Диагноз Мэттью и впрямь не был таким уж страшным, каким мог бы быть. Но всё равно, разумеется, инвалидность откладывала некоторые отпечатки на жизнь. Помимо очевидных, которые можно было заметить невооружённым взглядом, Мэттью приходилось постоянно ходить на физиотерапию — специальный массаж, и выполнять некоторые упражнения.
Это позволяло мышцам не «забиваться», спине лучше держать дурное непослушное тело, а конечностям более-менее работать, как следует. В детстве Мэттью много занимался и с логопедом, учился правильно использовать речевой аппарат, который тоже отчасти состоял из мышц, а тот же язык слушался плохо. Сейчас, конечно, этого уже не требовалось. Мэттью постоянно разговаривал, а, следовательно, постоянно упражнялся.
— Всё в порядке, правда, — улыбнулся он на очередное извинение Николаса насчёт многочисленных вопросов. — И мы на свидании, так что, думаю, тебе нужно всё это знать. Это было бы честно.
Несмотря на врождённое заболевание, Мэттью всё равно мог поставить себя на место Николаса. Ну или любого другого здорового человека, идущего на свидание с человеком особенным. Разумеется, хотелось заранее знать, с чем конкретно ты имеешь дело, прежде чем двигаться дальше. Вы можете сколько угодно нравиться друг другу, но вдруг тебе сообщают, что если вы решите встречаться серьёзно, то тебе придётся менять взрослые подгузники. Кого-то, может, такое и не отпугнёт, но всё же знать о таком заранее надо.
То же самое с ВИЧ-инфицированными, с бывшими заключёнными и прочими вещами, которые рано или поздно всё равно всплывут. Мэттью считал, действительно, честным по отношению к человеку, который тебе нравится, дать ему возможность самому решать на берегу, что делать дальше и в какую сторону двигаться.
Может, это было слишком серьёзно для конкретно первого свидания, которое может окончиться абсолютно ничем. Улыбнутся друг другу и разойдутся, потому что не твой человек. Но в равной вероятности их симпатия могла сильно возрасти, и тогда эта информация действительно пригодится.
Мэттью было приятно прикосновение Николаса и то, что он не убрал руки, даже когда их отвлёк официант. Правда потом это романтическое настроение немного сбилось. Николас отреагировал на банальный комплимент так, что Мэттью рассмеялся.
— Боже мой, — воскликнул он сквозь этот смех. — Какой ты сноб! И ты извинялся за тысячу вещей, но не за это!
Конечно, Мэттью понимал, что это шутка. Ну, как шутка. С изрядной долей правды, судя по тому, что показывали в британских сериалах про британцев. Очень уж они ценили свою культуру, свой язык и всё то, что отличало их от американцев. Но Мэттью это не отпугивало, даже, кажется, напротив, немножко тоже нравилось.
Отсмеявшись, парень всё же обратил внимание на меню. Десертов, которые можно было есть без вилки или ложки, было не так много, но видов чая было предостаточно, чтобы глаза разбежались. Хотя сегодня, конечно, Мэттью явно отдаст предпочтение тем, что назывались британскими (пусть и выращивались явно не на туманных островах).
— Честно говоря, из меня плохой советчик, — отозвался Мэттью на вопрос. — Мне… мне довольно стыдно есть на людях. Я всё роняю и всё такое. Так что я беру только то, что можно есть руками. Даже если промахнусь мимо рта, это будет не так травмоопасно, как вилкой.
Насчёт последнего парень, конечно, пошутил. У него же не было неконтролируемых тиков, чтобы загнать в себя вилку. Но в остальном не врал. Зрелище это было не самым приятным. Это дома Мэттью мог себе позволить есть хоть приборами, хоть как. Ну измажет стол и себя, сам же и уберёт, ничего страшного. Привлекать к себе взгляды с соседних столиков же совсем не хотелось, особенно на свидании.
Так что Мэттью заказал миндальный круассан и холодный чай в стакане на вынос с трубочкой. Он мог и к горячему чаю попросить просто трубочку, как делал обычно, но, во-первых, решил не рисковать свиданием, а во-вторых, не стал шокировать британца ещё сильнее. Чай через трубочку — святотатство какое!
— Подсматривал, — не стал отрицать Мэттью, широко улыбаясь. — Это слишком весело. Мне показалось, официант вспотел от твоего «чашку чая».
Он постарался максимально близко к произношению Николаса изобразить это выражение. Получилось забавно. Слух у Мэттью был хороший. Да и спасибо китайскому языку с его тонами и полутонами, который Мэттью изучал, тоже немало помогал разбирать всякие выговоры и акценты.

Свидание и правда проходило очень хорошо и приятно. С Николасом было легко. Прошло не так уж и много времени, а они успели и о более серьёзных вещах поговорить, и много шутили. И было особенно приятно, что чувство юмора у них совпадало. Это было понятно и по телефонным разговорам, но всё же от личного подтверждения становилось ещё спокойнее. Всем нравилось, когда можно было не сдерживать естественное поведение.
— После предыдущего снобизма, эта шутка тоже прозвучала так, будто в тебе проснулся колонизатор, — заметил Мэттью, услышав про индийский ресторан, хотя и откровенно похихикал над этим.
В целом, дома он частенько так и ел, руками. Так было проще и, честно говоря, чище. Но этой информацией Мэттью делиться не стал, было бы странно, пожалуй, вдаваться в такие уж мелкие подробности о своих особенностях.
Несмотря на это Мэттью действительно вряд ли согласился бы на помощь с едой. Пока это было слишком поспешно. Они не так хорошо знали друг друга и не были так близки, чтобы не испытывая смущения есть что-то с вилки Николаса. Было в этом что-то на самом деле интимное, требующее доверия, хотя, казалось бы, всего лишь еда.
— Спасибо, но я не планировал ни над кем издеваться, — посмеивался тем временем Мэттью. — Лучше я продолжу шокировать тебя, фразами вроде «such a nice pants».
Сам сказал и сам же немного смутился. Вроде как знал, что это слово имеет ну очень разное значение у американцев и британцев, но как-то сразу представилось, что Николас-то сперва услышит привычное себе значение, и стало стеснительно. Сразу захотелось разбавить это ещё какой-нибудь подобной фразой, но Мэттью так быстро не сообразил, какие ещё слова употребляются в разном значении в их странах.
Так, постепенно, разговоры ушли в русло, где они оба откровенно узнавали друг друга. Николас рассказал про свою семью, Мэттью про учёбу. Свой возраст он и не скрывал, так что спокойно сообщил, что младший брат Николаса — почти его ровесник. Мэттью спросил про день рождения, и оказалось, что оба они были зимними ребятами. Рассказал, как откровенно лазал по Инстаграму Николаса после разговоров с ним.
Впрочем, последнее не было секретом для Николаса, если тот уже заходил в соцсеть. Мэттью поставил там несколько отметок «нравится», а под парой фотографий оставил комментарии. (Тоже смущался, когда писал что-то, но вот это для Николаса оставалось тайной).
Никаких красных флагов или даже маленьких звоночков и впрямь не было. Николас, несмотря на шутки засранца, был очень приятным парнем. Мэттью нравилось проводить с ним время и, честно говоря, к концу посиделок в кафе уже хотелось, чтобы это свидание не стало единственным. Хотелось встретиться ещё и ещё. А ещё ужасно хотелось поцеловать Николаса, но на этот первый шаг смелости никак не хватало.
— Не хочешь немного прогуляться? — спросил Мэттью, когда счёт был оплачен. — Только не убегай от меня. Понимаю, от меня крайне удобно отвязаться, просто ускорив шаг, но не надо, пожалуйста.
Он снова хихикал, потому что… Ну это правда было смешно. Расставание посредством быстрой ходьбы. Кто ещё мог бы подобное придумать, как не инвалид.
Николас охотно согласился на прогулку, и они действительно неторопливо пошли по улицам, продолжая разговаривать обо всём на свете. Продолжая быть вежливым (хоть и снобом), Николас снова предложил свою руку, чтобы Мэттью мог хотя бы придерживаться для удобства ходьбы. И последний не отказался. Не потому, что совсем уж криво шёл, хотя, откровенно говоря, с такой опорой всё равно было полегче идти по прямой, следуя за Николасом. А потому, что к Николасу хотелось прикасаться, пусть и так невинно.

Мэттью, в целом, был парнем, склонным к некоторой застенчивости. Это была не та робость, которая мешала жить, парализуя возможности, и, конечно, не то показательное смущение, которым пользовались не особенно адекватные дамы. Мэттью бы и не хотел испытывать этого чувства, но на открытом лице всё отражалось слишком ярко.
Стеснение возвращалось снова и снова, определённо намекая, что Николас был очень симпатичен художнику. В какой-то момент Мэттью показалось, что его спутник уловил это. Николас то и дело посматривал на собеседника, когда шутил по-особенному или вставлял в разговор более-менее откровенные фразочки. Казалось, парень делал это даже специально, чтобы то ли убедиться, что ему не показалось это смущение на лице, то ли ещё раз увидеть эту стереотипно необычную для парней реакцию.
Впрочем, Мэттью и не возражал. Главное, что это не мешало их общению и даже, казалось, нравилось Николасу.
Ещё важнее оказалось то, что Николас ничуть не стеснялся сам. Речь шла, конечно, не о той же реакции на шутки и фразы, а о последующей совместной прогулке. Как Мэттью понимал, что он привлекает лишнее внимание, когда ест в общественных местах, также он осознавал и то, что его походка невольно притягивает взгляды.
Конечно, в этом плане Нью-Йорк явно выигрывал другие, менее населённые города с более неторопливым ритмом жизни. В мегаполисе мало кто обращал пристальное внимание на прохожих. У всех были свои дела и заботы. Тем не менее, на кого-то, кто явно отличался от средней статистики, взгляды бросали — жалостливые или равнодушные, заинтересованные или любые другие, кто на что горазд.
И, да, Мэттью немного опасался в начале прогулки, что Николасу может быть не комфортно рядом с человеком, который явно выглядит иначе, чем обычные люди. Что он может начать даже как-то стыдиться быть рядом с инвалидом.
Не стал. И спустя некоторое время стало даже очевидно, что это была не простая вежливость, на которую были так способны британцы. Николас, в целом, мало обращал внимания на кого-то, кроме своего спутника. Каждый раз, когда Мэттью поднимал голову, он натыкался на ответный взгляд и эту красивую улыбку, что только усиливала желание прикоснуться к ней поцелуем. Лучше даже не одним.
Наверное, их желания совпали. В небольшом тихом сквере Николас приостановился, развернувшись к Мэттью лицом, и всё стало предельно понятно. Мэттью даже успел немного оробеть за эту секунду, но, когда их губы соприкоснулись, стало совсем не до нелепого смущения. Слишком давно и сильно хотелось этого поцелуя.
Мэттью тоже приобнял Николаса, наслаждаясь этой лаской. И тоже улыбнулся, когда они чуть отстранились друг от друга и открыли глаза. Пальцы его сжались на руке Николаса чуть сильнее — с проблемой баланса было сложно даже просто стоять с закрытыми глазами, и сейчас тело чуть повело от смены «обстановки». Но это не разрушило романтической атмосферы и не снизило градуса удовольствия.
Николас вновь проявил заботу, припомнив о том, что его спутнику требовалось больше отдыха, чем обычным людям. Это было приятно, хотя и сам Мэттью за такими событиями подзабыл о том, что прошёл достаточно без коляски. Эта первая влюблённость как будто придавала ему больше сил, честное слово.
Оба, так или иначе, решили посидеть немного на скамейке в том же сквере, чтобы отдохнуть и решить, куда направиться дальше. И, конечно, уединённая скамейка не позволила вспыхнувшим романтическим чувствам угаснуть, так что между их первым поцелуем и вторым прошло не так уж и много времени. Следом, правда, ко всему прочему присоединилась и заинтересованность сексуального плана, но пока Мэттью старался отбрасывать её куда-то подальше, на подкорку сознания.

В силу возраста и особенностей здоровья, Мэттью не обладал богатым опытом интимных отношений. Да ещё и это дурацкое смущение. Так что Мэттью, и правда, очень хотел продолжения их свидания у кого-то на квартире, как это обычно бывает, когда симпатия сильная и взаимная, но сделать этот первый шаг духу не хватало.
Впрочем, как уже было сказано, робость эта была не отталкивающей. Мэттью охотно тянулся за новыми поцелуями, осторожно, но прикасался к Николасу в ответ. Иногда и сам опускал ладонь ниже поясницы спутника, но, конечно, по большей части потому, что из-за отсутствия должной координации просто промахивался. Только вот руку не убирал, удачно ведь промахивался, да и Николас не выказывал никаких возражений.
Вечер ещё был ранним, да и из ужина у них обоих был только чай с десертом. Однако это уединение в небольшом милом сквере не позволило даже думать о еде и других потребностях. Все мысли были забиты Николасом, и с каждой минутой, проведённой вдвоём, мысли эти становились всё более откровенными.
Пожалуй, ещё немного, и непрошенное возбуждение пришло бы уже в общественном месте, что явно невероятно смутило бы Мэттью. Так что предложение Николаса поступило очень и очень кстати.
— Не помешаем, дома никого нет, — отозвался Мэттью, немного улыбнувшись.
Открывать подробности того, что ребята разъехались специально, предугадывая и такой исход свидания Мэттью, последний не стал. Опять же, это показалось чем-то откровенным и глуповатым, как будто он специально готовился затащить Николаса в постель. Хотя, казалось бы, ничего зазорного в этом не было.
Будучи соседями на протяжении вот уже более двух лет, все трое с пониманием относились к личной жизни друг друга. Никого не удивлял носок на двери Генри. Ни у кого не возникало проблем с тем, чтобы переночевать один разок в другом месте — всё же после первых свиданий даже молодым хотелось некоторого уединения, без оглядки за соседей за стенкой. Но с Николасом всё казалось каким-то иным! И всё смущало в три раза сильнее.
Они уже ехали в такси по адресу, названному Мэттью, а тот ощущал какую-то странную мнительность. Ему словно не верилось в то, что происходит. Что он на самом деле пригласил такого красавчика британца на свидание, и тот не отказал. Что свидание это прошло великолепно, и теперь они ехали домой с понятной целью. Что он, Мэттью, вообще смог заинтересовать Николаса и как личность, и в интимном плане!
И это при том, что Николас совершенно не стеснялся показывать эту свою заинтересованность и в прикосновениях, и словами. Всё равно всё казалось нереальным. Наверное, Кай бы не поленился отвесить ему подзатыльник за такие мысли, всё же несколько уничижающие самого Мэттью. Словно он чем-то был хуже остальных из-за особенности здоровья.
— Спасибо, — отозвался Мэттью с явно смущённой улыбкой и скосил взгляд на Николаса, легонько шлёпая его по бедру пальцами. — А ты негодяй. Я уже почти уверен, что ты специально меня смущаешь, и тебе это нравится.
Что же, если Мэттью не ошибался, это тоже было хорошо. Некоторые ведь и не понимали, что парень не контролирует эту свою реакцию на некоторые вещи, и им это не нравилось. Если они с Николасом сходились и, так сказать, в поведении, то, кажется, оба сорвали бинго, встретив друг друга вот так спонтанно.
Такси остановилось возле самого обычного дома в Бруклине, и парни вышли. С небольшой лестницей у входа Мэттью, опираясь на руку Николаса, справился без особых проблем. Наверх подниматься всегда было куда легче, особенно с поддержкой. Некоторые сложности возникли уже у самой квартиры.
Друзья, как и предполагалось, уже разъехались по своим пассиям, и дверь была закрыта. На самый обыкновенный замок. В скважину которого непослушные руки Мэттью никак не могли вогнать ключ — требовалось слишком большая сосредоточенность, которую попросту не давало присутствия Николаса. Очень близкое, надо сказать, присутствие.
— Как думаешь, это комплимент, если у меня руки трясутся сильнее от того, что ты рядом? — протянул Мэттью, хихикнув и по-простому передавая ключ Николасу, бросив тщетные попытки после пары заходов.
Он уже говорил Николасу, что координировать движения становилось ещё сильнее, когда он испытывал яркие эмоции. Конечно, Мэттью говорил о волнении, но ведь оно бывало разного рода. Так что, пожалуй, это и правда был комплимент, пусть и такой своеобразный.

Мэттью и впрямь не замечал ни того, каким миловидным был, ни того, каким был хорошим по характеру. Накладывали свой отпечаток не только особенности здоровья, но и воспитание, конечно же. Своей мамы Мэттью не знал, она умерла незадолго после родов, а отец довольно долгое время буквально внушал единственному ребёнку, что он ни на что не годен. Не в открытую, конечно, да и сам, пожалуй, не до конца понимал, что творил. Однако мелочи складывались в большую неприятную картину.
В своё время Мэттью должен был учиться в специальном классе. Его заболевание было редким, и система просто приравнивала его к страдающим церебральным параличом. Мэттью чудом удалось убедить отца, что ему нужно в обычный класс. Он не был отсталым по развитию, с его мозгами всё было в порядке, страдало только тело. Но, попав в обычный класс, Мэттью столкнулся с буллингом по состоянию здоровья. И как тут не набраться неуверенности в себе?
Спокойно выдохнуть он смог лишь в колледже. Большая часть ребят на курсе были такими же творческими, активными, многогранными. Им было всё равно, как Мэттью передвигался и как ел. Но четырёх лет не хватило, чтобы сгладить все детские травмы. Так что, да, Мэттью ничего особенного за собой не видел, зато, как и множество других людей, прекрасно знал собственные недостатки.
Бывшие отношения тоже не избавили Мэттью от заблуждений. Он ведь встречался с парнями примерно его возраста, и обычно столь молодых парней попросту отпугивает некая надуманная ответственность за инвалида. Они уходили, а Мэттью естественным образом принимал всё на свой счёт. Свой и своего здоровья.
Николас же ему искренне нравился. Нравилась эта наглость, граничащая с нахальством. Нравилось, что Николасу явно было плевать на мнение окружающих, и он привык добиваться того, чего хочет он сам. И особенно нравилось, что все эти черты, формирующие личность Николаса, вызывали у него, Мэттью, столько ярких эмоций, пусть и включая пресловутое стеснение. Он считал, что они не столько дополняли, сколько гармонично подходили друг другу. И это чувство тоже вызывало вдохновение.
— Ты засранец, — улыбнулся шире Мэттью в машине на, опять же, наглый ответ Николаса. — Но мне это тоже нравится.
Ответное признание снова немного смутило, но парень уже ловко перекрыл это новым поцелуем. Проявлять свои «нестандартные» чувства на людях Мэттью явно ни сколечко не смущало. И в этом они с Николасом тоже немало подходили друг другу.
Как и в том, что явно на многие вещи смотрели через призму юмора. Порой довольно злобненького, верно, но всё же. Так у двери Мэттью тоже ничуть не испугался, что не может справиться с бытовой задачей на глазах у Николаса. Зато тут же посмеялся над этим, ещё и сделал действительно правдивый комплимент.
Николас отпер дверь, разумеется, с первого раза, и оба зашли в квартиру. Бросаться друг на друга с порога не стали, оставили это для мелодрам, ориентированных на девчонок. Но и рассматривать квартиру в деталях, обсуждая интерьерные решения, оба не планировали. Николас немного прошёлся по просторной гостиной, отвесив пару дежурных комплиментов жилью. Мэттью ответил на пару вопросов о нём, и не прошло и пяти минут, как оба оказались в объятиях друг друга, целуясь уже чуть более нетерпеливо и откровенно, чем на улице.
Вскоре оказались в комнате Мэттью, которую уже даже на минуту рассматривать не стали. Было куда интереснее и желаннее изучать друг друга.
Мысленно Мэттью успел порадоваться, что Николас не надел что-то с пуговицами. Он, по понятным причинам, ненавидел пуговицы, требующие слишком точной мелкой моторики, которой Мэттью попросту не обладал. Зато под футболку, вытащенную из-под пояса брюк, легко было пробраться ладонями. Да и стянуть её с Николаса получилось сразу.
И снова это было забавно, но в вечернем свете от окна, Николас спокойно мог видеть, что это желание, направленное на него, не вызывало у Мэттью особенного смущения. Но когда парень сам остался с обнажённым торсом, по лицу его проскользнуло это чувство только лишь от взгляда, которым Николас его одарил.

К счастью для Николаса, несмотря на эти приступы смущения, Мэттью и не принижал себя. Бывает же такое, когда люди начинают чуть ли не доказывать, что никакие они не красивые. Ещё и порой перечисляют все свои недостатки. Мэттью же просто не смотрел на себя со стороны, так сказать. Стеснялся не самой внешности, а что его особенности здоровья могут показаться странными, только и всего.
Но и эта мнительность сошла на нет, когда они с Николасом оказались в спальной. Тут уж не ошибёшься. Николас смотрел на Мэттью, постепенно обнажающегося, так, что не оставалось сомнений — ему нравилось увиденное. И плевать он хотел, что его любовник двигался не так, как обычные люди.
Мэттью не ощущал ни противной осторожности по отношению к нему, ни каких-либо сомнений. И это отношение особенно нравилось тому, кто привык, что его невольно выделяют — хоть в положительном контексте, хоть в отрицательном.
— Потому что ты смотришь очень… смущающе, — улыбнулся в ответ Мэттью.
Ему нравилось это, просто не могло не нравиться. Приятно ведь быть таким в глазах парня, который тебе так сильно симпатичен. Приятно слышать все эти комплименты, которые Николас так открыто и искренне проговаривал. Хотелось быть чуточку смелее, чтобы вернуть Николасу хоть часть того отношения, которое он давал Мэттью. Но пока слова не давались последнему, зато он их с лихвой компенсировал прикосновениями.
Пожалуй, в прелюдии и сексе заболевание Мэттью и впрямь становилось малозаметным. Да, руки продолжали жить своей жизнью, но какая разница, куда в итоге лягут ладони — на спину, бока или попу. Николаса хотелось трогать везде.
Первый заход вышел довольно быстрым и очень уж бурным. Мэттью давно ни с кем не делил постель, а Николас доставлял такое удовольствие, что растянуть его никак не получилось. Оргазм накатил резко и, пожалуй, довольно громко. Но это не смутило Мэттью. Главное ведь, что оба остались довольны. А после не менее приятного перерыва за поцелуями и бесконечными ласками, они снова смогли продолжить.
Мэттью снова показалось, что он спит и видит донельзя детальный эротический сон. Он явно придумал этого красавчика, такого идеального во всём. Этого просто не могло быть на самом деле! Но, нет, Николас продолжал лежать рядом, разгорячённый после секса, обнажённый, безумно сексуальный, и растворяться от пробуждения не собирался.
— Такой красивый, — проговорил Мэттью, лёжа рядом и прикасаясь к светлой коже партнёра подрагивающими пальцами и взглядом. — Мне так нравятся твои родинки. Постоянно ловил себя на мысли, есть ли они и под футболкой…
Тихо посмеявшись, Мэттью придвинулся ближе, обнимая любовника и буквально утыкаясь в него носом. Было приятно и просто полежать вот так, за миленькими, пусть и глуповатыми разговорами, ощущая тепло нагого тела рядышком.
Мэттью вдруг осознал, что по-настоящему влюбился в этого парня. Вот так неожиданно, на первом же свидании, а, может, и раньше, с первой их встречи. Просто сейчас, под действием эндорфинов, это чувство усилилось и ощущалось особенно ярко. Больше не хотелось думать о том, что их свидание могло быть единственным, ни к чему не ведущим. Оставалось только надеяться, что для Николаса это не слишком поспешные чувства.
Впрочем, пока Мэттью и не спешил о них говорить. Боялся спугнуть, наверное, ведь редко когда так случается, что пара с первого же дня на одной волне и на одном уровне чувств. Скорее всего, Мэттью сильно опережал партнёра (как ему казалось). Так что оставил все эти влюблённые слова при себе, не ставить же Николаса в заведомо неловкое положение.
— И почему ты такой идеальный? — вместо этого пробормотал Мэттью полушутливый комплимент, прикасаясь очередным поцелуем к груди парня.
К сожалению, через какое-то время физиология взяла своё. После такой приятной растраты энергии захотелось есть. Так что было принято волевое решение дотянуться до одного из телефонов, сиротливо лежащих где-то вместе с одеждой на полу, чтобы заказать доставку на дом. Но, пока она едет, всё же продолжать валяться в объятиях друг друга. И это тоже безумно нравилось Мэттью. Он знал, что был довольно жадным в тактильном смысле — ему всегда нужно было прикасаться к тому, кто нравился. Ему всегда хотелось быть ближе. И Николасу, как оказалось, это тоже было если и не столь важно, но точно близко и приятно.

Мэттью и правда стал чуть более смелым после секса. Точнее, это была не смелость, а, скорее, уверенность. В себе, в том, что происходит. В том, что им обоим всё творящееся нравилось. Да и как не набраться этой уверенности, когда с лиц не сходили улыбки, и оба только и делали, что тратили время, продолжая изучать друг друга пальцами и поцелуями. Николас не спешил никуда сбегать, даже в душ. А Мэттью, ощущая ту самую сильную влюблённость, делал этот шажочек навстречу доверию к этому человеку.
— Честно говоря, гораздо заранее, — чуть смущённо признался Мэттью, продолжая болтать с партнёром о всякой ерунде, пока голова не была готова на большее. — Впрочем, ты и так явно догадался по тому, что парни разъехались именно сегодня.
Они похихикали и над этим. Конечно, Николас сразу понял, что не просто так сожители Мэттью решили не в выходные, а именно в понедельник куда-то вдвоём уйти. Хотя дни недели тут не играли особенной роли. Все трое были художниками, не имеющими графика. Это таинственное исчезновение соседей действительно могло быть случайностью, но в этот раз, конечно, не стало. Пусть Мэттью их об этом и не просил.
— Может быть, — согласился, снова посмеиваясь, он с предположением Николаса, что они плохо знали друг друга, раз делали такие выводы об идеальности.
Но всё же Мэттью продолжал считать, что Николас просто невероятный человек. И что ему очень повезло встретиться с ним и осмелиться пригласить на такое удачное свидание. Им было хорошо вдвоём, и то, что дарил ему Николас, и было идеальным.
Они продолжили нежно дурачиться даже когда заказывали еду. Мэттью широко улыбался, ощущая эту приятную тяжесть партнёра на спине, его аккуратные покусывания и поцелуи. Конечно, ему это невероятно нравилось. Действительно редко кто с первой совместно проведённой ночи ведёт себя так открыто и легко.
Забирать пакеты с едой пришлось Николасу. Пока Мэттью бы поднялся с постели и нацепил хотя бы штаны, курьер бы устал ждать. Так что Мэттью с некоторым сожалением смотрел, как красивые длинные ноги (разумеется, не только они) скрываются под тканью брюк.
К слову о забавностях, при всём том же смущении, Мэттью, как уже успел отметить Николас, вовсе не стеснялся и прикасаться, и даже просто смотреть на обнажённого партнёра. Наверное, виной тому был колледж, конечно. Уж сколько они прорисовывали нагие тела, пытаясь добиться понимания того, какими должны быть естественные изгибы и движения…
Мэттью поднялся следом. Он мог себе позволить надеть домашние штаны, что и сделал. И хотелось бы предложить что-то Николасу, но, увы, даже в соседних спальнях не нашлось бы ничего по размеру высокого парня. Да и, конечно, не хотелось предлагать Николасу что-то совсем чужое, а одежда Мэттью была бы ему откровенно мала.
Поужинали быстро. Давно не ели, да и энергии немало потратили. Дома Мэттью мог не изображать из себя ничего, поэтому ел удобно, руками. Хотя и немного стеснялся, если взгляд Николаса падал на него в какой-то момент. Но, кажется, это не слишком привлекательное зрелище тоже ничуть не отпугнуло парня. По меньшей мере, он вежливо молчал. До тех пор, пока ужин не подошёл к концу и…
Да, Мэттью понимал, что обычно, если свидание не затягивается до глубокой ночи, парочка расстаётся до следующей встречи. Вроде как рано было ещё делить одну постель не только ради секса, да и у Николаса ничего не было с собой, запасного белья и прочего. Но как же чертовски не хотелось сейчас оставаться одному, без этого замечательного парня, без возможности поцеловать его ещё раз, без тепла его тела под боком.
— А ты можешь остаться? — спросил Мэттью в ответ, пусть по его взгляду, направленному на Николаса, ещё до слов было понятно это нежелание отпускать парня сейчас. — Я не хочу, чтобы ты уезжал…
Снова кольнула какая-то лёгкая неуверенность, не ставит ли он Николаса в неудобное положение этой просьбой. Может, тот хотел бы вернуться, переодеться в чистое и лечь спать в свободную кровать.
К счастью, Николас прекрасно компенсировал эту неуверенность своим нахальством. Мэттью довольно быстро понял, что их желания и сейчас совпали.
— Хочешь принять душ? — спросил Мэттью, когда вопрос с отъездом Николаса отложили, по меньшей мере, до утра.
После душа вернулись в постель, где ещё всё равно долго не ложились спать. И даже не потому, что оба были поздними пташками. Просто было мало всего — мало общения, мало прикосновений, мало близости друг с другом. Только когда усталость окончательно взяла верх, глаза закрылись. Мэттью нежился в объятиях Николаса и полагал, что, засыпая, перевернётся, дав как себе, так и партнёру немного пространства. Но прогадал. Утро встретило обоих в ещё более тесных объятиях.

Мэттью и впрямь порой поддавался желанию и бесстыдно рассматривал Николаса, его черты, его тело. Им двигала не только влюблённость, но и не проходящее вдохновение художника. Так что, пожалуй, не стоило удивляться тому, что вскоре после их чудесной встречи, чем бы всё это не закончилось, образ Николаса появится на картинах Мэттью.
Сразу в голове всплывала история небезызвестного Дали и его одержимости любимыми пейзажами прибрежной Испании и, конечно, его музой, Галой. Кажется, Мэттью сейчас лучше многих понимал это чувство, которое заставляло сюрреалиста запечатлевать свою женщину от полотна к полотну в разных ипостасях и с разными посылами. Зрительные образы гармонично поддерживались испытываемыми эмоциями. Чем больше Мэттью наблюдал за Николасом, тем сильнее хотелось передать каждое его движение на холст.
Хотя порой нахальство последнего заставляло вдохновлённого и влюблённого парня приспускаться на грешную землю. Вот и от очередной фразы Николаса Мэттью ощутил привычную стыдливость, пусть и, казалось бы, они только что лежали в объятиях друг друга, изучая тела и реакции прикосновениями. Но смущение Мэттью было неподвластно. От простого словесного напоминания о сексе оно возвращалось, хотел того парень или нет.
— Перестань меня смущать! — шутливо возмутился Мэттью в ответ, вновь легонько шлёпнув собеседника по колену.
Потом решили принять душ, смыв все следы удовольствия. Мэттью не планировал делать это вместе с Николасом. Он никогда ни с кем душ и не принимал, видел подобное только в фильмах. Но, честно говоря, сильно и не возражал, когда партнёр нагло затащил его с собой. Опять же, наготы друг друга Мэттью не стеснялся, и упускать возможность побыть так близко к Николасу, заставить собственное сердце снова биться галопом, он не собирался.
Душ, к слову, был единственным местом, так сказать, оборудованным для особенностей Мэттью. Конечно, это были не дорогущие сложные аппараты, которые помогали обездвиженным людям быть самостоятельными. Но, если осмотреться, можно было заметить три вещи — противоскользящее покрытие поддона душа, самостоятельно прикрученный к стенке поручень и самый обыкновенный табурет, сейчас стоявший вне кабины. Последний нужен был Мэттью, когда тот мыл голову. Стоять с закрытыми глазами было проблематично.
Когда Николас вышел, чтобы не смущать парня своим присутствием при личной гигиене, Мэттью снова поймал прилив невероятно сильного вдохновения. Он смотрел сквозь мутноватое стекло за тем, как Николас вытирает кожу полотенцем, и не мог оторваться. Этот вид, благопристойно смазанный стеклом душа, буквально запечатлелся в памяти Мэттью.
Казалось, даже ночь и сон не смогли снизить градус испытываемых эмоций. Несмотря на первую совместную ночёвку, оба не просыпались от неудобства, но, судя по пробуждению, сквозь дрёму постоянно искали возможность лечь ещё теснее друг к другу. Так что, в итоге, Николас перебрался на другую сторону кровати, а Мэттью попросту наполовину лёг на партнёра сверху — куда уж ближе, не так ли?
Проснулся Мэттью, когда выспался, но ещё какое-то время дремал, наслаждаясь уютом, созданным ими обоими. Проснулся и Николас, заставляя парня улыбнуться от прикосновений пониже поясницы. И не успел Мэттью произнести это привычное для всех «доброго утра», как был уложен на лопатки.
В ещё сонных глазах мелькнуло удивление, но довольно быстро сменилось на некоторое смущение снова. Мэттью вовсе не возражал против такого утра, он был молод и влюблён. Просто не ожидал от Николаса такой активности, когда голова ещё только-только начинала включаться, а мысли ещё вовсю путались спросонья.
— Лёгкий секс? Это как? — улыбнулся Мэттью, даже и не сомневаясь, что получит ну очень доходчивый подробный ответ. И вовсе не посредством слов.
И зря Николас сомневался по поводу собственной привлекательности с утра. Открытое лицо Мэттью не могло врать. А тот искренне любовался этой ещё сонной мордашкой, проводил пальцами по скуле и спутанным от подушки волосам.
Утренний секс стал особенно ярким и чувствительным, словно всё тело за ночь превратилось в оголённый нерв, когда любое даже незначительное прикосновение заставляло покрываться мурашками удовольствия. Правда, после такого умопомрачительного утра отпускать от себя Николаса не хотелось вдвойне.
— Если это не слишком странно и… если ты не возражаешь, я хотел бы сфотографировать тебя сейчас, — уже позже, снова нежась в кровати с Николасом, проговорил Мэттью.
Правда, когда слова уже были произнесены вслух, прозвучало это по мнению Мэттью крайне похабно. Как будто он извращенец какой и не меньше, чем коллекционировал снимки тех, с кем переспал, ей-богу. По крайней мере, американское мышление, приписывающее домогательства по любому поводу, тут же засияло красным флагом, заставляя хозяина передумать.
— В моей голове это звучало не так паршиво, конечно, — протянул следом Мэттью, посмеиваясь и скосив взгляд на партнёра. — Надеюсь, я не похож на какого-то извращенца.

Художники часто жили в собственном мире, это правда. А если и не жили, то точно смотрели на этот мир несколько иначе, подмечали то, чего не видели люди, не связанные с подобным творчеством. Вот и Мэттью видел сейчас перед собой вовсе не обнажённого партнёра после всех их интимных удовольствий. Он ощущал эту особенную влюблённость так ярко, что хотелось сохранить этот момент.
Фотография ему была нужна совсем не для коллекции, хранения, распространения или каких-то низменных целей. Мэттью хотелось сохранить кусочек этого чувства, момента, чтобы, взглянув на снимок, воскресить все эти эмоции в памяти и перенести их на холст.
В момент, когда он проговаривал своё желание, мысли были заняты этим вдохновением. И только сказав, Мэттью осознал, что это действительно странно прозвучало. Особенно, учитывая как мало они с Николасом знали друг друга. Просить о явно интимном снимке человека сразу после первого свидания — странно, как Николас не решил сбежать от такого.
Но, вероятно, парень неплохо знал, как работает сознание художников, постоянно общаясь с теми или иными представителями искусства. Или просто уже начал понимать Мэттью, который попросту в силу характера не был способен на какие-то извращённые предложения. Поэтому Николас привычно начал посмеиваться, чем и заразил собеседника.
— Коллекцию? — широко улыбнулся Мэттью. — Какую коллекцию? Голых парней? Какого ты обо мне мнения?
После шуточки про полароид художник и вовсе рассмеялся. Конечно, у каждого уважающего себя извращенца должен быть полароид. И пробковая доска, на которую можно развесить все эти снимки твоих фетишей.
— Ты абсолютно точно испортил момент, — посмеиваясь и перемежая слова с короткими поцелуями, проговорил Мэттью.
Они немного подурачились, и стало вполне себе очевидно, что такая неожиданная и странная просьба не отпугнула Николаса. Мэттью окончательно расслабился, хотя и всё равно решил пояснить Николасу свои мотивы. Не оправдываясь, скорее, просто делясь частичкой себя. Ведь это тоже было частью поведения человека, с которым Николас, по крайней мере, в настоящий момент времени, решил быть.
— Прости за эту просьбу, — продолжая улыбаться, проговорил Мэттью, водя пальцами по груди и животу Николаса. — Меня охватило вдохновение этим моментом, здесь, рядом с тобой. И захотелось… как-то сохранить его.
Возможно, Николас был не против снимка и без подобных объяснений, но Мэттью всё же хотел быть до конца честным с этим человеком. Да и, наверное, было приятно слышать, что ты так воодушевил кого-то. Что вызываешь в ком-то подобные чувства и желания. Этого Мэттью не знал наверняка, он никогда не был по ту сторону, но предполагал, что так оно и было. Если, конечно, это вдохновение не было чрезмерно навязчивым и странным.
— И у меня совершенно точно нет никакой коллекции, — рассмеялся снова Мэттью, посматривая на собеседника.
Конечно, Мэттью решил не ошарашивать Николаса собственными чувствами, только вот одного не учёл. Он и сам не слишком-то умел врать, предпочитая быть честным с людьми. А уж лицо его совершенно точно не обманывало. Вот и сейчас взгляд, направленный на Николаса, был абсолютно счастливым и, да, влюблённым. Такое сложно не заметить.
И всё же Мэттью снова передумал после всех объяснений и согласия Николаса, уже более осознанного, и решил сделать фото. Момент уже был совершенно иным, но не менее прекрасным. Сейчас в этой постели, освещённой утренним солнцем, преобладал какой-то особый весёлый, искрящийся настрой, и это тоже было замечательно.
— …по крайней мере, пока нет, — добавил Мэттью с несколько лукавой улыбкой, взяв в руки телефон, а не полароид. — Возможно, ты её откроешь.
От заразительной улыбки Николаса сердце снова начинало отстукивать сильнее. Честно говоря, Мэттью сделал не фото, а заснял короткое видео. Руки его слишком сильно тряслись, поэтому он попросту не мог поймать нужного момента ни одним, ни даже рядом кадров. А вот видео, пусть и дёргалось вместе с пальцами, уловило и ту самую улыбку, и то настроение, в котором они оба сейчас пребывали.
Мэттью плюхнулся рядом и даже показал Николасу, что получилось. Показал, как видит его собственными глазами.
— Что насчёт бранча? — предложил Мэттью партнёру позже, когда вновь встал негласный вопрос, когда им стоило по правилам расстаться на время. — Мы можем сходить в кафе неподалёку. Там вкусные панкейки и неплохой кофе. Но чай отвратительный, извини. Придётся на время американизироваться.
Мэттью не хотелось расставаться, это было очевидно. Так что мозг быстро предложил вариант. В этом небольшом кафе Мэттью уже был и ел упомянутые панкейки руками. Это выглядело не слишком странно.

В силу возраста Мэттью ещё не сталкивался так плотно с искусствоведами, поэтому, пожалуй, и не наработал какого-то негатива к ним. У него только-только открылась первая выставка и открылась очень рано — обычно быть голожопым и безызвестным полагалось лет до тридцати. А Николаса парень и вовсе не воспринимал, как искусствоведа. Честно говоря, Мэттью и позабыл, что тот в какой-то степени оценивал его творчество и собирался брать интервью для блога. Как-то, лёжа в постели обнажённым рядом с Николасом, думалось совсем о другом.
Например, о том, как чертовски не хотелось расставаться. То и дело приходили нелестные мысли в сторону тех, кто вообще эти негласные правила придумал. Многие люди в конфетно-букетный период жаждут проводить друг с другом как можно больше времени, вот и Мэттью с Николасом не стали исключением. Влюблённость толкала их навстречу друг к другу, а предстоящее расставание на день, а то и дольше, казалось сущей катастрофой.
Мэттью ловил себя на мысли, что всё это какие-то глупости. Если им хотелось быть рядом, почему они не могут быть рядом? Да, они знали друг друга всего сутки, но и что с того? Они оба были взрослыми людьми, их желания совпадали, они были влюблены. Что случится, если они не расстанутся, как надиктовывало общество? Резко возрастёт мировая энтропия, в последствии чего вселенная достигнет точки равновесия и схлопнется что ли?
Но, конечно, мысли оставались только мыслями. Мэттью не был настолько смел, чтобы предлагать пойти против этой нелепой системы. Да и, если представления Николаса об отношениях не отличались от большинства, он явно сочтёт Мэттью странненьким. Хватит уже этого неловкого момента с фотографией в постели.
К счастью, Николас не отказался от бранча, так что неприятный момент расставания был отложен ещё на какое-то время. И на лице Мэттью снова появилась улыбка.
— Не знают, это только я, — хихикнул он на очередную снобистскую шутку. — Я открыл для себя чай, когда увлёкся восточной культурой, их традициями и искусством. Ты когда-нибудь был на чайной церемонии? Это завораживает.
Они продолжали общаться о таких вот общих вещах, пока собирались на выход. Николас, конечно, оделся гораздо быстрее, и даже не потому, что ему пришлось нацепить всё то же, что и вчера. Мэттью требовалось время, чтобы по-простому попасть ногами в брючины, не то что уж застегнуть ширинку и ремень.
— Признайся, ты согласился пойти со мной на свидание из-за этого, — посмеивался, дурачась, Мэттью. — Посмотрел на меня и решил, что этот парень похож на того, кто любит чай в этой ужасной кофейной стране.
Наконец, со сборами было покончено, и парочка вышла из квартиры. Брать коляску Мэттью снова не стал, идти было не так далеко. Но честно предупредил Николаса, что ему понадобится помощь, чтобы спуститься с лестницы. Спуск всегда давался сложнее, Мэттью мог наступить мимо ступени и поручень в этом случае мало помог бы удержаться. Так что на выходе Мэттью крепко обнял Николаса за талию, чтобы буквально держаться за него, сосредоточившись на каждом чертовом шаге.
По прямой дело пошло веселее, и оба быстро добрались до кафе. Мэттью даже не так сильно стеснялся, как вчера, поедая панкейки. Он не очень поверил в то замечание Николаса про младшего брата, считая это больше вежливой поддержкой, но раз парень продолжал соглашаться на совместные приёмы пищи, всё выглядело для Николаса не так кошмарно, как опасался Мэттью изначально.
— Чем планировал заниматься сегодня? — поинтересовался за бранчем Мэттью. — Кроме того, как переодеться, конечно.

И снова Мэттью немного не верилось, что всё это происходит на самом деле. Что ему сперва только зрительно понравился парень с такими изящными чертами и сексуальным британским выговором. А теперь этот парень не только согласился пойти на свидание, толком не перекинувшись и парой фраз друг с другом, так ещё и оказался таким замечательным. Интересным, разносторонним, с приятным чувством юмора, невероятно нежным и заботливым.
Разве такое случается на самом деле? Ни одного красного флажка, никаких сомнений. Николаса совершенно не волновали и особенности Мэттью, что для последнего по понятным причинам было немаловажно. Не пугала ни походка, ни манера есть, ни эти неуклюжие движения. Было видно, что Николас не терпел, прикрываясь вежливой улыбкой, ему на самом деле было всё равно. Он как будто и не видел этой разницы между Мэттью и остальными людьми.
— Именно так, — продолжал посмеиваться последний.
Конечно, к смеху подключилось и смущение от произнесённой откровенной шутки, куда же без него, но всё равно было забавно. Да и приятно, конечно, что Николас считал его желанным и красивым с первого же дня. А, между прочим, в первую встречу он видел Мэттью в инвалидной коляске, что обычно резко снижало градус подобной заинтересованности.
— Голыми, — добавил Мэттью, немного продолжая шутку. — Пить чай обнажёнными. Звучит, как какой-то британский фетиш.
Приучался к самостоятельности Мэттью действительно дольше остальных детей. Многие простые вещи давались ему с трудом и никогда не станут, пожалуй, столь же лёгкими, как для здоровых людей. Но Николас был прав в своих рассуждениях, Мэттью нужно было делать всё это самостоятельно, как и постоянно заниматься на физиотерапии, иначе тело просто забывало эти, казалось бы, базовые вещи.
Наверное, поэтому Николас и не замечал обычно каких-то особых отличий Мэттью от остальных. Тот просил о помощи в крайне редких случаях, когда ему было попросту опасно делать что-то самостоятельно. Как с той же лестницей, кипятком или ножом. Все жизненно необходимые вещи Мэттью выполнял самостоятельно (которые обычно как раз и отпугивали парней — вроде необходимости кормить, мыть или водить в туалет).
Они немного поговорили об искусстве, и Мэттью подтвердил, что несмотря на любовь к восточной культуре, в свои картины он её не перенёс. Была пара попыток, когда он ещё искал свой стиль, своё видение, но не зашло. Так что Мэттью оставил восточные мотивы восточным же художникам, а себе свои простые американские эмоции.
Продолжали делиться и подобными фактами о себе за бранчем. Теперь Николас не отводил специально взгляда, чтобы не смущать собеседника. Но Мэттью так и не заметил в его взгляде брезгливости или чего-то подобного. Казалось, Николасу было немного забавно видеть непривычный способ поедания несчастных панкейков, но никакого негатива к нему британец не испытывал.
— У меня свободный день, — отозвался на ответный вопрос Мэттью, когда они делились планами друг с другом. — Так что моим основным занятием будет сидеть в мастерской и смотреть на голый холст.
Это только в фильмах показывали, как художник просто садится и начинает писать. Даже под действием вдохновения требовалось сперва увидеть мысленно то, что ты хочешь передать, а уж потом марать холст. В процессе, конечно, многое может поменяться, но основную концепцию ты всё равно воображаешь в голове. Вот и сидишь перед мольбертом, со стороны праздно проводя время в размышлениях.
— Когда вам будет удобно, хоть сегодня, — улыбнулся Мэттью, тоже вспоминая, что дядя Николаса собирался показать племяннику и творчество Кая.
На секунду эта ситуация показалась Мэттью забавной. Изначальная затея вроде как состояла в том, чтобы Николас посмотрел на полотна Кая, выставку которого он не застал. А Артур сопровождал племянника просто потому, что был знаком с художником. Теперь же у Николаса определённо была возможность в любое время посмотреть на мастерскую троих ребят, хоть сейчас после бранча, и сопровождение ему не требовалось — он ведь теперь был бойфрендом Мэттью. Однако возможностью визита интересовался не сам Николас, а Артур. Как будто ему тоже по каким-то особым причинам хотелось прийти.
— Твой дядя, случайно, не влюблён в Кая? — решил по-простому поинтересоваться Мэттью, раз уж связался с его племянником.
Кай в своё время рассказывал и об Артуре, и об их встречах. И, честно говоря, сам терялся в том, была ли это влюблённость или Артур просто ко всем относился с такой… нежностью что ли. Он определённо был мил, внимателен и вежлив. И кто вот по этим британцам поймёт, влюблены они или так, просто? Мэттью, знаете ли, тоже доподлинно не знал, что там на самом деле ощущает его британец.
Так или иначе Кай встретился с Джозефом, а тот уж определённо точно показал и партнёру, и всем окружающим, что этот парень ему нравится. Так что Мэттью и Генри даже поспорить не успели насчёт Артура, хотя этот вопрос до сих пор оставался открытым. А были ли чувства? И, может, были до сих пор, учитывая грядущий визит в мастерскую.

Разумеется, Мэттью немного идеализировал партнёра, как делали почти все в начале отношений. Николас тоже довольно часто приукрашивал любовника в собственных мыслях, это было в порядке вещей, разве не так?
И всё же он заблуждался в том, что Мэттью был настолько слеп. Во-первых, всё было проще простого — Мэттью видел некоторые недостатки Николаса, просто не считал их чем-то плохим. Потому что именно ему такие черты характера партнёра подходили. Во-вторых, ничего из мысленно перечисленного Николасом не было, по сути, недостатками вовсе.
Конечно, он испытывал сомнения при первой встрече. Мэттью бы не удивило и ничуть не расстроило, даже если бы он узнал об этом лично. Но важно-то было совсем иное. Что даже при естественных сомнениях Николас решил узнать о парне больше, прежде чем делать какие-то выводы. И что решив двигаться дальше в их зарождающихся отношениях, он относился к Мэттью, как к человеку.
Звучало, наверное, смешно, но только не для Мэттью. Несмотря на скромный опыт знакомств, он уже успел столкнуться со всяким отношением к нему, как к инвалиду.
К слову, из-за этого в том числе Мэттью и не раздражался больше на пристальное внимание к нему, когда он ел или заходил куда-то. Бывало и хуже. Такие взгляды смущали, но не злили, а сейчас, рядом с Николасом, Мэттью и вовсе не обращал внимания на посторонних. Его фокус сместился исключительно на одного человека, кто был важнее окружающих всех вместе взятых по известным причинам.
— Если верить словам ребят, я там живу, — улыбнулся Мэттью на вопрос про мастерскую и его времяпровождение в ней.
Последние полгода-год, пожалуй, он и впрямь проводил за мольбертом больше часов, чем раньше. Вытащить Мэттью из этой комнаты было почти нереально. Наверное, Кай не зря волновался за своего друга. Вдохновение и творчество — это, конечно, хорошо, но Мэттью был ещё слишком молод, чтобы вот так закрываться от внешнего мира и прочей жизни.
Разворачивать эту тему Мэттью не стал. Он-то ничего эдакого в своём добровольном заточении в мастерской не видел. Жаловаться не собирался. Да и отвлёк тихий сигнал телефона о входящем сообщении. Мэттью достал смартфон, чтобы бегло посмотреть оповещение, явно ожидая увидеть какой-то спам, но задержался на экране взглядом.
— Прости, я отвечу, — быстро извинился Мэттью за то, что переключил внимание с Николаса на сообщение. — Кай спрашивает, можно ли ему домой.
Он тихо рассмеялся, проговорив Николасу суть сообщения. Забавно же звучало. Как будто парень бродил где-то по дворам, боясь побеспокоить сладкую парочку, но уже тоскуя по дому и чистой одежде.
«А у тебя всё нормально? Не думал, что ты от Джои так рано уедешь», — быстро написал Мэттью, а следом направил второе сообщение: «Приезжай, мы пошли на бранч». В целом, по последней новости о бранче уже было понятно, что всё прошло шикарно. И ночь вместе провели, и не расстались сразу после неё. Но подробнее Мэттью всё расскажет другу, конечно, позже. С этим и убрал телефон обратно в карман.
Пора было и им с Николасом решать, как быть дальше. От мысли о расставании даже на несколько часов и правда становилось грустно. Мэттью был почти уверен, что всё это время он даже не сможет размышлять о новой картине. Скорее, будет думать о Николасе, Николасе и ещё о Николасе, а, да, и ещё, кстати, о Николасе.
Только вот быть обузой партнёру быть не хотелось. Конечно, Николас говорил очень вежливо и, кажется, на самом деле волновался, что Мэттью устанет за время просмотра. Но последний всё же воспринял это, как желание немного побыть наедине, заняться делами, не отвлекаясь на другие дела, сердечные. Навязчивым быть не хотелось.
— Было бы здорово, — улыбнулся Мэттью на предложение увидеться вечером.
Потом тема как-то плавно перешла на другую, более забавную, и это отвлекло от странной тоски по Николасу, которая появилась уже сейчас, ещё до расставания. Мэттью посмеялся над тем, как партнёр отзывался об Артуре, хотя и снова назвал его тем ещё засранцем — говорить так о собственном дяде.
— Я имел в виду, что это можно организовать в любой день, — отсмеявшись, дополнил свой ответ Мэттью. — Кто-то из нас по любому будет дома.
А из этого разговора парочка очень плавно перешла к сплетням. В силу возраста Мэттью вообще считал сплетни чем-то зазорным и недостойным. Обсуждать, к примеру, чьё-то творчество, ещё куда бы ни шло, но самих людей, да за их спиной — некрасиво же. Только вот, опять же из-за молодости, Мэттью и не замечал, когда сам начинал сплетничать. Как сейчас. Ну да вырастет, поймёт, конечно, насколько здоровой была эта часть отношений.
— Честно говоря, не знаю, — пожал плечами с улыбкой Мэттью и добавил, улыбаясь ещё шире, ибо это было тоже забавно: — Кай сам до сих пор не знает, то ли это была заинтересованность, то ли британская учтивость.

Насчёт мировоззрения Мэттью Николас мог не волноваться. Художник не был пессимистом. Как не был и оптимистом, предпочитая смотреть на жизнь реалистичным взглядом. И, как и у всех нормальных людей, у Мэттью бывало совершенно разное настроение. Случались дни, когда становилось тоскливо, но потом непременно наступали так называемые ясные дни, как сейчас, рядом с Николасом.
Наверное, Мэттью чуть чаще средней статистики был склонен к некоторой меланхолии. Всё потому, что был творческим человеком. И почему-то — другие художники, писатели или музыканты не дадут соврать — негативные эмоции давали больше пищи вдохновению, чем положительные. Да и потребители творчества неизменно предпочитали смотреть или слушать драму, надрыв, сильные чувства, а светлые солнечные картинки и мелодии оставляли детям.
В любом случае, Мэттью был тем, кем он был. В том смысле, что сейчас, в общении с Николасом, не лепил из себя кого-то другого. В полной мере, конечно, не проявлял себя истинного, но и не перевирал реакции и слова, чтобы показаться лучше.
— Уверен, этот бедняга со своим бойфрендом тоже не книжки читал, — протянул Мэттью с улыбкой на комментарий Николаса, пока старательно набирал сообщение, неизменно радуясь современной автозамене в телефоне.
К слову, Мэттью заметил, что Николас предпочёл отложить приборы и есть руками, как делал это его спутник. Причём Николас совершенно не акцентировал на этом внимания, как будто всегда так поступал. Это было приятно, пусть теперь на их парочку и косились посетители. Зато официантки улыбались. В силу близости заведения к дому Мэттью часто выбирался сюда на завтрак или ланч, так что к его особенностям работники привыкли. И, пожалуй, сразу поняли, что этот парень рядом явно испытывал некоторые чувства к Мэттью, раз принялся так вежливо копировать манеру поведения художника.
Ещё было приятно, когда Николас в довольно ультимативной форме заметил, что предпочёл бы не просто осмотреть картины Кая, но в присутствии Мэттью. Это казалось прямым проявлением симпатии и интереса. Даже когда речь шла о другом человеке и его творчестве, Николасу всё равно было важно, чтобы его сопровождал тот, кто был ему приятен в романтическом плане. Так что Мэттью немного смутился, когда отвечал.
— Я точно буду, — чуть улыбнулся он. — Если я не на выставке, то дома или… теперь, полагаю, с тобой.
Почему-то снова было стеснительно так открыто заявлять, что именно теперь, со вчерашнего дня, если точнее, Николас определённо будет знать о планах и местонахождении Мэттью. Вроде как они теперь были вместе и находились на том этапе отношений, когда никто из них явно не предпочтёт прогулку или посещение мероприятия в одиночку их совместному времяпровождению или просто встрече.
Комментировать как-то интимную шутку, а затем новую «китовую» Мэттью не стал, хотя и посмеялся, конечно, над словами собеседника. Артур не выглядел таким же нагленьким, как Николас. Так что, кто знает, может он посчитал неуместным в таком пробивном формате добиваться Кая. Может, посчитал, неприемлемой их разницу в возрасте (хотя и в двадцать первом веке таким уже никого было не удивить). Было много всяких «может». Так что Мэттью тоже был не против, если Николас бы выяснил что-то аккуратно. Интересно же! Пусть это уже и было историей прошлого, ведь теперь Кай был с другим.
Бранч подошёл к концу, и Николас пошёл провожать Мэттью до дома. Что тоже, между прочим, было приятно. Идти-то было недалеко, так что Мэттью и со своими особенностями бы справился, но Николасу было не только не сложно, казалось, ему было тоже приятно провести друг с другом лишних десять минут.
— За что? — искренне не понял просьбы извиниться Мэттью.
Ох уж эта британская потребность вставлять в любую фразу просьбу о прощении. Наверное, этого американцам никогда не понять. Вот и Мэттью честно не сразу сообразил, что речь о некотором неудобстве, которое они с Николасом создали первым свиданием.
— Хорошо, — с улыбкой отозвался Мэттью позже, порадовавшись заранее грядущему звонку и с удовольствием отвечая на долгий нежный поцелуй напоследок.
Он вернулся в квартиру, сам, пусть и медленно, поднялся на второй этаж. Но, как и предполагалось, смотрел на холст он совершенно бесцельно. Зато на наброски черт Николаса с улыбкой и приятными воспоминаниями.
Немногим позже домой вернулся Кай и тоже поднялся в мастерскую, так что вместо творчества эти двое просто болтали о прошедшем свидании. Мэттью был искренним и с другом, не скрывая, что ему безумно понравился и вечер, и ночь, и, конечно же, сам Николас. Поделился всякими приятными мелочами, какие подметил. Выразил надежду, что всё это не закончится скоротечно, потому что с Николасом было очень хорошо.
— Я влюбился в него по уши, — отчаянно выдохнул чистую правду Мэттью, очень чётко осознав это за собой во время рассказа. — Безумие какое-то.

Мэттью всё ещё не задумывался о том, что будет дальше. Это было бы, пожалуй, странновато после первого свидания. Однако определённо он хотел продолжения отношений с Николасом. Мэттью был сильно влюблён в этого парня, видел, пусть и сдержанный, но взаимный интерес. Так что однозначно эти отношения не завершатся после одной ночи.
Но как-то загадывать, перетечёт ли всё это в нечто серьёзное и значимое, Мэттью не спешил. Поэтому и на резонный вопрос Кая только пожал плечами. Мэттью знал, что Николас искал квартиру для аренды, а это само собой подразумевало, что он не уедет домой через неделю-другую. И пока Мэттью этого понимания было достаточно.
— Не знаю, — честно ответил он другу. — Месяца на два-три точно, он сейчас ищет не посуточную квартиру.
Срок был не слишком большим, но для тех, кто только начинал влюбляться, всё же значимым. По крайней мере, этого будет достаточно, чтобы понять, сходитесь вы или нет. Если нет, то к моменту отъезда Николаса Мэттью уже не будет это беспокоить. Если же несколько месяцев у них всё будет стабильно хорошо, они смогут что-то придумать вместе.
Невольно после этого вопроса Мэттью начал даже прикидывать варианты. В целом, его мало что держало в Америке, и на вырученные с выставки деньги он мог спокойно полететь и в Лондон. Но, не додумав мысль до конца, Мэттью отбросил её. Это были слишком долгосрочные планы, и было глупо их придумывать. Всё ещё сто раз изменится.
Зато Мэттью посмеялся над довольно злобненькой, но актуальной шуткой про преследование. Это уж точно, хватит с него одного такого фаната.
— Боже, он из меня завтра на физиотерапии душу всю вынет, — вспомнил Мэттью, спрятав лицо в ладонях на пару секунд. — Почему он такой мазохист…
Потом поговорили немного о самом Кае и Джои, но заметно меньше. Всё же, когда ты только начинаешь с кем-то встречаться, это прямо событие. Кай со своим бойфрендом были в отношениях уже достаточно давно, поэтому рассказывать было особенно нечего. Обо всех его рабочих достижениях Кай уже говорил, за один вечер ничего эдакого не случилось. Не рассказывать же в подробностях как вы там спали, это было бы ужасающе.
Поговорили и о Генри, который, в отличие от Кая, ни домой не спешил, ни дать знать о себе не собирался. Мэттью предположил, что, возможно, он от одной пассии просто перебрался к другой. Или вернётся с какими-то очередными невероятными историями.
Потом решили всё же немного поработать. Но не успел Мэттью сделать и пары отметок на холсте, как зазвонил его телефон. И, увидев звонящего, на лице тут же расплылась улыбка. А следом и на лице Кая, который, конечно, со своего места увидел, как просветлел Мэттью.
Он очень ждал звонка, это правда, но ничуть не обижался, что тот наступил позднее. Да и позднее чего? Каких-то временных рамок Николас не называл. Он мог вполне позвонить уже вечером, прямо перед их встречей.
Мэттью тут же спросил, как прошёл просмотр, и искренне порадовался, когда оказалось, что Николас подписал документы аренды. Это же была огромная удача найти так быстро меблированную квартиру, да ещё и подходящую требованиям Николаса. (Зачем одному парню, приехавшему на пару месяцев из другой страны только с багажом, отдельный гардероб Мэттью было не понятно, но он вежливо молчал).
— Как ты хочешь провести сегодняшний вечер? — поинтересовался в процессе разговора Мэттью, разумеется, не забыв обещания встретиться.
Николас успел проговорить пару фраз, как сквозь пелену влюблённости и желания просто провести время вместе с объектом своей привязанности пробилась забота об этом человеке. Мэттью ведь было, по сути, всё равно где быть. Они могли с Николасом прекрасно проводить время и на прогулке, и за ужином, и делая полезные дела.
— Или мы могли бы взять такси до Джерси, — протянул с улыбкой Мэттью, — и провести романтический вечер в Икее.
Николас только снял квартиру. Вряд ли у него было всё необходимое для проживания с собой. Ему нужна была хотя бы посуда и постельное бельё. Это всё, конечно, можно было заказать и через интернет, но ждать бы пришлось не меньше суток. В Икее они могли взять всё необходимое за один раз и уже тем же вечером Николас мог расположиться на чистых новых простынях, да ещё и цветочек на тумбочку поставить красоты ради.
Мэттью же преспокойно бы взял с собой коляску и беспрепятственно рассекал бы на ней по широким, «инвалидоориентированным» проходам гигантского комплекса. Звучало всё очень неплохо. Правда, Мэттью не подумал, что в таком случае они однозначно затем поедут на квартиру к Николасу, но… вроде как никто не был против, пусть и кое-кто бы явно смутился от такой откровенной мысли.