Кристофер действительно сперва отвечал тихими кивками. Да, он начал видеть монстров. И да, он видел, как знакомые люди превращались в чудовищ в тот день, как он сбежал от испытываемого ужаса. Кристофер то ли не хотел даже мысленно возвращаться в тот день, то ли не знал, что можно было ещё ответить Николасу.
Мэттью вновь ободряюще улыбнулся мальчишке, осторожно прикасаясь к его предплечью через рукав пижамной рубашки. Кристофер не вздрогнул и не попытался отстраниться, и эмпат счёл это хорошим, доверительным знаком. Он оставил пальцы на руке мальчишки, словно придавая ему сил своим присутствием, и только надеялся, что Кристофер не решит перехватить его за неприкрытую кисть.
Всё, что говорил Николас, эмпат уже слышал, но сейчас это всё равно звучало несколько иначе. Становилось немного грустно от того, что Николасу приходилось объяснять подобные вещи совсем ещё ребёнку.
— Маркус говорил мне, что это ненастоящие монстры, — подтвердил Кристофер, внимательно выслушав монолог собеседника. — Но они такие страшные…
Мальчишка вздохнул, сжав пальцы на книге, которую продолжал держать на коленях, сильнее, словно та могла его защитить. Мэттью бросил короткий взгляд на Николаса, который до сил пор невольно продолжал смущать спутника, повторяя и повторяя про эту красоту, увиденную глазами Кристофера.
— Ты когда-нибудь смотрел про Скуби-ду? — внезапно проговорил эмпат, вернув взгляд на мальчишку.
Мысль-сравнение возникла в голове так неожиданно, что Мэттью и сам от себя не ожидал. Получилось, как с принцем Каспианом в лесу Дин. Мысленно эмпат даже хмыкнул. Кажется, он и правда слишком много проводил времени за телевизором, когда жил со своей семьёй. Не зря мама иногда ворчала.
— Немного, — пожал плечами Кристофер.
— Шегги и Скуби-ду тоже боялись монстров, но в конце концов все эти монстры оказывались людьми, как сказал Николас, — чуть улыбнулся Мэттью. — И то, что они выглядели, как монстры, только помогало хорошим людям поймать их.
Эмпат замолчал, тоже не став сильно разворачивать мысль. Он успел подумать о том, что видеть реальных монстров — страшно, но ещё страшнее не видеть их. В том смысле, что Кристофер действительно отличался невероятным даром. Он мог заранее избегать по-настоящему плохих людей, предостерегать остальных, в то время, как большинство людей даже не предполагали, кто окружает их на самом деле.
Однако Мэттью тоже решил, что грузить ребёнка сразу всеми этими рассуждениями не стоило. Да и вообще эмпата не просили вмешиваться в разговор. Просто это сравнение, близкое для ребёнка, пришло в голову, вот Мэттью и решил напомнить об известном мультфильме.
На просьбу Николаса Кристофер снова кивнул и отпустил книгу, протягивая парню руку. Николаса и его способностей он не боялся. В голове как-то даже мысли не возникло о том, что парень мог увидеть монстра и в нём.

Мэттью тоже подумал о том, что генетика Кристофера сыграла над ним злую шутку. Вероятно, он тоже обладал некоторой формой эмпатии, только та проявилась слишком рано, и мозг преобразовывал полученные сигналы в образы, понятные для ребёнка. Чем хуже был перед ним человек, тем страшнее монстр.
А ещё Мэттью подумал, что в будущем, возможно, у мальчишки проявится ещё одна форма этой способности. Например, он сам мог не только чувствовать чужие эмоции, но и воздействовать на них, менять их. Николас умел распознавать скрытые черты человека и «отпугивать монстров», распространяя негативные эмоции. Скорее всего и у Кристофера появится что-то, что поможет ему в борьбе с так называемым злом.
Пока эмпат оставил эти мысли при себе. Не хотелось давать ребёнку возможно ложную надежду на супергеройские способности. Как не хотелось и невольно подталкивать его к плохим людям с желанием совладать с монстром.
Заговорил снова Николас, и у Мэттью сжалось сердце от произнесённых слов. Николас держал мальчика за руку и ощущал весь этот страх, всю эту боль, недоверие и всё плохое, что уже успело накопиться в этом маленьком ребёнке. Наверняка он видел куда больше, чем Мэттью, ведь эмпат распознавал только текущий эмоциональный фон. Николас же глядел гораздо глубже, заглядывал в самую душу.
Тем не менее, сбегать Мэттью не собирался. Напротив, ему хотелось обнять этого испуганного мальчика, как-то уверить его, что всё будет хорошо, несмотря на то, что монстры никуда не денутся даже со временем. Он чувствовал подобное желание и сопереживание от Николаса. Впрочем, это ощущалось и во всех произнесённых словах.
— Я не вижу монстров, как вы, но я чувствую их, — добавил Мэттью, посматривая на мальчика, готового вот-вот заплакать. — Чувствую, как они злятся, все их тёмные мыслишки. Меня тоже это порой пугает, до сих пор. Но здесь и правда безопасно. Здесь живут хорошие люди, и они не дадут тебя в обиду.
Кристофер несколько раз быстро кивнул, шмыгнув носом. Мэттью улыбнулся, немного отвлекая мальчишку от столь сильных переживаний.
— Мне кажется, у нас отличная команда, да? Вы с Николасом видите монстров, я их чувствую, нам не хватает того, кто их слышит. Или чует их запах? О, мне кажется, это самое ужасное, чувствовать это носом, — улыбнулся шире эмпат, подмечая невольную улыбку и на лице мальчишки, вероятно, передумавшего плакать.
— Да, мне бы… не хотелось это нюхать, — отозвался Кристофер, пусть и ещё немного робко.
Чуть позже Николас попросил нарисовать самого страшного монстра, и мальчишка согласился, хотя Мэттью явственно почувствовал новую волну едва сошедшего страха. Они нашли бумагу и цветные карандаши и уселись обратно, стараясь не смущать Кристофера слишком уж пристальным вниманием.
Мальчик рисовал недолго и использовал всего два цвета. Красный — для горящих глаз, и предсказуемо чёрный, которым Кристофер с нажимом зарисовал область вокруг. Бесформенное чёрное пятно с красными глазами. Довольно классический монстр для взрослого человека, но Мэттью всё равно стало не по себе. Он слишком ярко представил, как эти ненастоящие чудовища окружают мальчишку на самом деле, на знакомой улице, смотрят на него этими красными пустотами глазами. Тут бы и взрослый испугался.
— Ты видел много таких монстров? — мягко поинтересовался Мэттью.
— Нет, — опустил взгляд Кристофер. — Только одного.
— Это был… кто-то знакомый тебе? — аккуратно уточнил эмпат, бросая взгляд на Николаса.
Снова стало немного жутковато. Николас просил нарисовать самого страшного, то есть остальные, видимо, были менее страшными. Возможно, больше похожи на людей, на монстров из фильмов, которых играют люди в гриме. Так что вывод напрашивался сам собой — это создание из мрака было по-настоящему плохим человеком.
— Моя сестра, — едва слышно отозвался Кристофер.

Мэттью чуть улыбнулся Николасу, подсевшему поближе, и его яркому сопереживанию, которое эмпат полностью разделял. Немного помедлив, Мэттью положил ладонь на бедро парня ближе к колену, отвечая на его эмоции и тактильным способом. Тем временем Кристофер закончил с простым, но мрачным рисунком, и про всякую нежность пришлось забыть.
Честно говоря, задавая второй вопрос, Мэттью искренне полагал, что мальчик ответит отрицательно. Возможно, видел какого-то маньяка на улицах города, когда пытался спрятаться. Наткнулся на наркомана в подворотне, что-то вроде того. Ну или, в крайнем случае, это мог быть кто-то из родителей, притворяющийся нормальным.
Однако ответ поражал всякое воображение. Мэттью и Николас неловко переглянулись, откровенно растерявшись от такого признания. Благо, Николас был постарше и быстро взял себя в руки, продолжив разговаривать с ребёнком и не давая ему углубиться в действительно страшные воспоминания.
— Только когда появились все монстры, — отозвался Кристофер.
На секунду Мэттью даже испытал некоторое облегчение. Наверное, было даже хорошо, что мальчишка сбежал в тот день, а не был вынужден ещё какое-то время жить рядом с таким чудовищем, постепенно осознавая, что это твоя сестра. И с ней определённо что-то было не так, даже если она и вела себя нормально.
От следующего же ответа облегчение вновь сменилось напряжением и невероятным недоумением. Мэттью снова вернул взгляд на Николаса, пытаясь на его лице найти ответ на то, чего эмпат попросту не понимал.
— Четыре, — задумавшись, ответил на вопрос о возрасте Кристофер.
Это совершенно не укладывалось в голове Мэттью. Как можно быть самым страшным монстром в четыре года? Эмпат даже аккуратно переспросил — может, четырнадцать? Но Кристофер покачал головой. Сестра была младшей.
То есть другие монстры, все эти озлобленные жизнью и возрастом люди на улице, были не настолько ужасны, как четырёхлетняя девочка? Честно говоря, Мэттью хотел было решить, что тут уже сыграла роль фантазия и стресс Кристофера. Может, приёмная семья любила девочку (может, родную) сильнее, и мальчишка, пытаясь соревноваться с ней в этой любви, недолюбливал её? Но не верить не получалось. Николас спросил про страх, и эмпат ярко ощутил, что Кристофер не лжёт. Он искренне боялся младшую сестру.
Благо, Николас снова взял всё в свои руки. Он подсел поближе к Кристоферу, помогая тому приукрасить рисунок забавными цветочками и другими элементами так, что от страшной чёрной сущности не осталось и следа. Кристофер улыбался, сдержанно посмеиваясь, и Мэттью чувствовал, как страх отпускает его.
— Обычно ты обедаешь здесь? — поинтересовался позже Мэттью. — Хочешь сегодня пообедать с нами? Нашей командой?
Кристофер задумался, но всё же кивнул. Немного неуверенно, но решился, и это уже было хорошим знаком. Мэттью понимал это поведение. Кристоферу в душе очень хотелось выбраться из этой скорлупы, но страх слишком сильно душил его. Мэттью и сейчас порой переживал подобное. Ему и сейчас хотелось познакомиться с местными ребятами, но буря чужих эмоций точно так же отпугнула его, как Кристофера отпугивала вероятность увидеть что-то неприятное. Они тоже были немного похожи.
— Позовём с собой Джонатана? — уточнил ненавязчиво Мэттью.
Кристофер снова согласился, и на этом эмпат остановился. Трёх человек для первого раза — более, чем достаточно. Пусть сперва освоится в их компании, но в малоизвестной пока столовой. Потом, может, Кристофер сам решит познакомиться с кем-то ещё.
Оставив мальчишку переваривать всё услышанное в безопасности комнаты, парни вышли в коридор. Мэттью невольно перехватил Николаса под локоть, встревоженно посматривая на него с прежним недоумением.
— Как такое возможно? — тихо уточнил он.

Мэттью не увлекался всякими криминальными историями или случаями из психиатрической практики, поэтому о социопатии в целом мало что знал. Скорее, для него это было нечто слепленное из стереотипов — псих, маньяк, особо жестокий в силу психических отклонений убийца. И, конечно, в семнадцать лет Мэттью не думал, что это заболевание могло быть врождённым. Точнее, понятно, что почти любая такая болезнь могла передаваться по наследству, но чтобы начать проявляться в четыре года…
Это никак не укладывалось в голове даже после ответа Николаса. Казалось, ну как такой маленький ребёнок мог быть настолько злым и опасным, что затмевал впечатление даже от повидавших многое взрослых? Мэттью тоже было жутковато от услышанного и увиденного. На миг эмпат представил, что бы мог почувствовать он рядом с такой маленькой девочкой, и от таких мыслей по спине пробежались мурашки.
Задумавшись, Мэттью даже забыл выпустить руку Николаса из своей, так и войдя в гостиную, держа парня под локоть. Присутствие Николаса и какой-никакой, а телесный контакт с ним всё равно немало успокаивал. После разговора с Кристофером парень немного нервничал, продолжал испытывать сильное сопереживание, но всё же основной эмоциональный фон его оставался каким-то привычно близким. Мэттью нравилось чувствовать его.
Из задумчивости помогли вынырнуть чужие эмоции. Очень много любопытства. Ну очень много. Оно сквозило буквально ото всех, даже от Маркуса. Даже маленький Мика не остался в стороне, хотя его любопытство было совсем иного толку — его просто заинтересовал новенький парень, которого он ещё не видел.
Мэттью даже успел подумать о том, насколько общительным суждено было вырасти мальчонке, в доме которого всегда было так много людей. Хотя, может, ему и без того светило быть открытым и активным с папой-итальянцем.
Эмпат осторожно выпустил руку Николаса, хотя это, кажется, только подогрело общий интерес. Но последний и здесь всё взял в свои руки, сходу заявляя о необходимости поговорить о Кристофере и прошедшем с ним разговоре. Это уже изрядно поменяло эмоциональный фон в гостиной. По крайней мере, старшие парни тут же уловили серьёзность в голосе Николаса и ощутили некоторое волнение, которое и до того испытывали насчёт новенького.
Потом Николас и вовсе попросил своего брата занять чем-нибудь Мику в другой комнате. Уильям немного возмутился, потому что тоже хотел знать, о чём будет разговор, но повиновался. Всё же Джонатану это важнее было услышать, раз уж и Николас, и Мэттью так «рекомендовали» его компанию маленькому Кристоферу.
— Про сестру он нам не рассказывал, — вздохнул Маркус, когда парни поделились всеми новостями, и потёр лоб пальцами, увенчанными перстнями. — Бедный ребёнок, как всё резко на него обрушилось…
Потом Николас обратился к Джонни, которого Мэттью тоже видел впервые. Парень задумался, потерев густую щетину пальцами.
— Нет, толком ничего не знаю, — пожал плечами он. — Она ему не родная, это точно. Больше ничего сказать не могу, я у них даже дома не был.
На предположение Николаса о социопатии Джонни чуть поморщился, но немного задумчиво кивнул, предполагая и такой вариант.
— Я попробую узнать что-то, — добавил Джонни. — Поговорю с Терри, это явно по его части. Может, мы сможем что-то придумать.
— Получается, Кристофер действительно почти как ты, — проговорил Мэттью следом, посматривая на Николаса. — Это точно не настроение или какие-то поступки. Он видит сущность человека, даже если тот ещё ничего не успел натворить.
— Ну, в четыре года она могла уже начать практиковаться на животных, — проговорил Джонни, но прервался, поймав на себе укоризненный взгляд Маркуса. — Что-о? Я согласен с парнем, просто он сказал про поступки…
— А ты переобщался с одним всем нам известным психиатром, ага, — протянул Маркус, склонив голову.
Чуть позже Джонни снова обратился к Мэттью. Правда, уже не с ужасными рассказами о малолетних маньяках-живодёрах.
— Ты мне почему-то кажешься знакомым, — проговорил он. — Откуда ты?
— Эм… сложно сказать, мы постоянно переезжали, — замялся немного Мэттью. — Последние года три жили в Бирмингеме.
Джонни, как оказалось, тоже был из Бирмингема. Следом он уточнил улицу, на которой Мэттью проживал до того, как… оказался у Маркуса, будем так говорить.
— Точно! — в какой-то момент воскликнул Джонни и почему-то повернулся к чете ДиМарко. — Это же тот парень, которого я искал пару месяцев назад. Помните, я вам рассказывал про ложный след в Лестер? Чёрт, я думал ты уже того… от голода где-нибудь загнулся. Ничего себе как совпало интересно.

Маркус прекрасно понимал, что Джонни сказал правду и по делу. Он и сам знал, что даже нормальные психически дети зачастую были куда более жестокими, чем взрослые, просто не осознавая, что творят. Однако Маркус не хотел развивать эту тему, когда в их компании были совсем юные для него парни — Мэттью и Джонатан. Да и самому было не слишком приятно мусолить подобные подробности.
На шуточку Николаса же Маркус посмеялся вместе с остальными. Джонни, к слову, тоже вполне её оценил, кривоватой усмешкой подтверждая сказанное.
Он согласился позвонить Николасу, как только что-то выяснит и вообще придумает вместе с партнёром, как им быть в такой ситуации. Конечно, упускать возможность предотвратить жестокость со стороны возможного социопата было нельзя. С другой же стороны, Джонни не мог просто ворваться к родителям девочки и конфисковать их дочь без разумных объяснений своих предположений.
— Если там настолько жёсткое психическое расстройство, её и без способностей лучше бы на время оградить от социума, — кивнул Джонни. — Тогда можно будет даже сказать, что Кристоферу повезло, что его способности проявились так рано. Иначе была бы большая вероятность, что он бы пострадал от сестры первым.
Подумав немного на эту тему, Джонни через минуту снова подал голос, жестом привлекая внимание Николаса обратно к себе.
— Слушай, раз ты немного вошёл в его доверие, попробуй аккуратно выяснить, не делала ли его сестра уже чего-то страшного или странного, — проговорил он.
На сим тему постепенно закрыли, но зря Мэттью думал, что станет легче. Говорить про Кристофера и его сестру было тяжело морально. Было очень жаль этого ребёнка, было сложно ощущать некоторую беспомощность — в том плане, что ни у кого из них не было возможности одним махом решить все проблемы Кристофера и сделать его счастливым. Но разговор этот закончился, и вернулось всеобщее любопытство.
Правда, Джонни интересовало совсем другое, к счастью, не отношения с Николасом. Но и разговор с ним заставил Мэттью немного напрячься.
— Зачем ты искал меня? — осторожно спросил он.
Конечно, эмпат чувствовал, что Джонни никакого зла к нему не питает и ничего плохого не планирует. Но Мэттью и сам буквально пару дней назад перестал прятаться и выживать, настороженность к плохо знакомым людям не могла спасть так быстро.
— О, не волнуйся, зайчик, — улыбнулся ободряюще Маркус, успев быстрее самого Джонни. — Он хоть и из полиции, но он на нашей стороне. Джонни тоже мутант. Он находит таких как ты и приводит их к нам с Александром. Как он привёл Кристофера.
— Ага, — подтвердил Джонни. — Но ты молодец, профессионально спрятался.
Следом Николас, осадив своего младшего брата, поинтересовался активностью поисков Мэттью. Сам же эмпат в это время добавил Джонатану, чтобы шёл звал обратно своего брата, а не ерундой занимался. Небось снова своровал способность Мэттью и подслушивал.
— Его уже не ищут, — покачал головой Джонни. — Я его месяц пытался найти, но он не оставил зацепок. Не пользовался картами, телефоном, гиблый номер, он мог быть где угодно. Пускали ещё рекламу, но, слушай, прошло уже… сколько? Месяца три? Мне пора его дело в бесследно пропавших переводить.
Мэттью промолчал, внимательно глядя на Джонни. Как уже было сказано, он не мог определять ложь, но сейчас очень уж чётко чувствовал недосказанность.
— Почему ты испытываешь сожаление? — тихо спросил он.
— Чёрт, я и забыл, что ты эмпат, — хмыкнул Джонни невозмутимо. — А почему бы мне его не испытывать? Твой папаша буквально сдал тебя, конечно, я тебе сочувствую.
— Нет, не то, — проговорил Мэттью. — Сейчас ты ощутил злость. Тебя злит, что мой отец поступил так со мной. Почему ты чувствуешь сожаление?
— Слушай… — вздохнул Джонни, посмотрел ещё раз на настойчивый взгляд Мэттью и сдался, разводя руками: — Твоя мать до сих пор тебя ищет.
Мэттью снова промолчал пару секунд, сцепив руки между собой и зажав их между коленями. Очень хотелось взять Николаса за руку, ощутить его поддержку, но… нельзя.
— Спасибо за честность, — проговорил, наконец, Мэттью.
— Не переживай, зайчик, — снова подал голос Маркус, испытывавший, кажется, больше всех волнения за своих «подопечных». — Мы попробуем устроить вам встречу. Все местные ребята, у которых лояльные родители, продолжают с ними видеться. Да, не часто, сам понимаешь, из-за вашей же безопасности.
Мэттью кивнул, всё равно невольно прижимаясь к Николасу теснее, будто он мог оградить его от тревожных мыслей. Зато любопытство к ним сейчас точно спало. Хоть что-то хорошее.

Джонни тоже невольно посмотрел на притихшего эмпата, явно фильтруя речь прежде, чем ответить на вопрос Николаса. Не хотелось бы ещё сильнее расстраивать парнишку. Мало кого из детей радовало осознание, что их родители или кто-то один из них, как в этом случае, не находил себе места, пытаясь понять, жив ли их ребёнок. В какое отчаяние некоторые впадали, предпринимая попытки самостоятельно найти сбежавших от системы.
— Надеюсь, что не очень, — проговорил, наконец, Джонни. — Приходила в первые недели. Благо, мне сказали об этом, так что мне удалось с ней встретиться и объяснить, чем эти приходы чреваты. Да и вообще такое привлечение внимания к Мэттью.
Полицейский чуть вздохнул. Это была ещё одна причина, по которой он терпеть не мог свою работу. Точнее то, во что она превратилась с принятием новых законов.
Он прекрасно понимал этот ужас родителей, которые не могли просто сидеть и ждать, лишь надеясь, что с их детьми всё будет хорошо. Но и сам Джонни ничего порой не мог поделать. Хорошо, когда получалось найти прячущихся мутантов и отвезти их в безопасное место, но такие случаи были редки. Джонни был один. Детей же, подобных Мэттью, было отнюдь не мало.
Итальянца и самого порой сильно метало. Ему хотелось помочь таким, как мама Мэттью. Но разверни он по-настоящему активный поиск, мальчишку с огромной вероятностью отыщет кто-то другой. Сдадут простые люди, увидевшие рекламу, наткнутся Стражи или другие отделения полиции. И тогда юного мутанта было уже не спасти.
Объяснять подобное родителям было очень тяжело. Прямо заявлять им, что ты не будешь искать дальше ради блага их же детей. И только надеяться, что те не умрут от голода, холода или полученных травм.
— Но ты жив и здоров, — криво улыбнулся Джонни, чуть взмахнув руками. — Так что можешь, не знаю, снять какое-нибудь видео и успокоить её.
Единственное, что полицейский пока мог сделать, это встретиться с родительницей лично, чтобы показать это видео, прежде чем стереть его с электронного носителя. И прежде, чем закрыть дело Мэттью, переведя его в официально неактивные. Ещё несколько месяцев, и парня вообще можно будет признать мёртвым.
Мэттью молчаливо кивнул с некоторой благодарностью за такое содействие, и чуть улыбнулся Николасу, прикоснувшемуся к нему с поддержкой. Это желание подбодрить его было очень приятно.
Впрочем, вскоре в гостиную вернулся Уильям с маленьким Микой, и Мэттью стало попросту некогда печалиться и размышлять о не самых приятных вещах. Сын четы ДиМарко оказался ну очень активным и общительным. Мэттью даже немного глаза округлил, пытаясь быстро подстроиться под немного сбивчивые ещё фразы, выскакивавшие со скоростью пулемётной очереди.
— Я Мэттью, — улыбнулся, представляясь, эмпат.
Он немного растерялся, отвечая на многочисленные вопросы довольно односложно. Младших братьев и сестёр у Мэттью не было, так что с детьми он попросту не привык общаться. Однако негатива эмпат не ощущал, Мика был безумно очаровательным ребёнком. И последнего совершенно не волновала некоторая невовлечённость собеседника в разговор. Ему явно было что сказать.
Так что, пока взрослые вели свои «скучные» разговоры, Мика общался с Мэттью. (Вероятно, заставляя Уильяма вздохнуть с некоторым облегчением). Мальчишка при помощи эмпата забрался на диван, чтобы сесть рядом с новым собеседником, продолжая вещать о местной жизни прямо и открыто, как могли только дети.
Так Мэттью узнал, что Мика, между прочим, катается на коньках, как папа, и любит танцевать, как тот же папа. Эмпат с улыбкой признался, что не умеет ни того, ни другого, хотя и согласился с Микой, что это должно быть весело.
— А что тебе нравится? — полюбопытствовал малыш.
— Мне… нравится играть на инструментах, — улыбнулся шире Мэттью.
Несмотря на первую растерянность, общаться с ребёнком было приятно. Его эмоции были такими светлыми и приятными. А ещё настолько сильными, что перекрывали собой даже фон всех остальных, собравшихся в гостиной.
Мика тут же поведал, что папа (всё тот же самый, Мэттью уже устал поражаться, насколько талантливым был этот человек) тоже играет на пианино. А потом и вовсе сполз с дивана, бесхитростно потянув нового друга за руку, призывая «поиграть что-нибудь». Эмпат и до этого видел фортепиано, вызвавшее у него несколько тоскливые эмоции, но те как-то быстро забылись за другими, более важными новостями о Кристофере и маме.
— Мика, — мягко окликнул сына Маркус, — ты сейчас очень итальянский.
— Я буду тихо, — отозвался мальчишка шёпотом, который, кажется, был даже громче звонкой речи до того.
— Ты пристаёшь к людям, — таким же шёпотом ответил Маркус, даже не пытаясь скрыть любящую улыбку.
— Всё в порядке, — проговорил Мэттью и добавил смущённо, чуть кивнув в сторону фортепиано, к которому его продолжал настойчиво тянуть маленький итальянец: — Если… можно.
— Конечно, можно, — спокойно отмахнулся Маркус. — Если устанешь от этой болтушки, просто подай знак, мы тебя спасём.

Несмотря на явную половину восточного происхождения, Мика воспитывался в итальянских традициях. Он был волен говорить, что думает, проявлять эмоции, которые чувствует, не скрывая их — что, собственно, тоже сразу становилось ясным. Да и как этот милый мальчишка мог расти иначе в доме, вечно полном других детей и взрослых? Мика очаровал всех обитателей родного особняка, но не останавливался на достигнутом, а посему очень активно наседал на всех новеньких, кого только видел.
Маркус не препятствовал этому, но, в силу характера, понимал, что не всем людям нравилось чрезмерно активное внимание чужого ребёнка. Тем более, это могло досаждать человеку со способностями эмпата. Так что на шёпот мужа Маркус тоже только улыбнулся, нежно погладив того по предплечью, да так и оставив свою руку в его. Мэттью дал понять, что внимание Мики его не раздражает (возможно, из вежливости, но это дело второе), так что всё было в порядке и можно было продолжать разговор.
Мэттью же последовал за своим маленьким другом, покорно продолжая держать его за руку. На такого малыша эмпат не мог случайно повлиять. Мэттью уже понял, что способности проявляются по его желанию — специальному или спонтанному. Хочется, чтобы человек был добрее, и способность срабатывает. Мика и без того был милым и прехорошеньким мальчишкой, никаких желаний поменять его не возникали и на подсознании.
Парень уселся за фортепиано, вновь испытав какую-то тоскливую ностальгию. Казалось, он не прикасался к чёрно-белым клавишам уже несколько лет.
Мысленно отмахнувшись от лиричных мыслей, Мэттью тихо поинтересовался у ребёнка, что бы тот хотел услышать. Предсказуемо Мика не смог с этим помочь. Он не очень-то знал, что взрослые играют на фортепиано. Самого Мику к инструменту не тянуло, ему больше нравилось быть активным, а не сидеть, пыхтя над слишком широко расставленными для маленьких пальчиков клавишами. Но слушать музыку ему нравилось.
Пюпитр пустовал, так что Мэттью просто задумался над тем, что он мог наиграть по памяти. Сперва казалось, что всё забылось, но всё же пальцы помнили многое.
Эмпат выбрал негромкую мелодию, красивую, хотя и довольно тоскливую, чтобы не мешать остальным присутствующим разговаривать. Так что сперва никто и впрямь не обращал на этих двоих внимания, музыка просто стала приятным фоном.
Пожалуй, Маркус заметил, что у них появился этот самый фон, только по вниманию Николаса, обращённому на угол с фортепиано. Азиат улыбнулся под нос и тоже кинул недолгий взгляд на играющего паренька и стоящего рядом Мику.
Смущать своим вниманием взрослые не стали, а посему Мэттью и не заметил некоторого внимания к ним с Микой. Ребёнку нравилось слушать. Он немного подпрыгивал, не в силах устоять на месте, но большую часть времени внимательно следил своими огромными глазами за тем, как бегают пальцы Мэттью по ряду клавиш.
— А ты будешь петь? — поинтересовался в какой-то момент Мика. — Папа поёт.
— Ладно, — улыбнулся Мэттью в ответ. — Тогда давай споём.
Честно говоря, он напрочь забыл о том, сколько людей в данный момент находилось в комнате. Что их с Микой было отлично слышно. Если и не разговоры, то музыку точно. Но Мэттью так давно не играл, что безумно соскучился по любимому делу, и сейчас попросту увлёкся, позволяя себе расслабиться и раствориться в музыке.
Музыка и песня снова была довольно лиричной, распевной. Увы для Мики, Мэттью как-то подзабыл какие-то детские забавные произведения. Их он учил, когда сам был совсем маленьким, да больше и не возвращался к ним. Но, кажется, ребёнок вовсе не возражал, только смущающе пристально смотрел на то, что творит Мэттью.
И это смущение достигло просто невероятного предела, когда голос его смолк, а музыка мягко завершилась, и… Мэттью осознал, что в гостиной стоит тишина. Разговоры, что вели старшие парни, прервались, и что-то подсказывало, что не вот только что.
— Охренеть, — прервалась тишина тихим высказыванием Джонни.
Впрочем, кажется, оно было достаточно точным, чтобы Маркус даже не сделал ему привычного замечания.
— О… простите, я увлёкся, и…
Мэттью чувствовал, что никакого негатива присутствующие не испытывают, но попросту не мог не извиниться за то, что помешал разговорам. К его щекам прилила краска от такого повышенного внимания в его сторону. Сразу появились какие-то дурацкие мысли о том, что он как будто выделывался тут своими умениями, и что это плохо. В общем, стало очень неловко и тут же захотелось как-то слиться с окружением.
— Нет-нет, — перебил его нелепые извинения Маркус. — Это было просто великолепно, зайчик. У тебя несомненный талант… почему ты этого стесняешься?
Но, кажется, последний вопрос заставил Мэттью ощущать неловкость ещё сильнее. Он немного нервно усмехнулся, потирая ладонями красные щёки, словно пытаясь стереть эту краску, и выдохнул только короткое: «Не знаю…».

Почему-то из реакций всех, кто присутствовал в гостиной, Мэттью в большей степени обращал внимания на Николаса. Хотя, наверное, известно почему. Просто один юный, до крайности нелепый в своём смущении мутант умудрился за пару дней не просто испытать симпатию к Николасу, но и, похоже, влюбиться в него.
Мэттью казалось, что он ощущал ответное чувство. Видел его во взгляде, направленном на смущённого парня. Хотя, конечно, Мэттью быстро решил, что надумал это. Новые знакомые сидели слишком близко друг к другу, их эмоции сливались воедино для эмпата. Он бы мог различить что-то, что резко выбивалось бы из общей массы, да и только.
Комплименты, на которые, кажется, не поскупился ни один присутствующий, немало смущали. Но почему-то молчаливый взгляд Николаса вызывал ещё больше смущения. Хотя, наверное, Мэттью снова себе что-то надумал.
На миг опять стало грустно. Ведь именно по этой причине Мэттью не мог и не хотел прикасаться к коже Николаса, как бы его не тянуло к парню. Подсознательно эмпат непременно захочет быть любимым этим человеком, а способность просто исполнит это желание. Только вот радости от его исполнения Мэттью не испытает, постоянно терзая себя вопросом, а хотел ли сам Николас влюбляться.
Благо, маленький Мика вновь быстро развеял эти мысли и сомнения. Мальчишка совершенно не принимал смущения Мэттью, а оттого настойчиво требовал продолжения концерта. Пришлось эмпату взять себя в руки и перебороть самого себя, чтобы исполнить ещё одно желание большеглазого чуда. Благо, Мика потерял интерес к прослушиванию музыки быстрее, чем Мэттью провалился сквозь землю от стыда.
Вскоре кто-то из ребят забежал в гостиную и сообщил, что обед готов, так что большая часть собравшихся направилась в столовую.
— Вы можете не ждать, а привести Кристофера сюда, — подсказал Маркус, поднимаясь. — Ближайший час никто сюда не заглянет.
Завтракали, обедали и ужинали в особняке, как в пансионе, по расписанию. Если бы все жильцы таскались на кухню каждый в своё время, царил бы настоящий хаос. В зависимости от занятости повар мог сделать несколько исключений для кого-то, но обычно всё же готовил по часам, и всё собирались в столовой, где ели, общались, решали, чем заняться после приёма пищи, в общем, проводили время вместе.
Разумеется, когда целью было не просто быстро поесть и побежать, обеды растягивались примерно на час, как и говорил Маркус. Последний, к слову, вместе с мужем также ели за общим столом. Никакого отдельного столика, как для преподавательского состава, не было. Отличия были только в меню и «возвышенных» местах для совсем маленьких детей, как Мика, которые просто не могли дотянуться с обычного стула до тарелки.
Джонатан остался в гостиной, чтобы подвинуть столик ближе к дивану, а Николас с Мэттью, снова вдвоём, направились вместе со всеми, чтобы взять свои порции и порции для Джонатана с Кристофером. Мика заметил в коридоре двух очаровательных светловолосых ещё девчонок примерно своего возраста и тут же потерял интерес к своему новому другу-эмпату. Это вызвало улыбку. И ещё более широкую, когда Маркус отметил:
— До сих пор бедняга не определится, какую девочку он любит сильнее. Особенно это осложняется тем, что он их ну совершенно не различает.
Мэттью прыснул от смеха. Нет, он понимал, что для трёхлетки это было Настоящей Проблемой, чуть ли не глобального масштаба. Но всё равно же смешно, когда ты самую малость постарше и проблемы у тебя чуточку другие. Хотя не все и не всегда, и Мэттью вновь невольно скосил взгляд на Николаса.
От столовой эмпат остался в очередном лёгком шоке. Как-то, когда речь идёт о поваре, который готовит на целую ораву детей, которых кормят по расписанию, в голове рисуется образ чего-то на уровне учебного учреждения. Здесь же на столах царил итальянский пир уровня Хогвардса из известных фильмов.
Ребят собралось столько, что Мэттью снова невольно прижался плечом к плечу Николаса, стараясь мысленно закрыться от этого гама эмоций, бушующих в одном, пусть и просторном, помещении.

Мэттью же не анализировал собственные чувства. Во-первых, в силу возраста — в семнадцать лет всё же гораздо проще осознать, что ты влюблён, даже если и не к месту. Во-вторых, потому что, видимо, это была самая настоящая влюблённость. Когда просто чувствуешь сильную симпатию и желание быть ближе к человеку. Не думаешь, что было бы неплохо влюбиться, потому что: он красивый, успешный, богатый, знаменитый, интересный, выберите из перечисленного или впишите свой вариант. Просто влюбляешься и всё.
Эмпат задумался о причине лишь единожды, краешком сознания, когда Николас прошлым вечером спросил, почему он хочет остаться, а не ехать к Маркусу. И Мэттью был искренним, когда сказал, насколько ему комфортно рядом с Николасом. Наверное, это и было основным катализатором всех этих непрошенных чувств. Ведь для эмпата близость эмоциональная была куда важнее, чем большие глаза или тонкая талия.
Маркус, к слову, поддержал предложение мужа о музыкальном вечере. Они иногда проводили такие. В этом доме вообще поддерживались все возможные увлечения ребят, чтобы те не чувствовали себя запертыми в клетке. Маркус не только тренировал желающих на катке, он устраивал танцевальный класс, пользовавшийся огромной популярностью, особенно среди местных девчонок. (А уж когда приезжал ещё один друг Маркуса, Итан — двухметровый темнокожий парень — спортивный зал был забит до отказа). Пара ребят занимались и музыкой — иногда с ними занимался сам Маркус, иногда приглашали учителя.
Так что Маркус объявил Мэттью, что ему придётся ещё раз посмущаться. Музыкальные вечера тоже пользовались успехом среди местных, так что слушателей будет куда больше. А не вывести Мэттью «на сцену» было бы огромным упущением.
Эмпат не смог отказать хозяину дома. Хотя и подумал о том, что теперь ещё лучше понимает желание Николаса жить не со своими братьями. Здесь было слишком активно. Да, для ребят, которые вынуждены скрываться в особняке от чёртовых законов, этот дом стал настоящим райским уголком. Маркус и Александр, как нежные родители, окружили заботой всех, кого успели приютить. Но…
Мэттью одновременно и хотел стать частью этого, и попросту не мог. Было здорово и весело провести тут день-другой, но уже к обеду эмпат понимал, что не соврал Николасу — он попросту не сможет тут жить постоянно. Он чувствовал себя интровертом, запертым среди экстравертов. Жизненная энергия постепенно иссякала, и Мэттью уже знал, что к вечеру будет ощущать себя совершенно измотанным, несмотря на то, что большая часть окружающих эмоций была положительной.
Они с Николасом приготовили всё для обеда вчетвером и после короткого инструктажа Джонатана направились за Кристофером. И если в столовой Мэттью действительно не ощутил вспышку влюблённости, исходящую от Николаса — слишком громкими были эмоции десятков местных жителей, — то сейчас хорошо это почувствовал. Сперва лёгкое волнение, обычно предшествующее тому, что человек пытался решиться на что-то, а затем эту симпатию.
Так что, пожалуй, когда Николас проговорил свой комплимент, его собеседник уже был немного смущён. От произнесённых слов это чувство только усилилось.
— Спасибо, — с улыбкой проговорил Мэттью, тоже не глядя на парня, но по причине стеснения. — Мне очень приятно…
Сердце забилось, как ненормальное, как будто Николас не меньше, чем в любви признался. За что Мэттью тоже немного поругал себя в душе. Хотелось чуточку большего. То есть… раньше Мэттью бы определённо решился поцеловать своего спутника или хотя бы взять его за руку в нежном жесте. И это желание было настолько сильно, что заставляло эмпата колебаться в собственном же решении повременить с тактильными проявлениями.
Нет, это было слишком плохо. Мэттью не мог так поступить. Не с Николасом. Всё ещё немного смущаясь, эмпат положил руку на предплечье спутника, мягко обхватывая его пальцами чуть повыше запястья.
Дойдя до комнаты Кристофера, они постучали в дверь и подали голос прежде, чем войти в спальную. Мальчишка уже сидел за столом, старательно разукрашивая страничку из книжки-раскраски. Он послушно слез со стула, когда его позвали на обед, но было видно невооружённым глазом, как мальчик сомневается и откровенно опасается выйти в коридор.
— Не волнуйся, там сейчас никого нет, — ободряюще улыбнулся Мэттью. — Ты можешь… взять Николаса за руку, если тебе будет спокойнее.
Только сейчас эмпат подумал о том, что им бы стоило пойти с Джонатаном. Мэттью не мог предложить свою руку по уже известным причинам. Но и Николасу вряд ли хотелось снова видеть всё, что скрывала душа этого несчастного ребёнка. Мэттью бросил на него виноватый взгляд, когда проговорил это. Да, с их дурацкими способностями им явно пригодился бы Джонатан…

Если бы Мэттью узнал о том, что время от времени Николас тщетно пытается скрыть свою влюблённость, он бы явно похихикал над этим. И дело было даже не столь в том, что Мэттью был эмпатом. Просто сами по себе попытки снизить градус влюблённости были достаточно забавными. Собственно, поэтому эмпат и не ощущал ничего такого — нельзя же просто взять и любить кого-то чуть меньше просто по желанию, это совсем не так работает.
Зато можно немного отвлечься от объекта симпатии, как это получилось и с ними. Оба, оказавшись в комнате Кристофера, переключили внимание на мальчика, отодвинув странные чувства на второй план.
Благо, Николас спокойно воспринял предложение взять ребёнка за руку и даже предложил Кристоферу понести его. Зашуганный малыш на последнее не решился, но первое предложение всё же принял. Мэттью чувствовал, что ему действительно было спокойнее держаться за Николаса. Мальчик ощущал себя так в большей безопасности.
В гостиной Кристофер сперва забился на диван, ему было не очень комфортно в мало знакомом помещении. Однако через какое-то время расслабился. В комнату никто не входил, даже мимо двери не пробегал, как ему и обещали. Рядом с тремя «взрослыми» он чувствовал себя довольно безопасно, да и Джонатан умело развлекал ребёнка.
Правда, эти развлечения в какой-то момент поставили в неловкое положение Мэттью. Он как-то не ожидал, что Кристофер мог видеть и такие изменения, как влюблённость. Всё же он явно не был эмпатом в полном смысле этого слова. Но, вероятно, любовь, в каком бы проявлении они не была, влияла и на сущность человека.
В целом, Мэттью знал это — он и сам её чувствовал, как нечто очень сильное и светлое. Он видел её в Маркусе и Алексе, в Джонни и в особенно больших количествах в Мике, который в силу возраста и хорошего детства вообще любил, кажется, всех и всё.
— Между нами сейчас твоё неуёмное любопытство, — улыбнулся Мэттью, хотя и вновь испытал лёгкое смущение.
Что-то слишком часто за половину всего лишь дня эмпат ощущал эту застенчивость. Кажется, это было ещё одной причиной придумать что-то, чтобы не оставаться в этом доме. Так ведь и с ума от этой нежеланной робости сойти можно!
— Хочешь посмотреть, как светится Джонатан? — улыбнулся шире Мэттью, обращаясь к развеселившемуся ребёнку.
Разумеется, Кристофер хотел. Он не понимал, как действуют способности всех присутствующих, он и свои-то силы ещё не понимал. Но разве это повод отказываться от явно интересного зрелища, когда предлагают?
Мэттью, продолжая улыбаться, протянул младшему Стрикленду руку. Наверное, эта миленькая улыбка выглядела слишком подозрительной, так что Джонатан как-то не горел желанием испытать задумку приятеля на себе.
— Не волнуйся, я не буду заставлять тебя плакать, — хихикнул Мэттью.
Он и правда ничего плохого не планировал. Хотя бы потому, что Кристофер был рядом и в ожидании наблюдал за тем, как мог поменяться Джонатан в его глазах. Пугать ребёнка негативными эмоциями Мэттью не собирался. Так что когда Джонатан опасливо, но всё же взял приятеля за руку, в него полились исключительно положительные чувства.
Эмпату пришлось сосредоточиться — младший брат и без того был хорошим парнем, очень добродушным, с большим сердцем. Впрочем, это только подчёркивало, что всё происходящее было не более, чем забавой — навязанные Мэттью чувства постепенно сойдут на нет, а точнее, вернутся в норму. Пока же Мэттью немного усилил любовь Джонатана к братьям, светлые чувства к тому же Кристоферу (тоже любовь, но, разумеется, совсем не такая, как в общем понимании), добавил дружеской любви к себе и всё такое прочее.
— Ого, он и правда начал светиться! — восторженно прошептал Кристофер.
Эмпат похихикал, отпуская руку Джонатана, чтобы не перестараться ненароком.
— Жаль ты этого не чувствуешь, — проговорил Мэттью Николасу с улыбкой. — Он сейчас такой плюшевый медвежонок.

Мэттью действительно совсем не расстроился из-за того, что его чувства «раскрыли». Он наивно полагал, что и без того дал Николасу понять о своей симпатии. Он ведь ещё в доме последнего открыто сообщал, что парень ему нравится. Да, понятие «нравится» могло включать в себя огромный спектр эмоций, но, откровенно говоря, эмпат порой забывался. Точнее, забывал, что не все люди чувствовали то, что чувствовал он.
Так что сейчас Мэттью, пусть и был немного смущён, улыбался и веселился вместе со всеми. И его тоже безумно радовало появление ответной улыбки на лице Кристофера. Это, правда, дорогого стоило.
— Я просто немного усилил его любовь ко всему, — пояснил Мэттью Николасу после того, как сотворил нечто с Джонатаном. — Он сейчас, знаешь, как в той степени опьянения, когда весь мир кажется таким прекрасным.
Он снова похихикал, находя это забавным. Впрочем, ничего плохого Мэттью и впрямь не сделал. Естественная любовь Джонатана постепенно вернётся на прежний уровень. А если к кому-то он и будет испытывать чуть больше радости, чем обычно, так это даже хорошо же.
От взгляда Николаса сердце снова забилось чаще обычного. Мэттью снова ощутил тот прекрасный, но вместе с тем мучительный момент, когда хотелось хоть как-то прикоснуться к парню. Даже невзирая на то, что они были в гостиной не одни. Эмпат прекрасно чувствовал, что Николас тоже был бы не против, но…
Чуть улыбнувшись, Мэттью прижался щекой к плечу Николаса, вновь замещая желаемое доступным им двоим. И снова смутился от внимания Джонатана к этому нежному жесту, хотя и не отстранился сразу.
Позже Николас увёл Кристофера, а Мэттью, чья улыбка не желала спадать, принялся прибираться со стола. Разумеется, не без продолжающегося внимания Джонатана, который на сей раз решил прямо поинтересоваться, правда ли Мэттью нравится Николас. Как будто не видел этого через способности эмпата и Кристофера!
— Да, он мне нравится, — с лёгкой улыбкой проговорил Мэттью тоном, каким обычно говорили люди, которых друзья вынуждали в чём-то признаваться.
Тут же, правда, захотелось вежливо уточнить, не проблема ли это для Джонатана. Всё же он был младшим братом Николаса. Наверное, братья, конечно, это не родители, но и их мнение Мэттью было, пожалуй, важно. Однако не успел. Джонатан пришёл в некоторый восторг от открытого заявления так, что его мнение на этот счёт тут же стало ясно.
— Вот же любопытный ты жук, — улыбнулся шире Мэттью совершенно беззлобно. — Ещё и разболтал всем уже. Ты же не думал, что я не почувствую их любопытство.
После обеда Джонатан всё же потащил Мэттью знакомиться с другими ребятами. Николаса занял Маркус, наконец, добравшийся до друга, чтобы обсудить с ним куда более приятные вещи вроде дизайна. Мика, как полагалось маленькому ребёнку, был отправлен спать, а Джонни, попрощавшись с друзьями, уехал (не весь же выходной на вас тратить, ну).
Первыми претендентами на более личное знакомство оказались Эмиль, которого Мэттью уже видел в коридоре, и его парень Чарли. Вероятно, Джонатан решил, что с парнями примерно одного возраста и уж точно одной ориентации Мэттью будет попроще. Последнему и впрямь было проще, но исключительно из-за того, что ребят было всего двое, и испытывали они по большей части положительные эмоции.
Эмиль оказался той ещё болтушкой, почти как Джонатан. Вдвоём они забивали весь канал, пока Чарли всё отмалчивался. Впрочем, Мэттью ощущал, что тот не был как-то забит и не испытывал дискомфорта из-за того, что так мало говорил. Кажется, ему даже нравилось, что порой Эмиль высказывался за них обоих. Мэттью чувствовал странную благодарность в такие моменты, как будто Чарли быстро не мог найти ответ, а у Эмиля это получалось.
Парень оказался действительно русским, попавшим к Маркусу самым первым несколько лет назад. Он был фигуристом, занимался этим с детства, а его отец… его отец работал в федеральной службе. Он узнал о том, чем грозит принятие закона против мутантов ещё до того, как этот самый закон приняли. Зная о лояльности Великобритании, мужчина начал рыть варианты, и наткнулся на Маркуса. Сперва, как на отличного тренера, а уж потом план переезда немного разросся. Маркус взял опеку над несовершеннолетним тогда ещё мальчишкой и перевёз первым в этот самый дом, где Эмиль и остался.
Теперь он мог бы и съехать. Его в этой стране не признавали опасным, никто его не искал, он вполне законно выступал за страну на соревнованиях. Но… тут же был Чарли.
Потом Эмиль собрался покидать их компанию. Маркус начинал танцевальный класс, и Эмилю, пусть и не хотелось, приходилось на него ходить. Мол, это ему поможет быть ярче на катке, а не просто брать техникой.
Засобирался и Мэттью. Раз Маркус пойдёт вести урок, то значит Николас освободится… Чёрт, как глупо.

Мэттью как раз спустился по лестнице, решая, где ему стоит искать Николаса и как себя при этом вести, чтобы этот поиск не выглядел таким уж очевидным и странным. Однако всё решилось само собой. На спуске Мэттью сразу же наткнулся на Николаса и просто улыбнулся ему. На миг он ощутил эту глупую влюблённую неловкость, когда не знаешь, что сказать, а честно признаться в том, что искал человека и соскучился ещё не можешь. Благо, Николас был повзрослее и порешительнее, и потому сразу же предложил прогуляться.
Разумеется, Мэттью не возражал. Пожалуй, он согласился даже слишком поспешно, совсем не скрывая того, что обрадовался такому предложению.
Они ещё какое-то время молчали, выходя из особняка и неспешно следуя… да куда глаза глядят. Территории было достаточно для таких прогулок. Мэттью даже успел отметить, что Маркус (или нанятый ландшафтный дизайнер) умело постарался на участке при доме. Сейчас, тёплыми осенними деньками, здесь было очень красиво — много зелени и цветов, сады камней, ещё густые деревья.
Николас прервал эту тишину, ставшую даже уютной среди всей этой ухоженной красоты. Наверное, у Маркуса и садовник был, прямо как в фильмах про очень богатые дома. Мэттью улыбнулся под нос, продолжая рассматривать цветочные насаждения.
— Познакомился с Эмилем и Чарли, — отозвался эмпат, каким-то уже естественным жестом взяв собеседника под руку. — Они милые ребята.
Как-то передавать Николасу их разговоры подробнее Мэттью не видел смысла. Наверняка парень уже в курсе истории Эмиля и Чарли. Николас же явно был здесь не в первый раз и «стареньких» подопечных Маркуса неплохо знал.
— Здесь красиво, — признал Мэттью на второй вопрос. — И Маркус и Алекс просто невероятные. Столько усилий вложили, чтобы устроить всё это. Честно… я совсем не так представлял себе сопротивление.
Он улыбнулся шире, невольно вспоминая свои первые мысли, которые возникли, когда Уильям ещё в лесу сообщил о сопротивлении. Эдакая киношная картинка лагеря беженцев, разрухи или охраняемого военными дома. Совсем не та идиллия, которая царила здесь.
— Но я к такому не привык, — признался следом Мэттью, спокойно делясь с Николасом всеми впечатлениями. — Я из семьи военного. Мы постоянно переезжали с места на место, жили в небольших квартирах, которые нам прописывали. Здесь для меня… всё такое роскошное. В том плане, что чувствуешь себя немного неуместным.
Он немного усмехнулся под нос и кинул взгляд на Николаса, чтобы увидеть, понимает ли он эту мысль собеседника или нет. Мэттью нравился этот дом. Он не был вычурным, пафосным или безвкусным, нет. Просто он был слишком большим и богатым для такого, как Мэттью. Возможно, со временем это пройдёт, но сейчас эмпат чувствовал себя некомфортно даже просто следуя куда-то по коридорам в одиночестве. Словно ему было запрещено это делать. Словно он пробрался тайком в чужой дом, где ему не место.
— И я совершенно точно отвык от стольких людей вокруг, — улыбнулся Мэттью. — Здесь всегда так шумно. В эмоциональном плане, я имею ввиду.
Последнюю мысль эмпат разворачивать не стал. Они уже говорили об этом с Николасом. Им обоим не слишком нравилось долго находиться рядом с кучей людей, пусть даже те были самыми замечательными на свете. Вот и Мэттью уже изрядно подустал к обеду слушать этот вечный гул человеческих эмоций. Площадь дома немало спасала его в этом, но… Как уже было сказано, эмпат был уверен, что к вечеру он спрячется в выделенной ему комнате без сил.
— Ты же… будешь приезжать иногда и спасать меня из этого замка? Как принц? — чуть смущённо улыбнулся Мэттью собственной же шутке, которая, в общем-то, и не была шуткой по сути, только по форме.

Было действительно приятно вот так просто гулять вдвоём, неторопливо общаясь, держась друг за друга так, как им было доступно. Мэттью признался, что о Чарли мало что успел узнать. Парень то ли не мог так быстро и легко начать общаться с незнакомым ещё гостем, то ли его слишком уж перебивал Эмиль. Последний, конечно, рассказывал и о партнёре, что Мэттью находил милым, но до экспериментов дело не дошло.
Потом они с Николасом немного посмеялись над достаточно стереотипным представлением лагеря сопротивления. В целом, Мэттью и до того, как попал к Маркусу, понимал, что «лагеря» эти могли быть абсолютно разными и разрозненными. Однако всё равно даже в самых смелых фантазиях не мог представить такого курорта.
Признание Мэттью о чувстве собственной неуместности Николас, пожалуй, понял не до конца. Попросту не мог в силу того, в каких условиях вырос он сам.
— Точно, Таунсенд Стрикленд, — улыбнулся в ответ Мэттью, припоминая разговор, произошедший в доме Николаса пару дней назад.
Он и тогда не придал особенного значения тому, что Николас, как и его братья, соответственно, были из именитого рода. Вот и сейчас подзабыл, что они были родственниками того самого Артура, да и родители их явно были достаточно богаты, чтобы обладать родовым поместьем. Скорее всего, гораздо круче этого особняка.
Это не имело особенного значения для Мэттью. В конце концов, Николас жил не с родителями в том самом поместье. Да и эмпата туда никто не пытался загнать.
Впрочем, и Мэттью всё ещё не до конца понимал собеседника. Опять же, он никогда не осуждал Николаса за его желание жить подальше от людей. Мэттью было непонятно такое сильное нежелание почаще встречаться с близкими лично, предпочитая этому общение через интернет. Да, эмпат сильно уставал от такого, но без таких встреч было ещё тяжелее. Возникало то самое одиночество, которое Мэттью так сильно зацепило в начале их знакомства. И, к слову, которое напрочь отсутствовало сегодня, в доме Маркуса.
Потом Мэттью немного пошутил про принца, но ответу Николаса почему-то не до конца поверил. Сам не знал почему. Вроде бы эмпат, и чувствовал, что Николас испытывает к нему ответную влюблённость. Но почему-то казалось, что когда парень уедет отсюда, он быстро позабудет об объекте симпатии. Вернётся к своему одинокому проживанию и будет наслаждаться им, пока Маркус снова не украдёт его к себе насильно.
Глупости, наверное… Просто Мэттью очень не хотелось, чтобы Николас уезжал. Вот и загрустил немного.
К тому же Мэттью до сих пор не мог решить, что делать дальше. С одной стороны, он понимал, что не сможет здесь жить достаточно долго, если не хочет сойти с ума от гула эмоций, о котором говорил. (Или перейти исключительно на ночной образ жизни, когда все обитатели дома будут спать и приглушат свои чувства). С другой стороны, влюблённость в Николаса теперь перечёркивала возможность побега. Ведь если Мэттью уйдёт обратно в леса, они больше никогда не увидятся… И пусть любви между ними ещё не было, эта мысль не приносила эмпату ничего, кроме горечи.
Несмотря на несколько упаднические мысли, парочка всё равно продолжала общаться на разные темы. Мэттью всё равно улыбался Николасу, решив хотя бы от сегодняшнего дня урвать как можно больше, раз уж завтра они расстанутся на неопределённый срок.
Они гуляли до полного захода солнца, когда на небе появились довольно яркие звёзды. Это было красиво, хотя свет особняка всё равно заглушал природную красоту неба.
То и дело доносилась приглушённая расстоянием музыка, под которую, видимо, Маркус гонял всех желающих поработать над танцевальным искусством. Стайка других ребят выбежала из особняка и направилась куда-то в сторону бывшего зимнего сада. Через ворота проехал автомобиль, остановившись неподалёку от гостевого дома, и парень, вышедший из машины, направился к основному дому. Мэттью смотрел на всё это как будто со стороны, опять ловя себя на мысли о том, что наблюдает за чужой жизнью, не своей.
— Как бы я хотел поцеловать тебя, — внезапно тихо проговорил Мэттью, следя несколько рассеянным взглядом за тем парнем. — И чтобы ты не уезжал.
Сморгнув эту рассеянность, эмпат вздохнул:
— Прости, не хотел ставить тебя в неловкое положение. Это было эгоистично, прости.

Мэттью действительно немного испугался собственной несдержанности. Да, возможно, Николасу приятно слышать подобные признания, но действительность от них не менялась. Желания так и оставались желаниями, и претворить их в жизни они не могли. И оттого Мэттью полагал, что ставит собеседника в неловкое положение. Что Николас мог сделать в ответ? Резко полюбить собеседника, чтобы поцелуи стали безопасны, и решить остаться?
Однако ответное признание тоже заставило сердце Мэттью встрепенуться. И оказалось, что никакой неловкостью между ними и не пахло. Николас приобнял его за талию, а Мэттью легко улыбнулся, прижимаясь к спутнику за безопасностью одежды.
Они какое-то время смотрели друг на друга, и даже ничего не хотелось говорить. Мэттью приобнял парня в ответ, а вторую руку положил ему на грудь. Он ответил на вырвавшуюся фразу Николаса точно такой же сожалеющей улыбкой.
— Не можем, — тихо повторил он, но наперекор испытываемой грусти, улыбнулся шире, ощутив аккуратное прикосновение к волосам.
Когда-то Мэттью был подстрижен куда короче, и волосы оттого не были кудрявыми. Они бестолково торчали в разные стороны, что придавало его виду забавности. Спустя же три месяца в лесу волосы изрядно отрасли, и, пожалуй, сам Мэттью тоже был немало удивлён тому, насколько те вились.
Хотелось поделиться с Николасом своими переживаниями по поводу прикосновений. До сих пор он не озвучивал конкретной причины этого ограничения, разве что сказал парню, что не научился контролировать способность и не хочет на него повлиять. Наверное, Николас и сам догадался, о каком влиянии шла речь, но… Порой просто хотелось поговорить об этом, о собственном прошлом с кем-то.
Однако Мэттью не решился. Невольно прокрутив то, что хотелось сказать, в голове, Мэттью смутился слишком откровенного для него признания. О том, что подсознательно он бы хотел, чтобы Николас его любил. Возможно, и не очень подсознательно уже.
Эмпат прижался ещё ближе и прислонился щекой куда-то к ключице, невольно слушая чуть учащённый ритм чужого сердца. Было приятно стоять просто так, уютно молчать и обниматься. Отчего-то эти приятные минуты вызвали даже некоторую надежду, что, может быть, всё у них сложится на самом деле хорошо.
Правда, немногим позже Николас воскликнул фразу, которую Мэттью ну никак не ожидал сейчас услышать. Так что да, эмпат тут же поднял голову, удивлённо посмотрев на спутника. Николас смотрел куда-то поверх головы Мэттью, и последний в следующую секунду повернулся, чтобы понять, о чём речь до того, как ему пояснят.
Казалось бы, ничего необычного. Какой-то мужчина с двумя маленькими детьми направлялся в сторону отдельно стоящего домика, больше на улице никого и не было. Всё так же доносилась музыка, всё так же отдалённо раздавались голоса тех, кто убежал к зимнему саду.
Николас пояснил, в чём проблема, и извинился за неуместность высказываний. А Мэттью почему-то улыбнулся.
— У тебя тут был свой дом? — поинтересовался эмпат, а потом кивнул в сторону гостевого дома, где уже включился свет. — А кто это?
Оказалось, Николас не знал этого мужчину. Впрочем, это было и не важно. Мэттью всё равно начали забавлять эти интересные отношения между Николасом и Маркусом. Кажется, они были самыми настоящими друзьями. Хотелось бы, чтобы и у него, Мэттью, появился такой друг. Не потому, что эмпат так захотел, а чёртова способность снова вмешалась. А просто так.
Обратно пошли только ближе к ужину. Хотелось снова вытащить Кристофера из комнаты, да и Николасу явно не терпелось поскорее поговорить с Маркусом о том, как подло тот поступил. Мэттью только улыбался от такого забавного возмущения.