. Воришки — которые хорошие, конечно — всегда убеждались в полноте кошелька, прежде чем действовать.
— Я схожу, пока спокойно, — кратко отозвался Джеймс, впервые проговорив хоть слово на территории Гнезда.
Но, в целом, больше и не нужно было. Даже эта информация была, по сути, Николасу ни к чему. Если бы Джеймс просто и привычно кивнул, да пошёл бы сопровождать сам, «хозяину» было бы всё равно. Он бы и не узнал даже. Разве что, если бы на доктора всё же кто-то напал или кто-то бы пострадал.
Потом двое вышли на улицу, и в бок упёрся любопытный локоток Майкла, которого тоже заинтересовал Мэттью. Видимо, это был взаимный интерес. Джеймс скосил взгляд на спутника и хмыкнул:
— Это Его малец, — пробасил он в ответ, сделав акцент на слове «его» так, что сразу стало как-то понятно и без имени, о ком речь.
Немного подумав, Джеймс добавил ещё пару фраз, легко пожимая плечами.
— Не знаю, где он его нашёл. Да и вообще толком ничего о нём не знаю.
Своими предположениями Уинфред как-то делиться не стал. Посчитал это какими-то глупостями. Хотя помимо профессиональных навыков, Джеймс вполне себе обоснованно предполагал и о прошлом мальчишки. Жрал тот, как не в себя, как уличный, но какими-то чахлыми манерами всё же владел, да и читать явно умел. Наверняка приютский. Но что с того? Мальчишка всё равно буквально принадлежал Николасу, так что… Джеймс в это как-то не лез.
— Уверен, когда ты пойдёшь смотреть гравюры, узнаешь больше, — зато усмехнулся он. — Этот малец точно будет с вами. Он теперь всегда рядом.

Джеймс вполне себе осознанно принижал собственные достоинства. В целом, это было понятно и объяснимо. Человеком он был простым, из работяг. Якшался в основном с такими же, а оттого все, кто получал образование, казались Уинфреду действительно умными. Они же учились всяким наукам, книжки разные читали, а ему-то откуда было набраться ума?
Вместе с тем, выборка действительно образованных людей в его окружении оставалась мала. И, как назло, все эти люди на самом деле обладали незаурядным умом. И оттого что? Правильно, стереотип только крепчал. Ну не видел Джеймс тупых аристократов в своей жизни. Не в тех кругах крутился, да театров не посещал.
Тем временем, в отличие от многих-многих других товарищей-бандитов, Уинфред обладал очень гибким мышлением. И чихать было мозгу его на то, что хозяин читать-писать не был приучен. Зато Джеймс прекрасно разбирался в людях, всегда трезво оценивал обстановку, обладал отличной памятью и делал логические выводы. Как в случае с тем же мальчонкой Николаса. Только вот Джеймс этого всего за собой не то, чтобы не замечал. Просто не считал это признаком ума. А того, что как раз не умел выполнять базовые функции вроде чтения, немало стеснялся. Особенно теперь, рядом с Майклом.
К слову, наверное, это стеснение тоже было признаком интеллекта (а не только очаровательности, о которой то и дело думал доктор). Тупой человек и не думал бы стыдиться того, чего не умела здравая половина, а то и больше, рабочего населения. Они тут вообще-то руками работали, ваши грамоты им ни к чему.
Что же, Уинфред своих головных тараканов на Майкла не вываливал. Шёл себе бычком рядом, да шёл. Слушал заинтересованное восхищение доктора. Да и снова в голове вырисовывались те самые выводы. Например, о том, что мальчик-то, конечно, милый внешне, да вот вряд ли бы таким уж ангелочком, каким выглядел. Такой бы рядом с Вороном с ума бы сошёл.
(И тут Джеймс тоже не ошибся. Хотя бы потому, что конкретно в данный момент эти огромные глаза пристально следили за Николасом, пока мелодичный голосок бывшего хориста выводил что-то вроде: «Доктор Эддингтон… Он милый. … И как часто он к тебе захаживал, чтобы посмотреть гравюры?»).
— Ага, Николас тоже на них повёлся, — беззлобно хмыкнул Уинфред. — Позволяет он ему куда больше, чем предыдущему.
И это тоже был факт. Мэттью появился рядом с Николасом совсем недавно, а доверия ему оказывали явно чуть ли не больше, чем Джеймсу, который работал на Ворона уже приличное число лет. И за эти годы Уинфред вот ни разу не видел, чтобы кто-то крутился возле Николаса вот так, двадцать четыре на семь. И его бы не прогоняли.
Нет, Уинфред тоже был по-своему рад за них и не видел ничего дурного в том, что «страшный и опасный Ворон полюбил кого-то». Но по понятным причинам немного удивлялся тому, что происходило.
А на резонный вопрос Майкла по поводу «предыдущего» Уинфред ответил кратко: «Лорд какой-то». Он и впрямь плохо знал этого чрезмерно смазливого и чрезмерно заносчивого парня. Видел-то от силы пару раз. Николас явно запрещал тому показываться в их грязноватых районах. Правильно так-то делал. Что, к слову, только ещё раз доказывало, что Мэттью-то как раз был очень даже из местных.
Так, за небольшими сплетнями (учитывая общую неразговорчивость Джеймса и его умелое удержание действительно личной информации при себе) и дошли до борделя. Где Уинфред с какими-то смешанными чувствами посматривал за этим беспутным кокетством с местными девками. Когда с одной стороны понимаешь, что Майкл явно не из тех, кто ходил по борделям с прямой целью, а с другой всё равно как-то странно наблюдать за этим почти флиртом. В остальном Джеймсу было плевать на происходящее. Девчонки, как уже было сказано, внешне его не привлекали, так что он толком и не смотрел на них.
Попил чаю с Мадам (которая наверняка, к слову, уже сама по себе знала о предпочтениях Уинфреда), да двинулись дальше. В другом борделе Джеймсу было даже повеселее. Хотя бы потому что местная Мадам встретила его ленивым:
— Где мои цветы, Джеймс?
Уинфред усмехнулся, усаживаясь рядом с женщиной под явно вновь заинтересованным взглядом спутника.
— Всё ещё не нашёл цветок прекраснее тебя, — протянул он, уж очень явно стараясь сдерживать улыбку.
В ответ был назван так, как дамы обычно не выражались. Но это явно ничуть не смутило Уинфреда. Он даже немного посмеялся. Явно давно знал эту женщину.

Пожалуй, Уинфред был не очень хорошим сплетником. Даже не потому, что не любил праздные разговоры. Вполне себе любил, хоть и был куда менее многословен, чем тот же Майкл. Просто делами, в которые Джеймс был вовлечён, он ни с кем не делился, был слишком преданным для этого. А в личную жизнь кого-то был откровенно не приучен лезть.
Он вот тоже, конечно, знал, что Николас был аристократом. Пожалуй, ни для кого это не было секретом среди тех, кто хоть раз имел честь с ним общаться. Но глубже Уинфред не лез. Семьи Николаса не знал, что там у него с этими аристократичными штуками и как он докатился до жизни такой — тоже. Да даже вопросами такими не задавался.
Поэтому и бывший в виде настоящего лорда Джеймса как-то не удивлял и не интересовал. Лорд и лорд. Мало ли этих лордов.
Пожалуй, единственной личной вещью, которую Уинфред невольно знал про «хозяина», был дом в Челси. Сам он, конечно, там не бывал, даже рядом не проходил. Просто вот знал, что периодически Николас туда уезжает. И, опять же, вопросов не задавал.
В общем, на очередное удивление Майкла его быкоподобный спутник ответил пожиманием плеч. Не знал, что ещё сказать, честно-то говоря. Доктор и впрямь имел все шансы узнать больше любопытного про того же Мэттью при очном визите к Николасу.
Пока они так или иначе обсуждали личную жизнь Николаса, сам Николас подвергался некоему ревностному допросу. (Тот, правда, довольно быстро сошёл на нет. Сложно продолжать ревновать и сомневаться после этих дьявольских поцелуев). А потом они, сами того не подозревая, поменялись ролями. Мэттью переключился на обыденные вопросы про Майкла — любопытно же было узнать, что он, в целом, за человек такой. А Майкл внезапно принялся ревновать. Да ещё к кому, к Мадам, что было само по себе забавно.
— Да задарма не нужен, забирай, — отмахнулась сперва Мадам.
И ни она, ни Уинфред как-то всерьёз не восприняли заявление доктора. Мадам по понятным причинам, ибо не видела ещё никаких трепетных чувств этих двоих друг к другу. Джеймс… да хотя бы потому, что Майкл его от служанки-то «прятал», поэтому и не думал, что у доктора возникнет желание поревновать на людях. Пусть это и были проститутки. Ну а ещё потому что, в целом, не думал, что его хоть кто-то сможет в этой жизни ревновать.
Ведь оно что? Чтобы ревновать, нужно было испытывать какую-то особо сильную симпатию, а не просто физическое влечение. А Уинфред всё ещё не думал, что он может кому-то понравиться в таком ключе. Тем более уж доктору.
Но на улице внезапно язык Майкла развязался и уже совсем не затем, чтобы поведать очередную кровавую историю из медицины. Джеймс хотел было рассказать, какие у них с Мадам отношения, ответить на этот первый вопрос, но той секунды-другой мыслительной деятельности перед диалогом хватило, чтобы доктор продолжил частить. И тогда сперва вверх поползла бровь от удивления, а потом на лице невольно растянулась улыбочка.
— Это даже мило, — посмеиваясь, проговорил Уинфред. — Бессмысленно, но мило.
Честно говоря, страстно захотелось вот прибегнуть к тому же способу успокоения, коим ранее воспользовался Николас. Иначе говоря, ужас, как захотелось поцеловать Майкла. Такого очаровательного в этой ревности и надуманной обиде. Но на улице им это было не дозволено. Даже темнота ещё не наступила, чтобы воспользоваться ближайшей подворотней. Так что Уинфред только сильнее запихнул руки в карманы, как будто за себя не ручался.
— Наши отношения таковы, — снова усмехнулся Джеймс на слове «отношения», — что когда она была ещё старшей девкой, а не Мадам, я «успокаивал» одного придурка, бросившегося на неё с ножом. Хотел задвинуть её за спину, шоб не зашибить, и саданул ей сам с локтя. Случайно, конечно. Она потом месяц в гриме работала.
И снова Джеймс тихо рассмеялся, вспоминая эту… неловкость. Эх, как тогда девка была зла на него. И вроде спас её шкуру, а с другой стороны… Ну не смешно ли? Уинфреда, по крайней мере, эти нападки всегда веселили. Вот постепенно они переросли в некие приятельские отношения, но Мадам не упускала шанса потребовать свою компенсацию при виде Джеймса.
— Но если хочешь, чтобы я «так» с тобой смеялся, ты только скажи, — добавил Уинфред, скосив взгляд на доктора с не спадающей улыбкой. — Можешь даже глаз выбрать.

Конечно, Джеймс действительно неплохо разбирался в людях, но всё же совершенно в другом ключе. Вот подметить характерные взгляды мальчишки-вора и сделать соответствующий вывод — это запросто. А понять, почему на тебя обиделся симпатизирующий тебе человек — лес густой, в котором Уинфред откровенно терялся.
Да ещё и Майкл выражал обиду слишком забавно. От удара кулачком в грудь, что было не больнее укуса комара, Джеймс снова зашёлся хихиканьем. Он определённо не воспринимал эти слова спутника всерьёз. Разве у них не был только секс ради секса? К чему вообще эти показательные сцены ревности?
Но даже от честного рассказа о прошлом Майкл не успокоился. А потом его неугомонный язык и вовсе задел что-то ещё живое в душе Уинфреда.
Джеймс, в целом, был человеком непробиваемым, но всё же, если колупнуть там, где надо, довольно-таки взрывным. И Майкл сейчас невольно попал в цель. Его, казалось бы, простые и даже приятные для многих слова, разозлили бандита. Правда, злость эта была не на Майкла и даже не на ситуацию или фразы, а на самого себя.
Как уже было сказано, Уинфред не считал себя ни умным, ни интересным человеком. И эти убеждения были достаточно сильны, чтобы воспринять первую фразу Майкла с заметным скепсисом. А затем и вовсе накрутить себя, потому что… Да потому что он не ровня Майклу. И сказать ему доктору было нечего. И этот стыд за собственную ущербность вызывал ту самую злобу, что сейчас возрастала в душе.
— Потому что это моя жизнь, — проговорил Уинфред, когда эта ненависть к себе стала слишком невыносимой, чтобы молчать. — Николас, Мадам, прочее отребье и дерьмо. О чём тебе так нравится со мной говорить, а? Об уличных боях или, может, о том, как я выбиваю очередной долг?
На секунду в глубине души даже стало стыдно. Не сколь за то, что сорвался в целом, сколь за то, что сорвался на Майкле. А ведь тот был совершенно не виноват в том, что насчёт Джеймса судьба или долбанутый бог распорядились таким образом.
Но эта ответная обида — очень детская, если так подумать — не позволила Уинфреду тут же извиниться. Майкл был не из «их» мира, это факт. Пусть он и откровенно нарушал закон, решив возиться с бандитами, это делало его преступником в глазах у бобби, но не в глазах таких отбросов, как Джеймс. А люди не из их мира, как правило, не понимают ребят, всю жизнь зарабатывающих руками и кулаками. Вот и эта фраза Майкла — про нравится разговаривать — прозвучала как эдакое наивное непонимание, что от Уинфреда большего ждать было глупо.
Но дело, конечно, было в человеке, в нём самом. В его стыде, который Джеймс неизменно испытывал рядом с более образованным, более начитанным и много других «более» Майклом. И оттого ранний вечер пошёл несколько не по плану.
Чуть с другой стороны их криминального района, в Гнезде, таких проблем не возникало вовсе. Хотя, знаете ли, разница в образованности между Николасом и Мэттью была почти такой же. Только вот воришка стыдливости не испытывал. Она была ему ни к чему.
— Что ты любишь читать? — интересовался Мэттью, глядя на ряд книг, что стояли в кабинете, пока Николас заканчивал какие-то свои дела. — Здесь есть что-то из твоего любимого?
Он улыбнулся, чуть оборачиваясь на поднимающегося из-за стола Николаса.
— Эта? Нет, дай мне ещё пару попыток, — немного дурачился он, пробегаясь снова взглядом по красивым корешкам. — Эта?
Он вытащил одну из книг, с немного затёртым переплётом. Было видно, что её брали много раз. Хотя, конечно, этот признак не был гарантией. Может, Николас вообще в ней что-то прятал. Или купил такую, старую, редкую, кем-то когда-то любимую. Хотя вряд ли бы держал тогда такую в кабинете.
Впрочем, это было неважно. Мэттью просмотрел первую страницу и снова повернул голову на Николаса, оказавшегося уже прямо за плечом. Хотя это ничуть не испугало воришку. Наперекор сегодняшним визитёрам, Мэттью никогда не видел этой «тени, вырастающей за спиной». Он видел… Николаса. Теперь уже своего Николаса.
— Почитаешь мне сегодня вечером? — обезоруживающим взглядом посмотрел Мэттью на своего бандита. — В постели?
И, знаете ли, вот как-то было плевать этим вечером (да и всеми прочими) на то, кто из них пишет каллиграфическим почерком, а кто как курица лапой и с ошибками. Разве это вообще было важно? Мэттью вот считал, что нет. Он даже не задумывался об этом, честно-то говоря. Наверное, потому что не стеснялся своего происхождения. Вот и не злился по ерунде, как некоторые.

Честно говоря, Уинфред и сам не ожидал от себя, что настолько бурно отреагирует на фразы Майкла. Доктор ведь уже и вовсе забавно сетовал, наверняка намереваясь перевести весь разговор в шутку. Но невольно сплоховал.
В каждой шутке была ведь доля правды, это даже такому дуболому, как Джеймс было известно. И вся эта сцена ревности, а уж тем более дальнейшая лёгкая укоризна на тему того, что Уинфред якобы не желал общаться с Майклом больше, в глазах первого выглядела не менее, чем издёвка. Вроде как Майкл решил поиграть в какую-то симпатию, хотя на деле ничего не испытывал. А вот Джеймс очень даже испытывал, и даже больше, чем просто симпатию, и оттого становилось ещё более обидно.
Уинфред не думал, что такой, как он, может быть кому-то интересен. Тем более, кому-то такому, как Майкл. Он не думал, что к нему можно испытывать романтические чувства. Он не видел никакого даже ближайшего совместного будущего. И, да, Джеймс не видел той очевидной для доктора симпатии за всеми этими убеждениями. И, да, он был уверен, что это просто секс ради секса. Вроде как интересно было испытать это с бандитом или вроде того.
Тем не менее, от извинений Майкла вновь стало немного стыдно. Всё же, несмотря на вспыльчивость, Джеймс понимал, что не сам доктор был этим обиженным эмоциям виной. Нечего было самому испытывать что-то незаконное к образованному человеку, тогда и злиться было бы не на что и незачем.
— Я не злюсь, — буркнул он, хотя тут же и просёк, насколько глупо это прозвучало, а оттого добавил: — В смысле, не на тебя.
Быстро он, конечно, не успокоился, а оттого и на заявление о симпатии едва слышно скептично фыркнул, и на фразу об уличных боях скосил несколько тяжёлый взгляд. Но снова промолчал, не желая снова наговорить лишнего. Уж точно Уинфред не собирался изливать свою душу о том, какой он недостойный. Он же не баба, в конце концов, чтобы ныть.
Хотя и очень хотелось под гнётом всё той же внутренней обиды спросить в ответ на пылкую речь что-то в стиле: «Так я и не знаю зачем тебе всё это, ты мне скажи?». Но слова так и сидели крепко в черепной коробке, не делая попыток вырваться через рот. До тех пор, пока Майкл в порыве какого-то запала не решил отстоять свою честь и симпатию и перевернул ситуацию буквально задом наперёд.
— Да? — остановился и Джеймс, поворачиваясь лицом к собеседнику, хоть его собственное выражение было всё ещё не таким эмоциональным, нежели у Майкла. — Что, если я уже? Влюбился в тебя?
Уинфред снова тихо хмыкнул. Сам не знал, чего он хотел добиться этим всё ещё немного агрессивным признанием. Возможно, хотел испугать Майкла, показать ему, чтобы бросал свои игры с чувствами и вот этим вот «мне нравится с тобой разговаривать». Или просто показать, что с одной стороны их странной парочки всё несколько более серьёзно, чем нужно. Чем даже хотелось бы, если честно.

У другой же парочки всё ведь тоже стало более серьёзным после разговоров о ревности. Правда, никакие фразы этого разговора не задели ничего болезненного ни в душе Мэттью, ни в душе (если та вообще ещё осталась) Николаса. Зато после оба очень уж охотно согласились не просто быть вместе, а принадлежать друг другу. И вернулись из слишком роскошного для некоторых уличных мальчишек Челси, можно сказать, в совсем другом статусе.
Правда, для этого не пришлось ни злиться, ни повышать голос, но… Мэттью и Уинфред сколь были различны внешне, столь различались и поведением, и ситуацией. Уинфред знал о своих чувствах, но не верил в ответные. Мэттью же прекрасно видел особое отношение Николаса, а вот о собственных чувствах почему-то не задумывался. И не потому, что считал себя недостойным или просто не равным Николасу — как уже было сказано, такое даже в голову не приходило этому шельмецу.
Просто… не думал, наверное, что на такое способен. Что ему, в целом, дозволено нечто подобное. Обычно-то люди так и норовили Мэттью всё на свете запретить.
Зато сейчас воришка ну полностью наслаждался тем, что у него было и открылось перед ним. Он продолжал брать от жизни всё, и теперь это всё очень плотненько включало Николаса. (Чего он бы и другой парочке посоветовал, если бы знал о том, что между этими двумя хоть что-то там, да было. По здоровяку же вообще ни черта не понятно!).
Ну а пока, лишённые сплетен, Мэттью и Николас выбирали книгу. Воришка только хихикнул на несколько эротический контекст первой фразы, слетевшей с губ подошедшего Николаса. Как тот не обращал внимания на первые несколько вопросов Мэттью, так Мэттью никогда не обращал внимания на эту молчаливость. Когда Николасу было что сказать, он говорил. В остальное время за него ну очень живо говорила его бровь.
— Это не честно, — улыбнулся Мэттью, по-простому прижимаясь к груди Николаса спиной и посматривая на полку, с которой тот достал книгу. — Она же где-то там, выше облаков и моих возможностей.
Но на выбор покровителя согласился, конечно. Читать Мэттью хоть и умел, пользовался этим не часто. В приюте, знаете ли, у него была единственная книга, которую надлежало штудировать — Библия. А потом при выборе купить пожрать или приобрести даже ту же газету… Ну, это не выбор, согласитесь. Так что Мэттью был совершенно неразборчив в чтиве и, сюрприз-сюрприз, совершенно не переживал на этот счёт.
В Гнезде вот книги были, и Мэттью пару раз садился за чтение. Но выбор он сделал довольно скучный по незнанию, поэтому сейчас и решил обратиться к Николасу. Он умный, вот пусть он и страдает (сказал бы «записывай, Уинфред, как жить эту жизнь», да ты писать тоже не умеешь).

В отличие от Майкла и того же Мэттью, у Уинфреда со влюблённостями всё было похуже и посложнее. Первый совершенно не переживал, заводя лёгкие интрижки. Второй попросту не испытывал тёплых чувств до тех пор, пока не встретил Ворона. Джеймс же был лишён возможности (по понятным причинам) заводить невесомые отношения, как Майкл, и не был так сосредоточен на выживании, как Мэттью. А оттого, конечно, периодически испытывал симпатию к кому бы то ни было. И ни к чему хорошему это, как правило, не приводило.
Так что, да, пожалуй, Джеймс злился сейчас на себя ещё и из-за того, что снова поддался этим вроде как приятным для многих чувствам. Что позволил себе не только влюбиться, но ещё и в человека, который вроде как ему совершенно не подходил.
Майкл этого не шибко понимал. Уинфред видел, что недоумение, появившееся на красивом лице доктора, не наигранное. И не связано напрямую с этим агрессивным признанием. Вроде как Майкл удивился не самому факту, что этот громила напротив в него влюблён, а тому, что Уинфред отчего-то видит в этом какую-то проблему.
— Между нами, ты чёртов доктор, Майкл, — открыто проговорил Джеймс в итоге. — А я просто хрен с улицы, живущий от драки до драки. Так о чём тебе так нравится со мной говорить? Какой разговор по твоему мнению я могу поддержать?
Злоба в его голосе заметно поутихла. Агрессия пошла на спад, но всё же Уинфред говорил ещё с некоторым нажимом. Как будто призывал бросить все эти штучки с наигранной симпатией и задуматься, а точно ли доктору это всё надо вообще. Они были чертовски разными, и это был несомненный факт.
Со своими приятелями или той же Мадам Джеймс мог поговорить о своём, уличном. О каких-то совместных прошлых историях в стиле «а помнишь, когда…». Рядом с Майклом Уинфреду ничего не оставалось, как только слушать и только задавать какие-то вопросы. Как бы он поддержал хоть какую-то тему?
Но почему-то Майкла это не отпугивало. Уинфред даже покосился на руку, так аккуратно лёгшую на его напряжённое плечо. Только сейчас бычок заметил, как сильно был напряжён мышцами, что выдавало его нервозность от этого разговора.
И, чёрт возьми, слышать то, что говорил Майкл, было приятно несмотря ни на что. Ведь как бы Джеймс на себя не злился, а влюблён он был не наигранно, а в самом деле. И эти чувства делали бандиту подлянку. Давали некоторую надежду, что вот в этот раз точно будет по-другому. Разве у Уинфреда был кто-то подобный Майклу? То-то же.
Бросив беглый взгляд на одну из многочисленных пустынных подворотен, Джеймс по-простому утащил Майкла в тень оной. Как уже было сказано неоднократно, он привык проявлять себя действиями, а не словами. Хоть и сказал за сегодняшний вечер в три раза больше, чем за всю прошедшую неделю. Чуть зажав Майкла у каменной кладки одной из стен, Джеймс просто поцеловал его — долго и донельзя приятно. И только бы кто в этот момент заметил, сделав комментарий или сплюнув под ноги. Быстро бы об этом пожалел.

Наверное, не Мэттью было судить. Ведь он правда долгие годы был несколько отвлечён от всяких там любовей. Как и Майкл, он заводил лёгкие интрижки, о которых не жалел. Правда, в отличие от Майкла, никогда не испытывал влюблённости. А открыл Мэттью в себе эту пылкость только с Николасом, да и когда был уже точно уверен, что этот парень очень даже умеет чувствовать и не только ненависть и презрение.
Впрочем, даже если бы его «открытие» опередило чувства Николаса, ничего бы не изменилось. Была у Мэттью досаждающая, но всё же местами полезная черта. Он всегда жил сегодняшним днём и не загадывал на будущее. Частое явление для уличных мальчишек — ведь завтра ты мог попросту не проснуться, сдохнув от голода и холода.
Поэтому… да на черта переживать по поводу ответности, а уж тем более о том, что вам не о чем будет поговорить или том, что ты можешь показаться дураком в глазах человека, которого выбрало твоё сердце? Сегодня было хорошо? Вот и славненько. Завтра — оно ведь будет только завтра, если вообще будет.
— М-м, может быть позже, — улыбнулся Мэттью в ответ на эту хищную ухмылку. — Пока мне хватает одного вампира.
Развернувшись, Мэттью с той самой лукавой улыбочкой, которая так пленила Николаса, приподнялся на цыпочки, чтобы поцеловать его. (Совершенно случайно получилось синхронизироваться, ребята, право слово!). Потом, совсем недолго подумав, ещё разок. Ну и ещё, потому что этому мрачному засранцу даже ведь делать ничего не приходилось, чтобы быть шибко привлекательным для Мэттью.
Правда, в отличие от тех бедолаг, что прятались и таились в подворотне, этим двоим не стоило даже напрягаться. В кабинет Николаса никто бы не зашёл без спросу. (Кроме Мэттью, но этот и так уже крутился тут).
— Может быть, правда, конкретно сейчас мне его очень не хватает… — миленько добавил Мэттью, поднимая этот особенный взгляд, который Николас очень хорошо уже знал. Хотя бы потому, что только он его и видел.

Джеймс ещё, конечно, не думал о каком-то далёком будущем. Не думал о том, что эта влюблённость раз и навсегда. Это было бы, наверное, даже странно. Просто, да, чёрт возьми, он откровенно стеснялся разговаривать с Майклом. И это стеснение только усугублялось тем, что Джеймс был влюблён. Даже если эта симпатия не навсегда, знаете ли, никто не хочет быть идиотом в глазах того, кто тебе так или иначе дорог.
И в этой некоторой неуверенности в себе Уинфред невольно начинал думать за Майкла. (А отсутствие худо-бедно опыта отношений не способствовало пониманию, что это очень дурная затея изначально). Так Джеймс почти убедил себя, что рано или поздно Майкл-таки осознает, что имеет дело с полнейшим дураком, с которым разговаривать действительно было не о чем, и интерес его быстро угаснет.
Честно говоря, пусть бандит и решил в какой-то момент всё временно спустить с тормозов, разговор этот, произошедший так спонтанно, ничуть не поколебал сей уверенности. Да, Майкл дал понять, что не изменил своего мнения, что хотел бы всё равно общаться с Уинфредом и дальше. И что всё равно был влюблён и ничего не намеревался с этим делать. Но это ж не отменяло того факта (в голове Джеймса), что он был слишком недалёким для доктора.
Тем не менее, ласковое слово и кошке приятно. И вот Уинфред немного зажимал Майкла в подворотне, вдали от любопытных глаз прохожих, дав волю чувствам, так сказать. А они, надо признать, тоже здорово так скакнули от всего этого немного агрессивного разговора. Так что чуть позже Джеймс даже немного пожалел, что поддался этому порыву. Уж очень хотелось так же страстно продолжить «разговор», а до дома Майкла ещё нужно было пройти кое-какое расстояние. Не в подворотне же доктора раздевать. Даже частично.
— Пойдём, — кратко отозвался Уинфред, и даже наклонился, чтобы подобрать шляпу доктора и вернуть её законному владельцу.
Ужинать сегодня Майклу тоже явно предстояло позднее обычного. Пусть разговор этот ни к чему особенному со стороны Джеймса не привёл (ну, Лондон тоже не за один день строился), но избегать он доктора и своей симпатии к нему явно не собирался.
До дома шли довольно быстрым шагом. Даже этот угрюмый бычок нет-нет, перекидывался со спутником характерными улыбочками. Ну как-то оба понимали зачем и куда спешат. Было бы донельзя странно переть с такими целями тараном с непробиваемым лицом.
Потом и вовсе стало не до разговоров, а секс — и без того обычно довольно напористый — оказался по-особенному страстным. А вот после Уинфред как-то снова невольно вернулся в своё молчаливое состояние. Хотя и не ушёл. Даже как-то уже и не порывался сбежать сразу после постели, а направился за Майклом разделить с ним поздний ужин.

И всё же, если бы Мэттью знал обо всём происходящем с другой парочкой, решил бы, что дело было определённо в стыдливости. Не скромности, а именно этого чувства стыда за собственное происхождение. Возможно, из-за желания, но невозможности стать в чём-то лучше (например, в невозможности пойти учиться) или просто банально из зависти к другим людям, которым повезло чуточку больше.
Мэттью вот совершенно не заботило ни собственное происхождение, ни мнение окружающих, и никакой зависти он ко всем этим образованным аристократам не испытывал. Ему нравилась сама жизнь. Она была интересной и захватывающей. Да, некоторые эпизоды её были мрачны или печальны, но сейчас же всё было хорошо. Так и к чему ненавидеть это самое происхождение, если оно привело тебя сюда, где всё было хорошо?
Может, конечно, Уинфреду, правда, ещё не было так уж хорошо… Об этом Мэттью, разумеется, тоже не задумывался. У него-то жизнь явно удалась в последний месяц. Вон даже флиртовать научился сам по себе, хотя и не считал это прямо заигрыванием. Просто как-то ещё немного стеснялся заявлять прямо о своих плотских желаниях, хотя уже и явно попривык к тому, что можно было заниматься этим каждый день. В любое время. Николас никогда ему не отказывал, собственно, сам же и приучил мальчишку к такому.
Теперь вот их содомитские развлечения потихоньку начинали ещё покидать пределы спальной. В кровати, конечно, было хорошо, но вот сейчас совершенно не хотелось куда-то идти по дому. Не после всех таких особо нежных поцелуев Николаса. А тут внезапно оказалось, что у последнего был ну очень удобный рабочий стол, компенсирующий немалую разницу в росте.
И вот если один из дома доктора снова погрузился в молчание, то Николасу такой подарок судьба не поднесла. Сытый в одном плане воришка очень даже охотно болтал с ним обо всём на свете, пока получал другого рода насыщение, более тривиальное.

Что же, после этой пробежки до дома вспышка раздражения заметно поулеглась, а после бурного времяпровождения в постели и вовсе угасла. В глубине души даже стало немного неловко за такие откровения. Теперь-то симпатия Майкла казалась очевидной. И даже если он продолжал по мнению Уинфреда заблуждаться в том, что с этим уличным быком можно было о чём-то интересно поговорить, то в том явно не был виноват сам доктор.
Симпатия, даже самая лёгкая и изначальная, всё равно толкала людей на всякого рода глупости. Например, вот, связаться с бандитом добровольно.
Потом же, простите за грубую откровенность, яйца опустели и перестали морочить голову всякими там гормонами, и Джеймс успокоился. Даже стал немного ближе (по крайней мере, на этот вечер) к мышлению того же Мэттью. Поживёт — увидит. Пока Майкл определённо дал понять, что не собирается делать ничего с этой симпатией. Не собирался и Уинфред, так что пока эта их совместная дорожка вела их прямо безо всяких там разворотов и перепутий.
Джеймс довольно хмыкнул на тот лёгкий шлепок кистью по груди, одним лишь этим сытым выражением лица передавая своё согласие с Майклом.
— Только не думай специально бесить меня, чтобы повторить, — добавил он, но вовсе не угрожающе. Напротив, Джеймс даже усмехнулся в явно куда более хорошем расположении духа сейчас.
Потом он, продолжая немного валяться в кровати после всех этих физических приятных нагрузок, скользнул ладонью по светлой гладкой коже доктора. По животу, боку и заходя на ягодицу, а после и вовсе навалился на того сверху, лениво целуясь. Уже безо всяких там намёков на продолжение, а просто… по взаимной симпатии, так сказать.
К тому же Майкл за неделю уже явно привык ощущать эту тушу на себе сверху. Последние несколько дней ни одно утро не прошло без этого.
Когда живые организмы их уже отчаянно намекнули на то, что было бы неплохо поужинать, поднялись. И зря Уинфред думал, что сможет отмолчаться и в этот день. У Майкла определённо были другие планы на этот ужин, отличающиеся от того, чтобы просто запихнуть в себя еду и направиться спать.
Впрочем, этот вопрос доктора не вызвал никаких новых бурь в душе Джеймса. Он не делал особого секрета из своего происхождения. В целом, это было даже очевидно в общих чертах — это только Николас у них был аристократом среди отребья. Остальные бандиты плюс-минус одну историю имели, за редкими исключениями.
— Не-а, — протянул Уинфред. — Блэкхилл. Шахтерский городок на севере.
Собственно, уже по одному этому ответу можно было многое понять. Нищета, работы в шахте с более-менее осознанного детства, да и в Лондон, скорее всего, приехал на заработки. Так многие поступали. Немногие удерживались или выживали здесь, ведь Лондон тоже был тем ещё местечком, далеко не райским. Но Джеймс, как видно было, справился с этим.

А пока одни за ужином обсуждали несколько тривиальные вещи касательно происхождения одного из пары, разговоры других всё же отличались некоторой необычностью. Хотя, казалось бы, один маленький большеглазый мальчишка был вовсе не из нищенского шахтёрского городка, а из церкви, места якобы святого и чистого.
Как обычно это бывало, Мэттью, хоть и сдерживался, смёл ужин с тарелки куда быстрее своего покровителя. А ведь отвлекался на праздные разговоры, которые прилично не вёл с набитым ртом. Но всё равно пища пропадала в его, казалось бы, бездонном желудке со слишком «уличной» скоростью.
Николас к этому привык, да и никогда шибко не удивлялся. Привык и Мэттью. И чтобы сильно-то уж не доставать Николаса болтовнёй, решил полистать вечернюю газету. Иногда он этим развлекался, хотя именно привычки листать выпуски утренние и, тем более, вечерние у уличного мальчишки не выработалось.
— О, — в какой-то момент прервал снова молчание (недолгое) Мэттью. — Смотри-ка, твой бывший лорд всплыл. Ты видел это?
Новости в вечерней газете обычно только повторяли утренние, добавляли буквально пару каких-то новых нюансов, которые были узнаны за день. Основная сводка явно была дана с утра, в более крупных изданиях, и Николас, который довольно часто листал газеты за завтраком, вполне себе мог уже видеть этот яркий «прорыв».
— Вестминстерский мост… Далеко ж его занесло, — чуть хмыкнул Мэттью, явно не придавая ровным счётом никакого значения этому событию, к которому он напрямую же и приложил руку. А нечего было.

Не то чтобы Уинфреду было не интересно послушать о прошлой жизни Майкла. Просто, наверное, он до сегодняшнего дня полагал, что их связывал только секс. Доктор ведь тоже не особо интересовался, откуда вообще Джеймс и как, допустим, попал к Николасу. Но сегодняшняя «сцена» всё же невольно открыла им обоим на некоторые вещи глаза. И тут уж даже упрямый Уинфред не смог отмахнуться от очевидного — Майкл действительно воспрянул от осознания ответности симпатии, стал более открытым тактильно, да и, вот, решил, что пора было бы узнать хоть что-то о своём бандите.
Сам же Джеймс вопросов снова не задавал… Да потому что просто был не привычен. Да и продолжал всё же стесняться или вроде того. Но на вопросы Майкла отвечал прямо, безо всяких утаек. Уж кому-кому, а ему скрывать было нечего. Его жизнь, пожалуй, была довольно-таки стандартной для низших слоёв общества. Разве что за исключением того, что немногим удавалось не прозябать в нищете, а нормально устроиться. Пусть и у Ворона.
— Не знаю, лет… десять назад, — пожал плечами Уинфред.
Это тоже не было секретом. Но Джеймс как-то не считал годы, проведённые в Лондоне. Хотя что-что, а считать вот он как раз умел. Этому нищая жизнь довольно быстро учит. Хотя обычно это касалось денег, конечно же.
Вспомнил Майкл и про уличные бои, с чего началась «карьера» Джеймса в Лондоне. Впрочем, негатива этот вопрос тоже не вызвал. Уинфред покачал согласно головой, подтверждая, что, да, тогда-то и начал махать кулаками богатеям на радость. Да вон как удачно получилось, что заметили его не только те, кто делал ставки.
— Нас пятеро было в семье, — добавил Уинфред, вероятно, на радость Майклу. — Отец, понятное дело, от лёгочной болезни помер. Мать потом тоже померла. Мы с Томасом тоже на шахтах работали, но чёт…
Джеймс пожал плечами. В целом, пояснений и не требовалось. Платили на шахтах мало, особенно мальчишкам, которые ещё не могли выполнять совсем уж тяжёлую работу. Уинфред-то тогда уже был вроде как взрослым, лет шестнадцать ему было. Томасу на три года меньше, уже не ребёнок, но всё же и не окрепший совсем пацан.
— Прыгнул «зайцем» в поезд, приехал вот, — снова пожал плечами Джеймс, немного невольно прерывая сам себя.
Почему-то показалось, что Майклу вовсе будет не интересно слушать про его братьев и сестру. У них уже своя жизнь была. Все были взрослыми. Кроме Томаса, конечно, который теперь уж навсегда останется двадцатилетним парнишкой, да только в памяти.

Несмотря на то, что за другим столом разговоры тоже были, по сути, не шибко-то и радужными, настроения беседующих это никак не затронуло. Возможно даже, напротив, чутка приподняло, что было крайне циничным. Ну да что ж.
— Всё проспал, — посетовал немного Мэттью в ответ на комментарий Николаса о том, что он уже был в курсе, как и всё население Лондона.
Вот и правда было обидно! Любопытный воришка обычно первым всё всегда узнавал, а тут один-единственный день дал себе возможность поспать после завтрака (потому что какой-то важный засранец не давал спать до рассвета то со своими делами, то с постельными утехами), и такую новость пропустил!
Мэттью даже пристально посмотрел на Николаса, определённо решая, обидеться на него или нет. Не за дела и утехи, конечно же. А за то, что не рассказал, и Мэттью вот случайно увидел новость в вечерней газете. Но всё же, подумав, воришка решил не обижаться. Как-то подходящего случая сегодня не было. То дела, то Майкл, то приставучий мальчишка какой-то раздевается прямо в кабинете. Когда бы Николасу рта раскрыть.
— Он тебя терпеть не может? — поинтересовался про отца погибшего лорда Мэттью. По лицу Николаса было как-то очевидно, что посылать соболезнования он собирался явно не из-за сочувствия или отведения подозрений.
Потом Мэттью всё же поспрашивал, что писали с утра в газете. Уже понимал, что никаких зацепок бобби не нашли, иначе бы Николас точно сказал незадачливому своему убивцу хоть что-то. Но, видимо, новичкам везёт. Мэттью никто так и не видел, а кровь он и сам смыл ещё до того, как проснулись первые люди. Возможно, что-то и осталось с другой стороны ограждения реки, но… волны, вечные дожди Лондона.
— Интересно, как быстро его опознают, — протянул Мэттью действительно с любопытством, так как никогда особо с этим не сталкивался.
Пока в газете имени не было. Парень провёл почти неделю в воде, он опух, его поели рыбы. Опознавать будут явно по одежде. Впрочем, наверное, уже завтра будет известно, кто из лордов, в целом, пропал, а там и упомянутый отец опознает модно одетого сына.

Что же, Уинфред в очередной раз не угадал в своих попытках думать за Майкла. Тот вполне себе продолжил задавать вопросы и о ближайшей родне Джеймса. Последний только поднял взгляд на собеседника, будто бы убедился в том, что это не какое-то праздное любопытство. Вроде как, Майклу действительно было интересно узнать бандита получше, и он не просто задавал эти вопросы, потому что положено.
Радовало и то, что Майкл не спешил давать какой-то своей оценки услышанному. Вот что-что, а какая-то жалость Уинфреду была не нужна. Но доктор явно просто понимал и принимал сказанное бандитом, и это полностью устраивало. Особенно понимание, конечно.
Майкл не был таким уж богатеньким аристократом, это было видно. Он был не из тех, кто считал как раз, что бедные на то и бедные, что ленятся работать. И потому не выказывал никакого удивления, что вот у Джеймса жизнь была такой. Что в какие-то годы не было денег даже на проезд на поезде до Лондона.
— Не совсем, — отозвался Уинфред, явно достигнув желаемого Майклом уровня «говорливости», так как не остановился на кратком ответе. — Я перевёз их сюда, да, постепенно.
Джеймс чуть потёр нос. На самом деле это тоже было несколько болезненной темой. Сперва он позвал к себе старшего брата, того самого Томаса, оставив младших на попечении подросшего Джона, да церковного прихода. Вот когда и Томас стал чуть больше зарабатывать в Лондоне, они смогли перевести остальных.
И это звучало красиво и благородно, но стоило понимать хотя бы одну вещь — всё это заняло около пяти лет. На пять лет Уинфред бросил младших в нищете и голоде, отправляя какие-то скромные деньги на такую толпу народа. Ему ведь и самому тут, в Лондоне, нужно было где-то жить и что-то есть, а поначалу бои были не всегда удачными в плане денег.
Потом, когда его уже заметили люди из определённых кругов, с финансами стало получше. Так и перевёз остальных. Но Томас не стал тогда работать ни на криминал, ни участвовать в таких жестоких потехах на рингах. Он устроился в доки, на такую же тяжкую работу, что и в шахтах, да и умер почти так же.
— Томас подхватил тиф лет пять назад, — пояснил дальше Уинфред. — Джон, он… не захотел кончить так же и не одобрял мой выбор. Накинул себе пару лет возраста, да ушёл служить. Ещё года два у него контакт вроде как.
Он чуть усмехнулся, мысленно предположив, что может и не узнать младшего брата, ежели тот выживет и вернётся. Уходил он тощим шестнадцатилетним пацаном, а вернётся, когда ему будет двадцать три. Поди распознай.
— Мэри и Фрэнки тут, — покивал снова Джеймс. — Сестра замужем. Мелкий учится. Николас устроил его. Хоть из него, может, чего путного выйдет.
А параллельно Джеймс подумал. Какой всё же знаковый возраст в их семействе шестнадцать лет. Так в шестнадцать Уинфред остался за главу семейства, потеряв мать. В шестнадцать Джон решил пойти служить. В шестнадцать же Мэри с подачи Уинфреда вышла замуж. И вот Фрэнки в этом году исполнилось шестнадцать. Прямо даже немного тревожно за мальца становилось.

Да, какая-то определённо активная у другой парочки была социальная жизнь в последнее время. И, кажется, как-то так получалось, что именно Мэттью стал этому виной. Притом сам же об этом вовсе не задумывался.
А ведь, по сути, всё началось с убийства ирландца. Конечно, об этом отребье в газетах не писали, но начало было положено — Ворон впервые убил буквально ради этих больших глаз, что сейчас сидели напротив.
Дальше — шулеры. Конечно, их судьба была предрешена изначально, но ведь именно Мэттью помог их вычислить и буквально сдал на руки Николасу и тому здоровяку, что стеснялся Майклу о семье рассказывать. Совместная «воронья» дорожка вновь устилалась трупами.
Потом священник, несносный лорд… И снова всё из-за Мэттью. Последнего, конечно, Николас не трогал, это было маленькое дополнение к их кровавому совместному пути от маленького воришки. Но всё же.
Конечно, Николас убивал и раньше, несомненно, и в куда больших количествах. И, конечно, Мэттью не рассматривал всё это в таком ключе — они просто решали свои проблемы. А проблемы были такими, что как-то не обходилось без кровопролития.
И, тем не менее, если так подумать, парочку они собой представляли не просто колоритную, но и довольно жуткую. И крови за милым мальчиком из церкви стелилось ничуть не меньше, чем за таким откровенно мрачным бандитом, как Николас.
— Если он так дёргается от вас, он может подумать на тебя, — поднял взгляд Мэттью, откладывая прочитанную газету. — Тем более, что тебя видели в Челси в эти дни. Это ничего?
Воришка не очень-то и знал, как работает полиция. Но догадывался, что узнать о том, что Николас был в Челси подозрительно в то время, как примерно «пропал» Энтони — довольно просто. И это немного вызывало тревогу, если честно. Как бы у Николаса не было проблем из-за него и его неуёмной, как оказалось, ревности.