Николас очень быстро перешёл «к делу», Мэттью как-то даже опомниться не успел. Но, может, это было и к лучшему. А то вдруг бы ещё сильнее перенервничал, и Николас бы решил, что он совсем ещё маленький. Как и многим подросткам, Мэттью было стыдно за свою неопытность (мысли о том, где бы ему к тринадцати годам опыта набраться, конечно, не приходило). Николас ведь был взрослее, он явно мог разочароваться!
Но этим мыслям было отведено дай бог минуту их совместного времени. Уже от поцелуя — глубокого и «взрослого», а также от осознания, что они целуются в постели ночью, голову изрядно повело. Мэттью и без того возбуждался по щелчку пальцев, в положенных и не положенных местах. Его пубертатный организм его попросту не спрашивал, чего хозяину там хочется и что он там считает неуместным. А тут вообще все карты были на руках.
Когда же Николас навалился сильнее, так что Мэттью к своему новому смущению ощутил собственным возбуждением чужое, да ещё и руками под пижаму полез, ни единой мысли в голове не осталось. Нет, они пробивались ещё немножечко, но редко и чисто от стыдливости парня, которого ещё никто и никогда так не трогал.
От первого интимного прикосновения Мэттью вообще чуть не подбросило. Захотелось одновременно как зажаться от… ну какой-то, наверное, неожиданности. Но, с другой стороны, приятное и острое тепло разлилось так резко и сильно, что прекращать этого не хотелось гораздо сильнее.
Дыхание быстро сбилось. Как и любой подросток, познающий себя в родительском доме, Мэттью умел сдерживаться. Правда, с Николасом было сложнее. Всё же, как оказалось, была огромная разница между собственными прикосновениями и ласками такого красивого парня, которого ты любишь и хочешь. Но пока Мэттью если и пропускал вздохи, то без дополнительной, так сказать, озвучки.
Когда же Николас забрался под нижнее бельё, глаза мальчишки окончательно заволокло. Вот теперь он точно совершенно не соображал ровным счётом ничего. Пробежала только одна мысль о том, что надо бы, пожалуй, чем-то ответить Николасу, но Мэттью не нашёл в себе в тот момент ни сил, ни смелости на какие-то действия. А через совершенно непродолжительное время и вовсе оказался оглушён оргазмом, куда более ярким, чем умудрялся получать до этого.
Каким-то чудом Мэттью удержал свой голосочек при себе и в этот раз. А вот на Николаса поднять взгляд ещё какое-то время стеснялся, хоть и улыбнулся рассеянно от его голоса. Следом кивнул (конечно, у подростка были с собой салфетки, и для тех же самых нужд, собственно) и шёпотом проговорил: «В тумбочке». Николас был ближе к ней сейчас, так что лезть через него Мэттью не стал.
И снова эта мысль о том, что надо бы что-то сделать. Мэттью уже даже решился, ведь ему тоже хотелось потрогать бойфренда, просто было почему-то страшновато. Но едва он скользнул рукой по боку Николаса, тот снова прижал его к кровати своими горячими поцелуями. И, вполне ожидаемо, Мэттью быстро возбудился снова, будто и не было никакой разрядки всего пару минут назад.
Дальше же решаться не пришлось, Николас и сам направил его руку куда следовало, и Мэттью покорился ему. В целом, он даже успел немного укорить себя за ту нерешительность. Николас как-то ничем в трусах не отличался от Мэттью, и явно ему будет приятно от того же, что доставляло удовольствие и самому Мэттью. К чему все эти страхи были?
Оказалось, что и трогать так интимно красивого партнёра было приятнее, чем самого себя. И слушать, как от простых ещё прикосновений сбивается его дыхание. Правда, Николас решил вернуть свою руку в приспущенные штаны Мэттью, и вот это очень сильно сбивало. Сложно было не быть эгоистом в постели, когда тебе так хорошо и это случается с тобой впервые.
— По… подожди, — всё же осмелился прошептать Мэттью и тем самым прервать собственное удовольствие.
Но, правда, он совсем не мог ничего делать, когда Николас трогал его. Он растекался дурацкой лужицей без мыслей, слов и всего на свете.
Стало, правда, немного стыдно снова, когда Николас остановился, и теперь Мэттью был, так сказать, единственным активным участником. Как будто в постели кто-то что-то оценивал. Но подросток, разумеется, примерно так и думал.
И снова Мэттью полез целоваться, уже куда увереннее лаская Николаса рукой. Естественно, поцелуи пока были только в губы, но даже в пятнадцать этого вполне хватало.
Мэттью ничуть не пожалел, что решил подождать со своим вторым разом. Сердце стучало так, словно хотело пробить рёбра, мальчишка чувствовал каждый удар. И было что-то особенно приятное в том, чтобы просто доставлять удовольствие бойфренду. Мэттью очень хотелось, чтобы Николасу было хорошо. Всегда, но особенно рядом с ним и, конечно, с ним в постели тоже, пусть это было ещё не совсем ловко.
И снова салфетки, и повторный заход. Мэттью забрался пальчиками под рубашку пижамы, ещё нерешительно, но всё же исследуя обнажённую кожу бойфренда. И чёрт его знает, сколько это продолжалось — чего-чего, а сексуальной выносливости у подростков было полно. Казалось, они вообще не уставали и не отрывались друг от друга.
Но всё же в какой-то момент естественная усталость накатила и взяла своё. Было чертовски жарко, и Мэттью ощущал себя так же хорошо, как и грязно. Салфетки — это прекрасно, но не идеально, да и от пота они не спасали. Пижамы точно хотелось снять как можно быстрее, они откровенно липли к мокрой коже.
— Я так люблю тебя, — проговорил тихонько Мэттью, прижимаясь к Николасу и утыкаясь носом куда-то в его ключицу.
В тринадцать лет он как-то не задумывался о взрослых вещах вроде «а не опережаю ли я по чувствам партнёра» или «что если он не ответит мне взаимностью». В тринадцать лет всё в этой жизни, да и в отношениях было гораздо проще. Мэттью любил Николаса, и вроде как уже в Лондоне сказал ему, что влюбился с первого же дня в школе. Так что… Разве это новость? Просто приятные слова, которые Мэттью захотел сказать и сказал, потому что так чувствовал. Кто-то вообще в этом возрасте выжидал, когда влюблённость перейдёт в любовь и укоренится окончательно? Да нет, конечно. Вот и Мэттью не ждал.