И вот прошло пять лет. Ну как прошло. Как-то очень незаметно, по крайней мере для Джеймса, пролетело. Не успел оглянуться, и вот ему осталось всего ничего до тридцатника. А тот двадцатитрёхлетний парень казался сущим дегенератом из Техаса.
Но, для разгона, расскажем сперва о других.
Ричард и Максин действительно поженились и даже устроили настоящую свадьбу, а не просто сходили в мэрию. Джеймс тоже был на их свадьбе, видел лично их страдания. Казалось, радовались на этом мероприятии только Джеффри и Аврора. Ещё бы, ещё одни женатики в их сумасбродном стане появились.
Хотя пары эти были небом и землёй. Ричард честно думал, что после свадьбы и, уж конечно, после рождения ребёнка, он на других и взгляда не бросит. Нет, правда. Он любил Максин и был по-своему счастлив с ней. Но… как оказалось, отказывать другим красивым девушкам он так и не научился. И кольцо на пальце оказалось не помехой.
Однако, если отбросить этот мерзкий факт (который всегда возмущал Джеймса), Ричард оказался не так плох, как о нём думали. Он действительно постарался, чтобы его жена ни в чём не нуждалась и, главное, не зависела от придурочных родителей, пока сидела в декрете. Так что ставки на скорый развод тоже среди друзей сгорели.
Сейчас малого — а у Ричарда к гордости всех Грантов родился сын — уже отдали в сад. Ричард работал в полиции, пока что рядовым офицером, а параллельно неожиданно для всех поступил в институт. Да ещё и какой курс. Психологии! Джеймс даже подустал в какой-то момент охреневать от этого папашки. Понятно, что Ричарду это нужно было для звания — сержантом без образования не стать, — но всё же.
Джеффри всё так и продолжал быть эталонным образцом семейности, чем продолжал же жутко всех веселить. Он защитил докторскую диссертацию и теперь был прямо настоящим преподавателем. В том же институте, где большая часть их и училась пять лет назад. Аврору, наверное, изрядно достали этими сексуализированными шуточками про строгого учителя.
А ещё они тоже теперь ждали ребёнка, как Гранты пять лет назад. Самое забавное, что тот тоже, по признанию парочки, не был таким уж запланированным. Как раз они вроде как хотели ещё немножко подождать, пожить для себя чутка после учёбы, больше путешествовать, но судьба распорядилась иначе. Хотя Хьюстоны от этого, как Гранты, вовсе не страдали. Просто с раздражающей радостью перестраивали планы.
Маргарет ушла из раздевательного бизнеса. Правда, не потому что ей повезло с актёрской карьерой — про неё через пару лет девушка уже и забыла. Бесполезно. Уинфред, как смог, помог ей устроиться на более-менее нормальную работу. Всё же она до сих пор оставалась для Джеймса близким человеком. Марго так замуж и не вышла, хотя, разумеется, любовь к Уинфреду погасла, и с другими мужчинами она встречалась.
Джо тоже не женился и был далёк от всего этого бэби-бума. В какой-то момент он жёстко пошёл по наклонной, ударившись в азартные игры, и не успел оглянуться, как просрал единственную свою квартиру и все сбережения. Даже жил какое-то время у Джеймса на диване. А потом стал работать вместе с Уинфредом, так и не найдя места, куда приткнуться в этой жизни.
Что же касается Джеймса… Ну, тот техасский пиздюк, конечно, молодец был в том, что всё же взял себя в руки и признал самому себе, что вот такой он, неправильный. Потому что Джеймс даже спустя пять лет оставался с Майки, всё так же любил его (даже, наверное, ещё сильнее, засранца такого), и был действительно счастлив.
Из того барушника Джеймс ушёл. Та «подработка» стала приносить всё больше и больше денег при меньших трудозатратах, так что… за неимением возможности пойти в приличное место, Уинфред вовсю развивался в неприличном. Майки об этом знал. В конце концов, на эти деньги они сняли хорошую квартиру, куда перебрались вдвоём, съезжаясь. Взяли нормальную машину. В общем, пока Майки учился, Джеймс вовсю для них зарабатывал.
Он больше не был мальчишкой на побегушках — сопроводи, подежурь, покарауль. Джеймс уже вовсю нарабатывал имя в их узких и тёмных кругах. Начал выезжать куда-то на пару дней, оставляя дома телефон, но всегда возвращался к Майки. Хотя о деталях они никогда и не разговаривали. Впрочем, Майки всегда понимал, что Джеймс просто не может ему всего поведать. Не то, что стоило бы мусолить в разговорах за ужином.
Майки вообще оставался даже за пять лет загадкой для Джеймса. Непонятно вообще, на черта ему нужен был этот мутный мужик в виде Уинфреда. Ну, любил, это понятно, но не до такой же степени. Один вот раз Джеймс вернулся домой буквально с сумкой денег. Как в фильме. И тут уж было очевидно, что не за простой мордобой такие бабки давали. А Майки всё равно остался с Джеймсом, даже глазом не повёл.
Деньги эти, к слову, до сих пор валялись в сейфе рядом с оружием. Хер же выведешь сразу такую сумму без подозрений, так что Уинфред постепенно загонял их на счёт, откладывая на… да чёрт знает на что. Вдруг им приспичит с Майки виллу купить там на побережье. Или Джеймс решит бросить это гиблое, но прибыльное дело, и пойти учиться (хах).
В общем, всё поменялось. Да и сами отношения поменялись. Джеймс теперь уж точно не боялся Майки и обнять, и поцеловать на улице. Неизменным оставалось немногое — ревность Уинфреда, их специфический юмор на двоих и самое стабильное на свете «Майки, блядь».

Наверное, в конкурсе за самую странную парочку Джеймс и Майки заняли бы первое место. Даже спустя пять лет они совершенно не походили на что-то хотя бы отдалённо классическое и нормальное. Тем не менее, взаимопонимание и даже крепость этих отношений оказалась чуть ли не сильнее, чем у Хьюстонов. Тех, что «мы беременные».
Они, чёрт возьми, даже толком не ссорились. Так, Джеймс пару раз за эти годы вспылил из-за ревности, но и с этим они быстро разобрались.
Уинфреда только повеселило, когда Майки ошалел от предложения съехаться. Он смешливо хмыкнул, когда Майки искренне посчитал, что им рановато съезжаться. А потом и вовсе ржал, когда сказал «мелкий, мы почти год вместе», а Майки чуть ли не потребовался пакет для дыхания. И ведь весь этот год Джеймс стоически ждал и терпел неудобства, катался к Майки, ютился в студенческой комнате (потому что сам квартиру снял в итоге не слишком близко к институту, и студент не слишком хотел ночевать там в будни).
И это стоическое терпение сохранялось и по сей день. Не пугали Джеймса ни продолжающееся балагурство Майки, ни вечное отсутствие теперь уже ординатора. У него самого-то был довольно вольный график, так что он спокойно подстраивался. Тем более, теперь, полностью смирившись со своей ориентацией, Уинфред преспокойно мог прийти в больницу и заявить на мелкого свои права, буквально утаскивая его под взглядами коллег.
Джеймс уже и с этими коллегами перезнакомился. Официально он работал в частном охранном предприятии, таким его все и знали. А Майки не дурак, не болтал лишнего.
Ричард и Дерек, работавшие в полиции, тоже не смущали. Они были пока ещё только офицерами. Патрулировали улицы и всё такое, так что пока даже не сталкивались с такими как Джеймс и, в частности, с самим Джеймсом «на работе». Ричард и вовсе планировал пойти в отдел по борьбе с терроризмом, так что… продолжали дружить, да.
Мельком Уинфред даже познакомился со старшим Грантом. Мельком, потому что тому было не слишком-то интересно проводить время с «мелюзгой». Так что они быстро со старшим Хьюстоном свалили дальше. Да и «мелюзге» эти мужики за тридцать были как-то не близки. Тем более, что Энди представлял собой человека немногословного и крайне сухого. В целом, а чего можно было ожидать от того, кто убивал людей буквально каждый день, а не так разок за крупные бабки интереса ради.
Даже удивительно было, как они с Джеффри нашли общий язык. Казалось, они были полностью противоположными. И внешне, и по характеру. Джеффри был семейным, Энди явно даже не думал о семье. Он жил войнами, Джеффри войну даже вспоминать не любил. Тем не менее, общались каждый раз, как Грант вырывался в отпуск. В баскетбол вон играли, с братьями тоже.
Тоже вот странные там отношенческие переплетения, конечно. Энди вот даже племянника толком не видел. Ну так, посмотрел разок. Племянник. Окей. Джеймс посмеивался с Майки, что будет пиздецово, если Энди будет больше проводить времени с дочкой Хьюстонов (те уже счастливо устраивали гендер-пати), чем с Нэдом. Вот Ричарда бомбанёт, конечно.
В общем, ладно, битва за первенство в самых странных отношениях было бы в их сформировавшейся компании очень напряжённой. Но Джеймс и Майки явно стремились к этому пьедесталу.
Так однажды Майки пришло сообщение на телефон: «Рико бросил меня одного с ребёнком». А следом ещё одно: «Я в ахуе. Все вы мужики такие». Джеймс даже не стал спрашивать, когда там его доктор собирается домой. Теперь явно засобирается быстрее. Он же попросту не мог пропустить страдания своего партнёра.
А Ричард и правда так поступил. Пришёл просто в гости на свой выходной, но какой-то мудила решил устроить перестрелку. Экстренно вызвали всех на оцепление и решение проблемы. Максин ещё была на работе и не могла подорваться вот так быстро. Так что Джеймс в какой-то момент обнаружил себя с четырёхлеткой один на один. И разве мог он лишить Майки удовольствия поиздеваться над ним? Нет, конечно. Они ж странненькие.

Ну, надо было признать, что изменял Ричард мастерски. Будто был рождён, блин, для этого. Вот уходил с парнями посидеть, ничего такого, а потом «уходил пораньше». Дома был вовремя, номерами ни с кем не обменивался, чтобы вот так очередная пассия не позвонила ненароком — у Максин и шанса не было догадаться, что что-то не так.
В отличие от Джеймса, который после Майки просто физически не мог пересилить себя и лечь в постель к Марго, у этого ловеласа на жену сил всегда хватало. И желания. Как уже было сказано, он искренне продолжал её любить. И сына по-настоящему любил, и был, в целом, неплохим отцом, насколько мог быть хорошим родителем парень столь юного возраста.
Семью свою Ричард оберегал и всё такое. Но парни же тоже не слепые. Всем было очевидно, куда это Грант сбегал с посиделок, даже если фактически его с женщинами не видели. И он сам об этом не распространялся.
Но Джеймса это бесило в друге знатно. Он сам был жутко ревнивым, и такое поведение товарища вечно подстёгивало это подозрение. Хотя Майки его довольно быстро снимал. Тот тоже не одобрял такой подход к отношениям. Хочешь другую — уходи от настоящей.
Всё же Майки, хоть и считал себя полигамным, но по-настоящему таким не являлся. Если уж он был влюблён — он был с этим человеком. Другое дело, что до Уинфреда он мог вот так же запросто разлюбить текущего и утонуть в отношениях с новым. Но всё же по отношению к нынешней пассии Майки всегда вёл себя предельно честно. О свободных отношениях он также открыто заявлял, как с той же Мелиссой.
Ричард же любил всех и сразу. В смысле, любил он жену, но это чувство не мешало ему ощущать временную влюблённость и к другим девушкам.
Да и чёрт с ним, на самом деле. Джеймс обсуждал это возмущённо с Майки, да и только. С Максин они как-то плотно не общались, отношения Грантов были исключительно отношениями Грантов, так что чего лезть не в своё дело.
Дружбе Джеймса и Гранта это не слишком мешало. Хотя Уинфред пару раз всё же высказал своё «фи» ему наедине. Ричард даже вполне себе искренне покаялся, что не хотел, но не прошло и пары месяцев… Понятно, в общем.
И теперь вот Грант решил поматросить и бросить Джеймса. А тот в начале реально растерялся! Ричард иногда приходил на встречи или в гости с дитёнышем (не всегда были средства на няню), но никому его не навязывал. Так что парни обычно видели Нэда со стороны, умилялись (если умилялись) со стороны, и толком к нему не прикасались. А тут такая подстава. Максин, конечно, обещала приехать так быстро, как сможет, но она только начинала развиваться в рабочих кругах, так что вряд ли её так запросто отпустят.
Впрочем, пока Майки ехал домой, Уинфред немного пообвыкся. Нэд не устраивал истерик, и это было главным. И даже сам ходил в туалет (охренеть можно).
Однако просто сидеть и ждать маму-папу было скучно, поэтому Нэд, немного помыкавшись по квартире, осмелился пристать к Джеймсу. У него вон и игрушки были с собой. Те, которые Уинфред ни разу в жизни в руках-то не держал. Как-то в Техасе было не принято мальчишкам кукол покупать. А у самого Уинфреда и вовсе из игрушек были камни и палки. И коровы, да, куча местных фермерских коров. И их говно, что немаловажно.
Так что Джеймс искренне старался вникнуть в эти игры, но получалось довольно паршиво. У него же даже младших братьев-сестёр, как у Майки, не было.
— Что, не будем возвращать его Рико? — хмыкнул Джеймс, когда его доктор вернулся, сразу же одарив партнёра порцией издевательского умиления.
Нэд и впрямь был крайне миловидным на личико. Ох уж эти папины глазки с густыми уже с детства ресницами. Но это никого не удивляло. Посмотреть только на Ричарда. Тот даже к тридцати какой-то брутальностью не обзавёлся, разве что телом. А лицо как было у педиковатой модели, так и осталось. И ведь нравилось девкам такое.
Вот и сын решил пойти по стопам отца, забрал, видать, всё что мог смазливого от обоих родителей. Тоже небось будет потом этим пользоваться с девчонками. Ну или будет страдать, если начнут гнобить за смазливость.
— Получается, нагулял от Рико его я, а страдать тебе, — хмыкнул Джеймс.
Какое-то время он наблюдал за тем, как ребёнок карабкается на высокий барный стул (сам мальчишка тоже был не коротышкой с такими-то родителями, но всё же эта преграда ему ещё была не по возрасту). Потом «отцовское сердце» не выдержало. Уинфред поднялся, подсаживая Нэда. Которому это не шибко-то понравилось.
— Не канючь, — просто проговорил Джеймс. — Голову разобьёшь, мне потом кровяку с пола отмывать. А я не хочу.
Кажется, Джеймс тоже представлял собой образцового отца. Так что закинув в мальца едой, Уинфред сперва поцеловал Майки. Прежде чем он тоже заткнёт рот съестным. Соскучился всё же. То, что Джеймс был терпеливым, не значило, что он не скучал по партнёру.

Уинфред вообще не переживал насчёт того, что малой увидит их поцелуй. Вот честно, даже в голове ничего не мелькнуло. За пять лет он всё же успокоился и теперь воспринимал их отношения с Майки, как нормальные. И все их друзья уж точно знали, что эти двое вместе живут не просто так, экономии ради. Так что чего скрываться? Они же не трахаться прямо за обеденным столом начали, в конце концов.
Так что ограничивать себя в этом Джеймс не стал и даже не подумал. Вот слова немного фильтровал. Не матерился там, совсем уж гнусных шуток не отпускал. Это как-то подсознательно получалось, честно говоря, даже несмотря на то, что ребёнок был не их. Когда Ричард приходил в компанию с Нэдом, все так невольно начинали себя вести.
— И то, и другое отлично способствует сну, — хмыкнул Уинфред, который, в отличие от этих двоих, ничего особенного в ночёвке ребёнка не видел.
Точнее, он думал немного в другую сторону. Уложить-то Нэда они вон на диване уложат, не проблема. Проблема в том, что его родители вряд ли оставят ребёнка в чужом доме, тупо потому что ему не во что даже переодеться, и у Джеймса с Майки нет каких-то штук вроде детской зубной щётки. Так что рано или поздно дитёныша разбудят, чтобы забрать домой, и это будет явно громко и неприятно.
Потом настало время Уинфреду немного поумиляться над тем, как Майки по-своему заботится о ребёнке за ужином. Это и правда чертовски мило выглядело. Джеймсу даже пришлось силком гнать от себя все эти мысли. Это всё чёртов бэби-бум в их компании виноват. Надо было, чтобы Грант-старший приехал, пообщаться с ним немного, чтобы напрочь отбило всякие эти нехристианские желания.
Но, вообще, как оказалось, Джеймс детей вполне себе любил. Ну, по крайней мере, они его не напрягали, даже чужие. Но о своих он как-то и не задумывался вообще-то. Во-первых, он жил с мужчиной, а техасские стереотипы всё же ещё оставались в головушке. Вроде как, а нормально ли вообще с мужиком прямо семьёй обзаводиться. Во-вторых, Майки, будем честны, не был в обычной жизни похож на того, кто хотел бы эту семью. Ну и, в-третьих, действительно, какие их них родители — врач, вечно пропадающий на сменах, и бандит.
И вот что-то так Джеймс задумался о вечном, и упустил момент, когда пацан грохнулся-таки с высокого для него стула. А ведь обычно реакция у Уинфреда была отменной, да и находился он рядом. Но родителем не был, так что и не подумал как-то. Это Ричард уже научился предугадывать, обо что его чадо может пиздануться и откуда наебнуться.
— Круто, — протянул Джеймс, глядя на пацана. — А что орать?
Нет, Уинфреду на самом деле не было плевать. Честно говоря, внутри он даже чутка испугался. Уже успел подумать, что пацан сломал там себе что-нибудь, и сейчас им придётся ехать в больницу, а потом объяснять Грантам, как они умудрились за пару часиков покалечить их малыша. Полицейскому и будущему прокурору, да. Чего-то Джеймс не был готов в очередной раз показания давать, отвык уже.
— Пол не проломил? — спросил у Нэда Уинфред, продолжая держать себя в руках. — Мда, человек-паук, конечно, красивее приземляется. Ну ничего, поработаешь над этим.
В общем-то, пацан вроде не проявлял сильной болезненности. По крайней мере, отметив, что на него шибко не реагируют, ныть перестал. Если бы сломал чего, то не успокоился бы, правда ведь? А так, ну ушибся. Коленку вон, кажись, разбил. А Уинфред и правда не хотел отмывать с пола кровяку, ну.
— Ладно, пойдём поищем мультики, может чего показывают, — поднялся и Джеймс, одной мимикой показывая Майки, что чёт перетрухнул, блин, и ох уж эти дети, нет, нафиг нам такое счастье. Этого-то сохранить бы в живых.

На извинения Максин Джеймс только рукой махнул. Вот нашла за что просить прощения. Им-то с Майки было как-то всё равно. Ну посмотрели мультики, никаких планов у них и не было, чтобы их могли нарушить. Так что пацан совершенно не помешал. Да и оба прекрасно понимали, что у Грантов работа такая, что не предугадаешь, когда кому вожжа под хвост ударит. Особенно у Ричарда. Лишь бы вот его под сраку не подстрелили в оцеплении.
Это Максин бы с них чего-то требовать. Чуть ей сына не поломали, ну. Но почему-то на эти ссадины на коленках матери было всё равно. Ну, это потому что она не видела, с какого стула он звезданулся, конечно. А то бы точно задумалась на тему, а стоит ли ещё раз рисковать с этими двумя педиками неприличными.
Хотя, может, и задумалась, потому что Нэд вот тот поцелуй ни черта не забыл и всю обратную дорогу спрашивал мать о нетрадиционной любви. Но это же на пользу. В конце концов, у него дядя гей, пора бы уже и привыкать.
Ну а Джеймс и Майки продолжили оправдывать своё звание самой странной парочки. Теперь уже не в гражданских, а очень даже криминальных делах тоже.
А дело было в чём? А дело было в подставе. Подлой, наглой подставе от дебильного информатора, который ни черта не предупредил о количестве вооружённой охране объекта, которого Джеймсу и ребятам заказали.
В общем, случилась банальная перестрелка. Вот из-за таких-то Ричарда и вызывали тогда. Может и сейчас бросил кому-то ребёнка и мчал на звуки выстрелов. Хотя вряд ли, конечно, район совсем не для его участка.
Худо-бедно с задачей парни справились. Только вот без Уинфреда. В того, прямиком под ключицу, едва не сломав её, угодила шальная пуля.
Сперва Джеймс ощутил просто сильный толчок, как будто кто-то отпихнул его. Бревном или вроде того. И по непонятным причинам ноги отказались слушаться, так что Уинфред упал, рефлекторно зажимая плечо, хотя боль возникла позднее, как будто с задержкой. Но вот когда пришла… Матерь божья, Джеймс не знал, чего ему хочется больше, то ли сдохнуть, то ли потерять сознание, то ли плакать, как ребёнку, то ли просто орать благим матом.
Сознание почему-то теряться не собиралось, так что из оставшегося набора Джеймс выбрал последнее. Мат был не то чтобы благим.
Ребята уже забирали чемоданчики и давали по съёбам, пока Джеймс так и продолжал валяться в подворотне. А ведь маленькая пулька, зараза, а отключила довольно-таки здорового Уинфреда. Благо, с ним тогда был Джо, который выбрал друга, а не бабки (всё равно они потом их получат, хотят остальные ребята того или нет).
Джо, который нынче гордо именовал себя Стиком, запихал всё ещё чутка орущего друга в машину, и дал по газам.
— Куда ты, блядь, едешь? — в какой-то момент поинтересовался Уинфред.
Перед глазами всё плыло, но что-то намекало Джеймсу, что пейзажи какие-то не такие, какими он хотел бы их видеть.
— В больницу, куда ещё! — нервно отозвался Джо.
— Ты, блядь, мудень, домой меня вези, — прорычал Джеймс на правах лучшего друга. — Хочешь, чтобы нас загребли прямо из неотложки? Это огнестрел, блядь. Они вызовут полицаев, едва мы порог переступим.
Джо, конечно, извинился за то, что на нервах не подумал. Сейчас-то, конечно, звучало очень логично. Но всё же Джеймс мысленно подумал, что не для него такая работёнка. Даже поругал себя за то, что втянул его в это дерьмо.
— Майки позвони, пусть спиздит что-то в больнице и заштопает меня, — прикрыл глаза Джеймс, как-то растеряв все силы на этот разговор.
Правда, пришлось всё равно включаться. Потому что теперь Джо чрезмерно осторожничал, пытаясь объяснить Майки, зачем ему срочно ехать домой и кое-что с собой надо взять, тут в общем такая ситуация… Как будто большой брат за каждым из отбросов следил.
Издав неопределённый звук боли, Джеймс подался вперёд, вынимая из руки Джо телефон и выдохнул в него:
— Пинцет, скальпель, антисептик, обезбол и бинт.
Тут и объяснять ничего не пришлось. Врач мигом сообразил что ж такого могло воткнуться в Джеймса, чтобы это нужно было вытаскивать.
— Давай, детка, не дай мне сдохнуть, — всё же нашёл в себе силы усмехнуться Уинфред в трубку в привычной манере.
— Ебать, у вас отношения, — пробормотал Джо.

Джеймс и сам не знал, откуда у него в голове возник этот набор экстренной медицины. В смысле, в спокойной ситуации он бы наверняка его тоже выдал по логике вещей и вспоминая многочисленные медицинские истории Майки. Он ведь правда его всегда слушал! Даже если малословно реагировал, очень даже записывал на подкорке сознания все эти слова.
Но сейчас ему было пиздец, как больно. И сознание не то чтобы с ним хорошо сотрудничало. Но, видимо, на каких-то тайных резервах вывозило.
При помощи Джо Джеймс выбрался из машины. Благо уже темнело вовсю и люди не слишком обращали на парочку внимания. Мало ли, пьяного волокут домой — в Лос-Анджелесе обыденное дело. Да и в подъезде ни на кого не наткнулись, благо. Хотя Джо благоразумно прикрыл нехилое пятно крови на одежде собственной курткой.
Дома Джеймс рухнул на диван. Даже успел подумать, что жаль, испачкает его. Вон рубашку уже испортил. Столько крови на ней и дырка, к тому же.
Потом пульсирующая и простреливающая боль толком не дала размышлять о вечном. Уинфред ждал Майки, как истинного спасителя. И время текло безобразно медленно. В какой-то момент казалось, что Майки решил плюнуть на всё и свалить от этого криминального беспредела подальше. Но даже в этом болевом бреду Джеймс понимал, что этот не свалит. Всё же пять лет его уже знал, как облупленного.
И Майки пришёл. Джеймс было хотел ему ободряюще улыбнуться, но что-то как-то уже не смог. Выглядел он препаршиво. Бледный, потный, с болезненным дыханием. Но крови, к слову, было не так уж и много. Просто тонкая ткань пропиталась широким пятном. От ножевого Джеймс бы уже нехорошо себя чувствовал от потери крови, а тут раскалённая пуля прижгла по пути все сосуды, так что кровоточили немножко только некоторые.
Но когда Майки пришёл, Джеймс как будто подрасслабился. Вроде как сработало это «теперь всё будет хорошо». Так что дальнейшее Уинфред помнил отрывисто. Как Майки ему укол сделал, а потом, казалось он только моргнул, а Майки уже расстегнул когда-то на нём рубашку и осматривал рану.
— Привет, синеглазка, — чуть улыбнулся ему Джеймс на заявление, что жить он будет.
Да уж будет, так легко от него Майки не отделается. Только сейчас, пожалуй, Джеймс заметил, что дышать ему было всё так же легко, значит до лёгкого пуля не дошла. А остальное, наверное, Майки запросто подлатает. Даже если придётся немножко погуглить. В конце концов, Майки хотел себе когда-то больше «пособий». Вот, живое пособие, учитесь, пожалуйста.
Боль постепенно уходила. Не проходила, нет, это Джеймс ощущал, что она просто приглушалась под действием медикаментов. Сидела там теперь и ждала своего звёздного часа. Но всё же стало гораздо легче. Ещё и Майки так заботливо охлаждал ему лоб мокрым полотенцем, то было чертовски приятным сейчас.
— Будет ещё легче, если поцелуешь, — снова улыбнулся уголком губ Уинфред.
— Пиздец, — прокомментировал на заднем плане Джо, про которого, честно говоря, наёмник совершенно забыл.
Возможно, думал, что тот ушёл. А Джо просто в шоке ходил по комнате, не зная, чем помочь так, чтобы не мешать. И переживая, блин, за друга. А он тут кокетства свои флиртует. Может ещё и штаны снимет, раз уж от обезболивания такой резвый.
А вынимать пулю всё равно было больно. Снаружи Джеймс ничего не ощущал, даже когда Майки полез к нему со скальпелем. А где-то глубоко прямо отдавало под ключицу. Из-за наркоза казалось, что Майки саму ключицу и пытается втянуть. Но Уинфред терпел, кривясь от этих мерзких ощущений.
Тут крови потекло, конечно, побольше. Так что диван они всё же заляпали изрядно. А Джеймсу на нём, между прочим, и спать. Вряд ли он сейчас найдёт в себе силы подняться и куда-то идти. Чем больше действовал обезбол, тем сильнее хотелось провалиться хотя бы в сон. Сознание уже буквально умоляло его пощадить.
— Я на тебе женюсь, когда нам разрешат, — пробормотал Джеймс сквозь это желание отрубиться, но всё равно посматривал на Майки.

Уинфред, действительно, неплохо держался. Это же вам не температура тридцать семь и два. Вот от простуды Джеймс, как и подобало мужчине, умирал. Майки над этим знатно хихикал. Не то, чтобы он не был мужчиной. Просто ему, как врачу, болеть было обычно некогда. Не мог он себе позволить лежать с умирающим видом, когда в больнице действительно умирали пациенты. Так что маску на лицо и вперёд, на передовую.
Пуля же в плече ощущалась как-то попроще. Да, было зверски больно до введения обезболивания. Но это была острая и какая-то локальная боль. Её проще было терпеть, чем общее непонятное и необъяснимое недомогание.
Но всё же стресс, плюс боль, плюс сама травма, и сознание Уинфреда начало сдавать. Это было сродни прерывистому сну, скорее. Мозг просто отключал все пока ненужные функции, чтобы бросить все силы на исцеление. Хотя Джеймс ему и сопротивлялся по первости. Всем же в фильмах показывали, что нельзя было закрывать глаза, пока врач над тобой колдует.
Впрочем, об этом упрямстве Джеймс не пожалел. Получил вот действительно приятный даже в таком состоянии лёгкий поцелуй. И не менее приятное «засранец» услышал. Да, засранцем он и был, наверное. Заставил вот Майки не только волноваться, но и пару законов нарушить — больницу немного ограбить, да преступника покрывать.
После того, как пуля была извлечена, наступило некоторое облегчение. Местный наркоз глушил сигналы от повреждённых нервов, а свинцовая дура больше никуда не давила и ничего не пережимала. Так что пока всё было хорошо, и Уинфред засыпал, несмотря на то, что Майки продолжал что-то копошить в плече, подшивая и подрезая.
И как только Майки дал «команду» спать, Джеймс и отключился. Даже не помнил, как ушёл Джо, или как Майки более-менее убрал всё окровавленное от «хирургического поля». Проснулся через несколько часов, пожалуй, раз плечо ещё не болело, но так, мельком. Майки дремал в какой-то непонятной позе рядом. И тут же проснулся, когда Уинфред пошевелился.
— Я в порядке, иди в кровать, — тоже между прочим заботливо проговорил Джеймс почему-то шёпотом. Хотя в гостиной даже не было темно, Майки оставил включёнными лампы рядом, чтобы, видимо, если что, быстро подключиться к работе.
Однако доктор не ушёл. Тоже упрямый. Впрочем, был прав. Ведь в следующий раз Уинфред проснулся от возвращающейся боли. Она ещё была тягучей, приглушённой, но очень и очень досаждающей. Майки вколол ему что-то ещё. Боль ушла, а вместе с ней пришёл более-менее спокойный сон.
Вот в третий раз Джеймс проснулся уже поздним утром, когда буквально выспался. Состояние было, конечно, не ахти. Температура от небольшого воспаления всё же поднялась до злосчастных тридцати семи с небольшим, да и в целом Джеймс ощущал себя так, будто в него не девять миллиметров попало, а машиной сбило. Хотя, казалось бы, маленькая дырочка в плече, а какое влияние на всего Уинфреда.
Тем не менее, боль была абсолютно терпимой, а ссать хотелось, так что Джеймс предпринял попытку подняться с дивана самостоятельно. А вы знали, что в теле где-то есть мышцы, которые напрягаются вместе с прессом, видимо, и задевают это место под ключицей? Вот Уинфред узнал, сдавленно ругнувшись. В глазах аж потемнело ненадолго.
— Повезло же, что этот урод тоже правша, — выдохнул Джеймс, невольно зажимая здоровой ладонью левое плечо. Само плечо, разумеется, не повязку, наложенную Майки.
Из сидячего положения подниматься в стоячее было куда проще. Тут как-то ключицы задействованы не были. Стоял на ногах Уинфред, в целом, уверенно. Да, была дурацкая эта слабость и вялость, как будто он изнутри был ватой набит, но жить определённо будет. И вот поссав, Джеймс вернулся на диван, явно недовольно бросив взгляд на тёмные пятна на обивке, и проговорил Майки извинения:
— Прости за всё это.
Мастером словесности Джеймс никогда и не был, так что тут важен был сам посыл, а не лингвистическая оболочка.

Майки только оборачивался, делая что-то в «кухонном уголке», когда Джеймс проворачивал эту штуку с подниманием на поссать. То, что доктор не стал на него орать, мол, на черта ты там встаёшь, да и, в целом, не выразил беспокойства, только приободрило Уинфреда. Он и так по состоянию понимал, что жить будет, но всё же от врача такое подтверждение было как-то получить приятно. Пусть Майки был ещё только ординатором.
Извинения партнёру тоже оказались не нужны. Ну, в этом Джеймс почти и не сомневался. Были бы нужны, вёл бы себя Майки по-другому. Возможно даже не оказался бы с утра рядом. Уж ему-то явно не составит труда найти, где ещё пожить какое-то время.
— Нормально, — протянул Уинфред на заботливый вопрос и, поцеловав Майки в ответ, добавил без этой естественной бравады. — Как будто пикапом сбило.
Впрочем, такой ответ доктора вполне себе удовлетворил. Пожалуй, он и не ожидал иного. Всё же в живого человека пуля попала. А он ещё и не Том Круз, чтобы, глотнув вискаря, побежать дальше мир спасать. Да, Джеймс, и без пули не шибко-то полезное дело для этого самого мира делал, честно-то говоря.
Видимо за это Майки решил самовольно прописать ему курс антибиотиков. В уколах, разумеется, ибо таблеток в больнице не хранилось, их нужно было покупать в аптеке исключительно по рецепту. А Джеймс как-то проходил антибиотикотерапию. Он, в целом, уколов не боялся, да и у Майки оказалась очень лёгкая рука, но приятного всё же было мало. И жопа потом вся синяя, как у смурфика.
— Не хочу антибиотики, — поморщился Уинфред, показательно капризничая.
Понятное дело, что сопротивляться он не собирался, как и противиться «назначению». Но всё же имел право выказать своё недовольство.
— У меня задница не для этого существует, чтобы ты в неё впендюривал что-то, — добавил Джеймс, посматривая на Майки. — Это больно вообще-то.
Несмотря на эти садистические наклонности, Майки меньше дорог не стал. Вообще-то после этой ночи даже больше стал. Какой вот ещё дурак стал бы так поступать, да и вообще связываться с криминальным элементом? То-то и оно.
Так что обнимал здоровой рукой Майки Уинфред очень охотно. И немного целовал, куда уж там придётся. В общем-то, представлял из себя вполне себе здорового человека, разве что немного вяленького и берегущего повреждённую руку.
Так, обнимая Майки, Джеймс и задумался над вопросом. Вот про еду он ещё не очень понял, хочет он есть или нет. Тошнить-то не тошнило, просто желания не возникало — организм, видимо, силы бросал на восстановление организма, а переваривать параллельно еду не собирался.
— Чёт я ещё не понял, — честно отозвался Уинфред, утыкаясь носом в макушку Майки. — Не то чтобы это потому, что ты готовил…
И ухмыльнулся в волосы. Самоубийца. Знал ведь, что нельзя издеваться над тем, кто имеет доступ к твоей заднице. Со шприцом в руке. Но удержаться не смог.

Это было забавно, но при своём роде деятельности, Уинфред оказывался всегда более совестливым, чем Майки. Он вот сразу подумал о том, что втянул партнёра туда, куда он не просил. Вот на черта бы Майки помогать этому дурню, преступая закон? Как будто Джеймс буквально пользовался его любовью. Нет, конечно, но ведь иных причин у Майки ввязываться в это не было, кроме как отношения с балбесом.
— Не, выбери ту, что тебе меньше дорога, — поморщился Уинфред, когда доктор, посмеиваясь, предложил чередовать ягодицы. — Хоть на одной половинке жопы смогу сидеть.
В больнице ему тоже чередовали, знаете ли. Потом было невыносимо лежать на спине. А перевернуться на живот мешала капельница. Ангина — паршивая вещь, надо признать. И как умудрился Майки не заразить при этом, не понятно.
Пока Джеймс решал, стоит ли ему запихать в себя хоть что-то из еды насильно, дабы у организма были вообще силы бороться с этим дерьмом, Майки уже выскользнул из объятий, открывая наложенную повязку. Уинфред тоже посмотрел, насколько позволяла гибкость шеи. Для него, как человека близкого к медицине только в интимном плане с доктором, выглядело всё до крайности отвратительно.
Чёрт возьми, в нём была прямо настоящая дырка, которую Майки полностью ушивать не стал. Края воспалённые, багрово красные с частично обожжённой кожей. Из самой дырки что-то мерзкое сочилось. Сукровица, конечно, не гнойная, что для Майки выглядело просто песней, а для Уинфреда… В общем, он бы спокойно отреагировал на это зрелище, будь оно на ком-нибудь постороннем, а не на себе любимом.
— У тебя странные представления о красоте, — протянул Джеймс, который и за пять лет в Лос-Анджелесе не избавился от техасского акцента. — Впрочем, понятно теперь, почему я тебе понравился.
Страшную дырку Майки снова закрыл чистыми бинтами, но аппетита, честно, Уинфреду это не прибавило. Он, конечно, был гангстером, но не врачом, чтобы при виде всякой жести возжелать кушать. Так что Майки лопал в гордом одиночестве, если можно было так сказать при гостиной, совмещённой с кухней.
— Я ещё посплю, — так же миленько уведомил Джеймс, поцеловав Майки в ответ. И снова ощутив некоторую вину за происходящее. Опять Майки бежал на работу, чтобы врать и воровать. Ну, честное слово, он заслужил лучшего.
Но сейчас Уинфред промолчал. Правда спать, как сказал, не лёг. Теперь, когда сознание не пыталось от него так яростно ускользнуть, Джеймсу было как-то неохота ложиться обратно в эту засохшую кровь. Майки его избаловал тоже, знаете ли. Нормальной жизнью. Вон у них диван был миленький, не продавленный, который они сами и покупали, а не тот, что остался на квартире от предыдущих наркоманов.
А ещё Уинфред ярко ощутил, как от него воняет. Он же в уличной одежде так и спал, а до этого в этой одежде бегал, валялся на земле, истекал кровью, потел немерено. Как Майки вообще к нему целоваться подходил? Нет, своё говно не пахнет, говорят, конечно, да и Майки был доктором. После отмывания бомжей, наверное, его уже потом и кровью не напугать. Но всё же. Джеймсу вот было мерзко.
Так что сперва Уинфред решил снять эту паршивую одежду. Левая рука сотрудничать отказывалась совсем. Но одной правой со штанами Джеймс справился. Стоило только их расстегнуть, и они сами удобно спали. С остатками рубашки дело оказалось сложнее. И почему он не попросил сначала Майки помочь, а потом отпустил его?
Доктор изрядно изрезал «верх», освобождая поле для операции. Это, конечно, облегчало дело, но не сильно. В общем, измаялся Джеймс знатно, да и выматерился как за год вперёд от боли, то и дело пронзающей руку от неудачных движений.
После раздевания Уинфред понял, что сил на помыться уже не осталось. Да и как мыться, Майки добьёт его наверняка, если он намочит повязку. Только что же наложил. Может хоть причинные места в раковине сполоснуть?
Джеймс жуть, как не хотел ложиться и в кровать, потому что она была чистая, а он ещё вот ни хрена нет. Так что, продолжая недовольно материться, Уинфред накинул плед на потёки крови, сам аккуратно улёгся сверху и вознамерился немного пострадать. Правда, и в этом ему было отказано — мозг быстро его выключил после этих раздевательных приключений. И проснулся Джеймс уже когда Майки открывал входную дверь.
— Я воняю, — вместо повторного приветствия заявил Джеймс, посматривая на извечно весёлого доктора.