Мальчишки всегда остаются мальчишками, даже если один из них чертёнок (в буквальном смысле), а второй — призрак юноши, погибшего пару столетий назад.
— Давай, прыгай, — подначивал Генри друга, балансирующего на краю крыши обычного четырёхэтажного дома на Манхэттене. — Я подстрахую!
— Очень смешно, — поджал губы Мэттью, нерешительно посматривая вниз.
Суть затеи была проста: кто быстрее достигнет земли, тот и выиграл. Они не первый раз этим занимались, и Мэттью хорошо знал, как обеспечить себе победу. Однако это было очень рискованно, ведь черти, хоть и были нечистью, бессмертием не обладали. Замешкайся он на секунду и попросту разобьётся об асфальт.
Надо было точно рассчитать прыжок, чтобы буквально на последних секундах перейти в невидимое состояние. Черти это умели лучше всех. Доля мгновения, и их уж след простыл. При этом физический вес почти полностью терялся, и получалось, что Мэттью плавно, как пёрышко, планировал до земли.
Решительно вздохнув, чертёнок отсчитал от трёх до одного и оттолкнулся от парапета ровно в ту секунду, как Генри скользнул вниз. И в то же мгновение с вечно перегруженной улицы Манхэттена раздался резкий автомобильный гудок. Мэттью ойкнул и исчез. Чёртовы защитные рефлексы. Хотя что уж, действительно чёртовы.
Распрощавшись с лучшим другом, Мэттью, всё равно довольный от полученного адреналина, направился в клуб с абсолютно идиотским на его взгляд названием «Парадиз». Видимо, владелец обладал на редкость несмешным чувством юмора. А дело было в том, что «Парадиз» был местом, открытым исключительно для всякой нечисти, и людей туда пускали крайне редко и только по индивидуальным приглашениям.
Зайдя в нужный тупиковый поворот, Мэттью на ходу стал невидимым, чтобы не париться с охраной и дверями, да просто проскользнул внутрь, проявляясь уже среди «своих». В целом, даже если кто-то сторонний бы случайно зашёл в клуб, ничего уж совсем экстраординарного он бы не увидел. Обычное место с налётом пафоса, обычные люди. Кто-то танцевал, кто-то общался за столиками, кто-то заказывал коктейли у бара. Разве что случайному посетителю не стоило заказывать тут «Кровавую Мэри», если он не хотел сильно удивиться.
— Ты опять прыгал, — раздался со спины спокойно констатирующий голос Маркуса.
Маркус был джинном, а по совместительству опекуном юного неразумного чертёнка. Он подобрал Мэттью, когда тому было около пяти, и его собственные родители попросту забыли его на одной из улиц. Черти не слишком-то славились способностью выращивать потомство. Поэтому либо эта беспокойная детвора росла сама как попало, не умея помирать от голода и холода, либо их кто-нибудь подбирал на свою голову.
Мэттью, в целом, повезло куда больше других сородичей. Им занялся Маркус, который был прекрасно осведомлён о природе его происхождения, в отличие от несчастных людей, что решали усыновить чёрта, сами того не подозревая.
Выразительная мордашка Мэттью стала немного смущённой. Он знал, как Маркусу не нравятся такие опасные игры, но прекратить их не мог. Шило в одном месте не давало чертёнку покоя, да и он был ещё так юн даже по человеческим меркам. А уж среди нечисти Мэттью и вовсе был сущим ребёнком, даже первую сотню лет не прожил.
— Прости, — смиренно проговорил он, а потом виновато добавил: — Сегодня тоже пусто, я его не нашёл.
Маркус улыбнулся, кратко проведя ладонью по спине мальчишки:
— Ничего, я чувствую, что скоро мы встретимся.
Немного переговорив, Маркус оставил подопечного отдыхать, а сам направился к другому посетителю, чтобы обсудить что-то. Мэттью в эти «взрослые» дела не лез — слишком уж скучные те были. Он проявился возле барной стойки, подцепив чей-то коктейль, и с ним же исчез, чтобы показаться уже на другой стороне помещения. И хихикнул, слыша чьи-то возмущения со стороны того самого бара. Шалость удалась, да и коктейль был вкусным.
На какое-то время, потягивая сладкий напиток, Мэттью угомонился. В голове сам собой прозвучал голос Маркуса, вещающий о том, как один несносный чертёнок так часто переходил в невидимое состояние, что так и остался развоплощённым навсегда и только с призраками и болтался всю оставшуюся жизнь. В раннем детстве Мэттью очень это пугало.

Когда в клуб вошло трое новеньких, все посетители обратили пристальное на них внимание, и Мэттью не стал исключением. Нечисти по всей планете было не так уж и много, поэтому в особенном клубе Нью-Йорка каждый знал друг друга если не в лицо, то хотя бы заочно. И приезжие становились особым предметом обсуждений.
Эта же троица оказались ещё и не самыми обычными посетителями. Мэттью тоже быстро распознал в них вампиров. У него не было острого обоняния, как у оборотней, и какой-то неординарной чувствительностью к нечисти он не обладал. Просто парни все были, как на подбор, очень уж светлокожими, худощавыми, с аристократическими замашками. Кем им ещё быть, как не вампирами?
Мэттью находил их столь же красивыми, сколь и пафосными. Казалось, на лицах всех троих застыла маска брезгливости.
Подслушав разговоры, тут же заведённые у соседнего столика, Мэттью узнал, что парни были не просто рядовыми вампирами, а самыми что ни есть чистокровными. С такими чертёнок ещё не сталкивался за свою короткую жизнь. Не его уровня полёта птицы. Но теперь Мэттью стало жутко интересно, чем же они отличаются от остальных, кроме уровня гонора.
Вампиры тем временем расположились у барной стойки, и бармен, тоже вампир, очень уж угодливо принялся делать им напитки с кровью. Мэттью невольно поморщил нос. Однажды он случайно глотнул такой вампирский коктейль и его чуть не вырвало.
Взглядом он невольно нашёл Маркуса, интересуясь, как он реагирует на новоприбывших. Мэттью знал, что недавно в их нечистом мире случилось несчастье, но, как и многие, без особенных подробностей. Маркус явно знал больше. Мальчишке казалось, что он вообще знал всё на свете за свои три с лишним тысячи лет.
Однако Маркус только бросил взгляд на чистокровных и вернулся вниманием к своему прежнему собеседнику. С этими представителями высших вампирских кругов он не был знаком. Точнее, сталкивался, когда жил в Англии в начале восемнадцатого века, но самому старшему из братьев тогда было едва за двадцать — Маркус просто позабыл того бледного мальчишку. Да и ни к чему ему это было.
Джинны уже долгое время придерживались политики невмешательства в естественный ход событий. За исключением особых случаев. И, конечно, было очень печально, что так вышло с чистокровной семьёй, но Маркус явно не собирался в это влезать.
Мэттью понял это и ощутил лёгкое разочарование. Ему жуть как хотелось увидеть опекуна в действии. Призванные волшебством завтраки не в счёт — это уже давно не впечатляло чертёнка, наблюдавшего за этим почти двадцать лет.
Он подобрался чуть ближе к барной стойке, чтобы хотя бы послушать, о чём братья разговаривают, и понять, кого ждут. Наверняка это снова будет что-то взрослое и скучное, но лучше, чем допивать коктейль в одиночестве. К тому же один из братьев Мэттью приглянулся как-то особенно сильно. Чертёнок так и возвращал взгляд к нему, такому утончённому, с острыми скулами и почему-то крупными тёмными родинками на светлой коже. Мэттью совершенно не думал, что у вампиров могут быть родинки! Это просто поражало его, честное чертячье.

Вскоре к троице чистокровных подошёл ещё один вампир. Его Мэттью тоже не видел раньше в клубе, но тот своими словами буквально воззвал к чертячьему любопытству. Всем ведь известно, что если кто-то уединяется подальше от чужих ушей, значит будут шептать о тайнах. А Мэттью жуть как хотелось услышать что-то по-настоящему секретное и, значит, интересное. Ну и возможно, самую малость, ещё поближе присмотреться ко всей троице в целом и к старшему из братьев в частности.
Так что, едва вампиры скрылись в специальной комнате, Мэттью поставил пустой бокал на барную стойку и снова исчез, убедившись, что Маркус за ним не наблюдал. Тот наверняка всё равно узнает об этой проделке. Мэттью почему-то в этом не сомневался — его опекун всегда удивительным образом знал обо всём. Пусть тот и не был биологическим родителем чертёнка, а какими-то отцовскими чертами всё равно обзавёлся.
Мэттью прошёл сквозь барную стойку и стену, стараясь побыстрее проскочить сквозь плотный материал кирпичной кладки. Вот чего он до сих пор боялся, так это застрять. Потеряешь концентрацию и как проявишься внутри стены! И всё, поминай как звали. Конечно, такую историю про нерадивого чертёнка тоже рассказывал когда-то Маркус. Но ведь такое и правда могло произойти!
Оказавшись в нужной комнате Мэттью притаился у дальней стены. Вампиры не могли его увидеть, а вот услышать — очень даже. Так что пришлось затаить дыхание и внимательно внимать происходящему разговору.
Услышанное не оказалось столь интересным, как чёртик надеялся. Стало даже как-то грустно, когда он узнал сколько «своих» было жестоко убито. Несмотря на дурную славу среди простых людей черти, в основном, не были склонны к насилию. Они могли свести с ума своими нескончаемыми шалостями (что, порой, было хуже смерти), но чтобы вот так наброситься с целью покалечить или убить — нет, не по их части.
Так что Мэттью, хоть и продолжал внимать, всё чаще просто рассматривал вампиров. Возможно, питая к одному из них несколько больший интерес. Но это была чистая случайность, просто… звёзды так сошлись, однозначно!
— Постараюсь подыскать вам что-то достойное, — тем временем преспокойно отозвался парень с длинными волосами. — Но потребуется немного времени. Слишком много людей.
До этого момента разговор был таким ровным, что Мэттью уже почти невольно поверил в присказки людей о том, что вампиры были мёртвыми. Но вот дела окончены, и на лицах всех четверых даже обозначились улыбки. Надо же, наверное, под утро гроза разразится, а то и буря — чистокровная богема соизволила улыбнуться.
Причиной тому, конечно, стало не согласие парня помочь с поиском жилья, а заявление самого младшего из братьев и всей четвёрки.
— Это не так уж и сложно, — сдержанно улыбнулся длинноволосый. — Но, боюсь, вам не понравится. Мёртвые на редкость докучливые создания.
Мэттью едва не фыркнул, вовремя сдержавшись. Конечно, призраки были довольно словоохотливы, но на их месте таким был бы каждый! Люди их не видели, а нечисть не так чтобы охотно проводила время с ними. Вроде того, как можно было дружить с тем, к кому даже прикоснуться нельзя. Конечно, им было до одури скучно!
— Как поживает Артур? — столь же ровно поинтересовался парень, когда все четверо направились к выходу.
Мэттью понятия не имел, о ком речь, поэтому вновь скользнул сквозь стену обратным ходом. А ещё он не был экспертом по вампирским сдержанным эмоциям и не заметил, как в голосе парня всё же проскочило лёгкое волнение. А ведь эта история показалась бы чертёнку куда более захватывающей, чем обсуждение жестокого убийства. Хотя бы потому, что была про любовь, пусть и крайне несчастную.

Трое братьев-вампиров вновь расположились у бара, обновляя кровавые коктейли, да и четвёртый, не относящийся к семье, продолжал крутиться неподалёку. Так что Мэттью продолжил своё наблюдение. В конце концов, чем ему ещё заниматься? Как и с призраками, с чертями никто особенно не хотел иметь никаких дел. Уж больно те были непоседливыми и какими-то несерьёзными.
За время этой беззаботной слежки Мэттью успел сделать несколько выводов по поводу «объектов». Самый младший из братьев чертёнку определённо нравился. Тот только изредка корчил из себя пафосного аристократа. В остальное же время он любопытно совал нос всюду, так что Мэттью подумал, что из него вышел бы неплохой чёрт.
Средний брат ему понравился меньше всех. Хотя бы потому, что навесил просто немыслимое клеймо на Маркуса. Сам он зазнавшийся ублюдок! Внутри Мэттью так и вспыхнуло негодование. Как можно было так отзываться о том, кого ты ни секундочки не знаешь? Вот Мэттью за почти двадцать лет уже довольно хорошо узнал своего опекуна, и тот не был ни зазнавшимся, ни, тем более, ублюдком.
Маркус довольно много делал для нечистого общества. Он не афишировал эту помощь, поэтому мало кому было известно о делах джинна. Тем не менее, только из того, что знал Мэттью (а это была настоящая капля в море), Маркус организовал несколько частных клиник для нечисти, в том числе и в Нью-Йорке. А после встречи со своим несносным подопечным пытался рассмотреть возможность приюта для брошенных нечеловеческих детей.
Последняя идея всё ещё не была реализована. Была огромная вероятность, что обилие брошенных чертенят фактически разрушит здание. Да и, будем честны, кто вообще захочет заботиться о них даже в форме опеки? Однако эта попытка многое говорила о Маркусе. А тут какой-то приезжий клыкастый говорит, что все джинны зазнавшиеся!
Впрочем, хватит о нём. Был ещё старший брат. Честно говоря, к нему Мэттью ещё не знал как относиться. Знал только, что тот был самым привлекательным из всех, и как-то невольно держался ближе именно к нему.
Пока средний и младший братья обсуждали джинна, к старшему снова подошёл тот парень с длинными волосами. И сейчас Мэттью стоял достаточно близко, чтобы заметить некоторое волнение у последнего. Он продолжал держать вот это вампирское лицо, но всё же сделал голос тише, да и пальцы его то и дело прикасались к рукавам пиджака, пуговицам. Мэттью не особенно понимал такой реакции, но находил её любопытной.
— Прости, что отвлекаю, и, возможно, это прозвучит нелепо, — проговорил парень. — Но хозяин запрещал мне общаться с другими кланами не по делу. Я бы был очень признателен, если бы ты мог дать мне номер Артура.
Опять этот неизвестный Артур. Влюбился в него этот парень что ли? Мэттью особенно на говорящего и не смотрел, рассматривая утончённые черты старшего из братьев. В какой-то момент он осознал, что стоит особенно близко, поддавшись неуёмному любопытству. Кажется, вампир даже почувствовал этот пристальный взгляд. По крайней мере, повернул голову, осматриваясь, но не замечая ничего на пустом месте, где стоял невидимый чертёнок.
А вот Маркус, казалось, смотрел прямо на него. С этой неизменной лёгкой укоризной, от которой Мэттью отчего-то становилось немного стыдно. Так что чертёнок сделал несколько шагов назад, пока джинн, поймав на себе рассматривающий взгляд среднего из братьев, отвечал тому лёгкой улыбкой.

По лицу длинноволосого парня всё же пробежало что-то неуловимое от этого простого «хорошо». Мэттью бросил на него взгляд, пока старший из троицы братьев вбивал по памяти номер в чужой телефон. Кажется, тому в самом деле не верилось, что это происходит. Словно какой-то мобильный номер для него был не меньше, чем даром свыше.
Сперва это немного не укладывалось в голове чертёнка. Маркус ему рассказывал о другой нечисти, в том числе и о вампирах с их обычаями и иерархией, но этого было недостаточно, чтобы сделать какие-то выводы. Мэттью тоже не был «по ту сторону», а потому и не мог в полной мере понять, какого это — быть настолько несвободным, что даже не сметь слова лишнего сказать без разрешения хозяина.
Потом ситуация прояснилась, когда один вампир задал свои вопросы, а второй после некоторой паузы начал негромко отвечать.
— Я ненавидел его, — с каким-то вампирским спокойствием проговорил тот, убирая телефон в карман. — И, хотя я нахожу ужасным уничтожение целого нашего дома, я рад, что моего бывшего хозяина больше нет.
Мэттью расслышал, как в голосе парня проскочило искреннее удовольствие, когда он проговаривал слово «бывшего».
— Это было рабство, — продолжал тот. — И сейчас с меня словно сняли ошейник. Он контролировал каждый мой шаг почти сто тридцать лет. Сейчас я просто рад, что могу дышать не по команде.
Пожалуй, от таких признаний у маленького чертёнка волосы на затылке зашевелились. Как-то не так он представлял себе удовлетворение собственного любопытства. Конечно, Мэттью знал в общих чертах о том, как вели себя обращённые рядом с теми, кто их обратил. Но одно дело знать в теории, и совсем другое слушать такую исповедь свободного вампира.
Так что Мэттью даже отошёл на какое-то время, решив, что с него достаточно этих мрачных тайн и разговоров. Повеселиться не получалось. Да и время было уже достаточно поздним, Мэттью откровенно начал зевать. В отличие от некоторой нечисти ему не нужно было вести ночной образ жизни, да и сон был необходим.
Однако через какое-то время Мэттью передумал идти домой, забираться под одеяло и засыпать, переваривая всё, случившееся за день. Трио чистокровных тоже решили покинуть клуб, и чертёнку в лохматую голову пришло, что он может их больше не увидеть. А это было просто вселенски несправедливо. Во-первых, ему всё больше нравился забавный младшенький. Во-вторых… да просто хотелось посмотреть ещё разок на вампиров, что уж! И красавчик-старший тут вовсе не причём!
Так что Мэттью снова нырнул в невидимость и, периодически невольно обгоняя вампиров, последовал за ними. Он был очень шустрым в состоянии, где не обладал фактическим весом, вот и приходилось то и дело возвращаться, чтобы не потерять из виду братьев.

На пару секунд, выходя следом за вампирами, Мэттью засомневался в собственном решении. Ему всё ещё было любопытно, но смущали две вещи. Во-первых, откровенно не хотелось узнать ещё о каких-нибудь нелицеприятных тайнах аристократического общества. Хватит для маленького чёртика на сегодня слухов об убийствах и рабстве. Во-вторых, Мэттью заранее представлял, что о его выходке подумает Маркус. Спойлер — джинн не останется доволен своим пройдохой-подопечным.
Конечно, Маркус не следил за каждым шагом Мэттью, и позволял чертёнку самому исследовать этот мир, но в каких-то моментах он всё же включал роль родителя. Напоминал, например, о том, что было неприлично лезть к незнакомым людям. И уж, тем более, следить за ними, оставаясь невидимым.
Однако вскоре Мэттью позабыл обо всех этих наставлениях. Дверь за вампирами закрылась, и они словно в другой мир попали, где пафосные аристократы, ведущие деловые разговоры, превратились в забавных ребят с поистине братскими отношениями. Мэттью то и дело приходилось одёргивать себя и не хихикать — как над шутливой перепалкой младшего брата со средним, так и над тем предчувствием старшего о слежке, которое все разом списали на камеры наблюдения, якобы развешанные по всему Нью-Йорку.
Последнее тоже на секундочку отрезвило Мэттью. Очень уж не хотелось ему попасться на глаза сразу трём чистокровным вампирам. Пожалуй, тогда бы они быстро вернулись в своё богемное состояние, решая, что сотворить с нерадивым чертёнком. Но та секундочка прошла, и интерес вновь возобладал над мальчишкой.
Следом же и вовсе подмешалось желание посмотреть на квартиру, которую столь ярко описывали двое братьев в своём споре. Так что Мэттью решил, что осмотрит этот ужас современности и тут же уйдёт. Разве что ещё раз полюбуется на старшего брата, у которого, как оказалось, были не только поразительные для вампира родинки, но ещё и невероятно (чертовски!) обаятельная улыбка, от которой Мэттью никак не мог отвести взгляда.
А ещё очень хотелось наперекор опасениям всё же объявиться на виду всех троих. Мэттью был довольно общительным чертёнком, и он с удовольствием бы включился в разговор даже почти незнакомых вампиров. И сдерживало даже не понимание того, что теперь, спустя часы слежки, это будет странно. Скорее, опасение, что чистокровным не захочется иметь дело с простым чертёнком, представителем низшей расы среди нечисти.
Так что Мэттью ничего не оставалось, как и дальше следить за парнями, и добраться с ними до уже почти знаменитой квартиры. Та и правда была странной уже с первого взгляда. Квартира, в которой жил Мэттью, была очень элегантно обставлена. Чертёнок не слишком разбирался в дизайне, но это не мешало ему оценить старания Маркуса. А здесь…
Восклицание старшего брата, впервые сорвавшееся с губ, говорило само за себя. Квартира воссияла разными цветами, как неоновые вывески на улицах, где даже чёрту лучше было не появляться. (Или где сам чёрт ногу сломит?).
От этого вскрика Мэттью всё же не удержался и прыснул под нос, хотя и тут же закрыл себе рот ладонями, немного взволнованно вглядываясь в лица парней. Услышали те его за собственным смехом или нет? Но его нельзя винить, это и правда было смешно! И очень даже неожиданно, когда буквально полчаса назад Мэттью видел этого парня с налётом высокомерия на лице. А сейчас вон, сияет своей очаровательной улыбкой так, что чертенята про сон забыли.

Острый слух вампиров ничего не могло обмануть. Мэттью так и замер, пока братья оглядывались с явным напряжением. На секундочку чертёнку даже стало стыдно. Сейчас в кругах этой «хладнокровной» братии явно были не лучшие времена, а тут он со своим неуёмным, да и неуместным любопытством.
Однако, никого не обнаружив и заперев дверь, вампиры снова расслабились. На лицах вновь появились улыбки, и Мэттью уже совершенно бесшумно выдохнул. Он задержится ещё буквально на минутку, только осмотрит квартиру и сразу же уйдёт и перестанет докучать троим чистокровным. Пусть и незримо.
А ещё Мэттью на миг ощутил зависть. Эти трое явно были очень дружны. Наверное, Мэттью хотел бы иметь братьев, ну или хотя бы одного. Это же чертовски весело проводить время с кем-то вот так, как сейчас проводили его вампиры. Может, конечно, у него и были близкие родственники, но Мэттью их не знал. А с Маркусом, конечно, было здорово, но это ведь разные вещи. Тысячелетний джинн был больше родителем, чем приятелем.
Пока вампиры готовились ко сну и по очереди принимали ванную, Мэттью прошёлся по комнатам, с любопытством рассматривая этот кошмарный сон любого более-менее адекватного дизайнера интерьеров. Вид и правда был угнетающим, даже для такого дурного создания, как чёрт. Что уж говорить о вампирах и их эстетике. Мэттью искренне пожалел несчастную троицу и даже подумал, что было бы неплохо, если бы тот длинноволосый парень и правда помог найти что-то более подходящее для жизни.
Когда старший из братьев (теперь Мэттью знал, что того зовут Николас, и считал это имя очень красивым и подходящим вампиру) вышел из ванной, чертёнок даже немного пожалел, что не заглянул и за ту дверь. Ему бы было, пожалуй, очень стыдно, но… Нет, честно, Мэттью немного подзавис, наблюдая за чистокровным аристократом без всей этой готической чёрной одежды, закрывающей каждый миллиметр светлой кожи. Стильно, ничего не скажешь, но без неё Николас тоже определённо был хорош.
Мэттью чертовски (ха!) не нравился этот фокус на одном из парней. Он был ещё не в том возрасте, когда можно просто наслаждаться приятными чувствами от влюблённости, ничего при этом не предпринимать и, что ещё важнее, не страдать. Да и влюбляться, даже незначительно, в чистокровного вампира было… такой себе идеей. Ну, если ты сам не вампир. Мэттью вроде как им не был, так что постарался выбросить красивого парня из головы.
Получалось с трудом. А потом и вовсе оказалось, что ноги привели Мэттью в спальную этого самого красивого парня. Ну просто так, одним глазком посмотреть и вот тогда уж совершенно точно, сто процентов уйти. Однозначно!
К слову, несмотря на всю нелепость характера и поведения, черти были вполне склонны заводить отношения. И немало пар среди этой расы были довольно-таки моногамны. Всё так же беспечны, так что неспособны осознанно заводить потомство, но крепкие отношения заводить могли. И это была общая статистика. А был Мэттью.
Мэттью, так или иначе, заметно отличался от своих сородичей, так как был воспитан не чертями и не вырос сам по себе, как обычно это бывало. Он исправно окончил человеческую школу, которую ему подобрал Маркус. (Исправно — это, конечно, громкое слово, но для чертёнка Мэттью посетил удивительно большое количество занятий. И очень мало шалил!). Он охотно занимался музыкой. (Маркус считал, что так или иначе это занятие способствует усидчивости и дисциплине). И, конечно, он заводил отношения, и не только с чертями.
Честно говоря, подростком Мэттью ничем не отличался от простых людей. У него были такие же любовные драмы, безответные влюблённости и совсем ещё детские свидания. Со временем гуляния за ручку естественным образом переросли в нечто большее (ох уж эта смущающая лекция Маркуса об ответственности в интимном плане), но… Но всё же Мэттью человеком не был, и для чертёнка двадцати три года были не показателем взросления. Он оставался очень-очень юным в глазах другой нечисти.
Так вот, к чему это? К тому, что Мэттью к своим годам совершенно не различал все эти оттенки влюблённости, а уж новая безответная любовь явно стала бы для него сущей трагедией. А мозги при этом всё же начинали появляться. И этот конфликт разума и наивного сердца порождал сущие нелепицы. Мэттью осознавал, что к Николасу лезть не стоило и идея эта дурна, как добрая сотня чертей, а вот незадача, продолжал торчать в его спальной, не в силах сопротивляться собственным желаниям.

На самом деле Мэттью не собирался наблюдать за тем, как Николас спит. Даже если чертёнок не находил это странным, это, по меньшей мере, было не интересно. Что, скажите на милость, могло увлекать в спящем вампире? Лежит и лежит, и явно будет так лежать ещё много часов, пока не восстановит энергию.
Так что чертёнок просто немного посмотрел за понравившимся ему парнем какое-то время, а когда тот улёгся окончательно, решил уходить. Задержался в этой спальной Мэттью по одной простой причине — никак не мог понять, что делать дальше. Дорога до дома заняла бы приличное время. Мэттью тоже уже устал и хотел спать, и тратил немало сил на концентрацию, удерживая себя в невидимом состоянии. Это как постоянно держать руку сжатой в кулак — вроде бы не требует особенных усилий, но когда хочется спать, пальцы всё равно ослабевают.
Невидимым он бы, конечно, дошёл до дома минут за пятнадцать. Но хватит ли его настолько? В обычном же состоянии Мэттью бы брёл до Бруклинского моста не меньше сорока минут. Ужас, как долго, когда глаза уже откровенно слипались.
Пожалуй, неплохим решением было остаться здесь и завалиться на кровать в пустующей четвёртой спальной в надежде на то, что в неё никто не зайдёт прежде, чем чёртик проснётся сам. Во сне он не мог поддерживать невидимость. Разве что невольно исчезал, когда снились не самые приятные вещи.
По-хорошему Мэттью бы пробежаться по дому и посмотреть, нет ли вообще пустующих квартир, которые ещё никто не арендовал или чьи хозяева уехали в отпуск. Но, опять же, сколько времени это займёт? Так что Мэттью решил рискнуть. К тому же Николас то и дело приподнимался, настороженно озираясь и явно чувствуя стороннее присутствие. Мэттью не хотел мешать вампиру отдыхать, вот и выскользнул из спальной.
В пустующей комнате Мэттью, наконец, отпустил себя и проявился в своём физическом состоянии. Он так долго был невидимым, что ощущал себя сейчас так, будто перенапрягся на тренировке — даже мышцы действительно немного ныли.
Раздеваться чертёнок не стал, укладываясь на кровать прямо в одежде и обуви. Было непривычно, но необходимо на случай, если в комнату всё же кто-то войдёт. Конечно, Мэттью мог схватить одежду и исчезнуть с ней, но как потом объяснить Маркус, что ты появился в его гостиной в трусах, держа одежду в руках?
Благо, никаких эксцессов не произошло. Мэттью проспал до позднего утра и проснулся от голосов в гостиной. Протерев глаза и зевнув, мальчик снова исчез, выскальзывая из спальной, а вскоре и из квартиры. В отличие от вампиров, он завтракал вполне по-человечески, и не хотелось бы, чтобы из пустоты угла гостиной раздалось бурление желудка.
Маркус, конечно, поинтересовался где был чертёнок, и тот немного соврал, заявляя, что особенно нигде, просто гулял по Манхэттену. А ночевал в пустой квартире. Вряд ли джинн поверил, но допытываться не стал, вероятно, решив, что о некоторых вещах опекунам лучше и не знать — спокойнее будет, особенно когда твой подопечный чёрт.
Вроде бы потекла обыденная жизнь. Мэттью проводил время с Генри, искал человека, которого попросил найти Маркус, и всё такое. Но его так и тянуло обратно, к троице вампиров и, особенно, к Николасу. Так что ещё несколько раз Мэттью (совершенно случайно!) проводил время незримо рядом с ним. На прогулке или в уже известной квартире.
Мэттью всё больше привлекал этот парень. Он был совсем не таким, каким показался с первого взгляда. Вовсе не чопорным и не пафосным. Они с братьями постоянно шутили и вели вполне обычную жизнь вне своих важных вампирских дел. Мэттью очень хотелось познакомиться с ними на самом деле. Но что он мог сделать? Подойти к ним на улице или в том же клубе и сказать «привет, давайте общаться»? Да никто не хотел по своей воле общаться с чертями. Ну ладно, ещё оборотни, возможно, и могли снизойти до этого низшего уровня. Они были как-то ближе к людям. Но уж точно не вампиры с их закрытой иерархией.
Мэттью уже всерьёз хотел спросить совета у Маркуса. Он ведь был таким мудрым и опытным, наверняка знал, что делать в таких ситуациях! Останавливало только то, что в таком случае Мэттью пришлось бы признаться в слежке за братьями. Так что вместо совета он вполне мог прослушать целую лекцию о том, что так поступать нехорошо. Чертёнок и так это знал! Но что он мог поделать, если его так и тянуло к одному из вампиров?
Черти вообще славились своим упрямством и умением зацикливаться на ком-то. Правда, почти в ста процентах случаев это зацикливание было в негативном плане. Если кто-то удумал обидеть чёрта, будьте уверены, последний этого так просто не оставит. Он будет следовать за обидчиком по пятам до тех пор, пока тот не взмолится о пощаде после череды крайне неприятных шалостей (что люди однажды прозвали «чертовщиной»). Но мог ли чертёнок зациклиться на ком-то в хорошем плане? Мэттью этого не знал.
Однако то и дело обнаруживал себя следующим за Николасом и любующимся красивым парнем исподтишка. Это уже вызывало некоторые душевные страдания, пока в одну ночь Мэттью всё же не «познакомился» с вампиром сам того не ожидая.

В тот вечер Мэттью зашёл следом за Николасом в клуб, удивлённый тем, что вампира внезапно потянуло в человеческое заведение. Как-то чертёнок совсем не задумывался над гастрономическими тонкостями вампирской жизни. То есть знал, что тем нужна была человеческая кровь, но каким образом они её добывали — Мэттью старался об этом не думать. Как люди, любующиеся грацией пантеры, стараются не думать о том, каким образом это животное питается и добывает пищу.
Что говорил Николас девушке Мэттью не слышал — в клубе было очень громко. Зато ощутил какую-то детскую обиду, решив, что тот просто… ну, знакомится с человеком затем, зачем обычно цепляли доступных девчонок в клубах.
Мэттью вышел следом за парочкой из клуба, расстроенно решив, что пойдёт домой. Следить за дальнейшим развитием событий очень уж не хотелось. Да и, пожалуй, Мэттью больше не будет докучать Николасу своим незримым присутствием. Как-то это перестало быть интересно и увлекательно.
Однако Николас не вызвал такси, как оно обычно бывает, а направился с девчонкой дальше по улице, сворачивая в неприметную подворотню, где обычно ставят мусорные баки, а дальше такие проулки обычно оканчиваются тупиком. И одно только это заставило Мэттью развернуться и вновь последовать за вампиром.
Осознание, пожалуй, настигло его в момент, когда он сам свернул в подворотню. И, если бы чертёнок сейчас обладал физическим телом, кровь моментально прилила бы в голове. Николас, что… хотел съесть эту девушку? Вот так запросто, выбрав из толпы ничего не подозревающих людей её в качестве жертвы? Да ещё и в какой-то подворотне, где вон только что крыса вдоль стены пробежала размером с самого Мэттью, ей-богу?
Девушка тем временем так спокойно улыбалась, как будто не навстречу острым клыкам шла, а на приятное свидание. Краем сознания Мэттью вспоминал все эти истории про вампирский гипноз, но всё равно это выглядело невероятным. Так и хотелось крикнуть — да неужели ты не видишь, что он тебя сожрать пытается?!
И хотя Николас безусловно выглядел восхитительно с этими острыми клыками и голодным взглядом, Мэттью не мог позволить этому случиться. Этой девушке будет явно не очень хорошо, даже если её не убьют. И чем она этого заслужила?
— Николас, остановись! — выпалил чертёнок прежде, чем вообще успел особенно подумать. — Не надо её есть! Пожалуйста…
Он проявился рядом с девчонкой, как-то жалобно глядя на вампира своими огромными глазами. Хотелось бы добавить ещё кое-что, но, видимо, внезапное появление Мэттью, сбило концентрацию Николаса, и девчонка вышла из гипноза, заторможено глядя на обоих парней с проявляющимся во взгляде испугом.
— Что за чёрт, — слабо проговорила она.
— Самый обыкновенный, — всё так же жалобно проговорил Мэттью.

Пожалуй, Мэттью и не винил Николаса за его пренебрежительное отношение к чертям. Стереотипы всегда существовали и будут существовать. Это мальчишке уже ни раз пояснял Маркус, когда тот был помладше и подобные ситуации сильно расстраивали его.
Джинн приложил немало усилий, чтобы искоренить ненависть среди представителей нечисти, да и людей. Он участвовал и в спасении ведьм во время массовых преследований родом человеческим, и в извечном столкновении вампиров и оборотней. Так что Маркус лучше прочих знал, что все эти затишья, к сожалению, временны.
Как люди шли войнами друг на друга, потому что не понимали и не принимали других менталитетов, так и нечисть вся была настолько разнообразной, что до глубокого взаимопонимания требовалось, как минимум, ещё несколько тысяч лет.
Так что, да, столкнувшись с чертями, зацикленными на своих обидчиках, складывалось ощущения, что и весь народ такой — вредный и неугомонный. А столкнувшись с вот таким вот пафосным выражением лица и надменным голосом чистокровного вампира, вряд ли кто-то подумает, что обычно они так себя не ведут.
— Прости, пожалуйста, — пролепетал Мэттью, действительно испытывая некоторую стыдливость за то, что выдал себя. — Меня никто не подсылал! Я увидел вас в клубе…
Он немного замялся, постеснявшись так сходу выпаливать, что Николас ему понравился. Как-то, наверное, сейчас это было не в тему. Да и вампир натянул такое суровое выражение, что такому лицу совсем не хотелось признаваться в симпатии. Честно-то говоря, Мэттью не планировал этого делать и Николасу в «обычном состоянии» из-за уже упомянутых стереотипов, которые нашёптывали, что гусь свинье не товарищ.
— Нет, — выдохнул на последующий вопрос Мэттью, немного порадовавшись, что ему не потребовалось продолжать пояснения. — Но она же разумное существо! А ты лишаешь её всякого выбора… это нечестно…
Нет, в какой-то момент чертёнок, в целом, понял, что говорил глупости. Точнее, говорил он вполне разумные вещи. По сути, вампиры и правда относились к людям, как к животным, лишая их возможности решать, хотят они стать подкормкой или нет. И с появлением донорства и прочих способов добычи крови поедание живых людей действительно было несправедливым и даже излишним. Но, в целом, нелепой была сама ситуация. Стоит маленький чертёнок и рассказывает высшему вампиру о честности его питания.
Да и Николас, конечно, был прав. Девушке от потери меньше полулитра крови ничего не будет, кроме головокружения, которого она под гипнозом и не заметит. А вампиров такими сделала вселенная, и они были не виноваты в том, что вынуждены питаться человеческой кровью. Животная им тоже подходила, но не насыщала так, как человеческая. Это как пытаться заменить мясо соей или другими бобами.
— Не говори со мной так, ты не такой, — окончательно расстроился маленький чертёнок, разочаровавшийся и в этой вселенской несправедливости, где не было виноватых, и в том, что парень буквально его мечты сейчас почти ругался на него.

Мэттью сам уже не понимал, шутит он или нет. Затронутый этический вопрос был слишком сложным для чертёнка его возраста. С одной стороны, конечно, Николас был прав. Люди точно так же убивали живых существ, чтобы добыть себе пропитание. С другой стороны, существа эти были не столь разумными и выращивались специально для пропитания, в то время как вампиры выбирали жертву совершенно случайным образом.
Да даже если учесть тот факт, что вампиры старались не убивать людей в последнее время, это не делало вопрос более однозначным. Как насчёт того, чтобы люди клали корову под наркоз, отрезали от неё кусок мышцы, а затем выпускали на волю? Корова, конечно, не пострадает и будет и дальше пастись на лугу, накормив человека, но разве это не оставалось жестоким? Пожалуй, даже более варварским, чем убийство ради пропитания.
Кроме того, Мэттью был ребёнком современности. Ему искренне тяжело было понять, почему нельзя приспособиться под нынешнюю реальность. Ведь была донорская кровь, которую люди отдали добровольно. Оборотни ведь тоже могли есть и людей, и всяких любопытных чертенят, но не делали этого уже много веков. Они охотились на мелких животных, а многие и вовсе перешли на обычное магазинное мясо, чтобы сытость не позволила инстинктам погнать их в лес за живой дичью.
В общем, Мэттью не знал, как ответить на поставленный вопрос, однако остался очень благодарен, когда вампир, пусть и с явным недовольством, выпустил жертву, приказав ей возвращаться. И вот чертёнок остался один на один с Николасом и со всеми этими словами, сорвавшимися с его губ под действием взволнованности. И Мэттью бы сейчас исчезнуть, постаравшись забыть чистокровного, которому испортил ужин, но… не исчез. Даже когда тот сделал навстречу несколько шагов, решив, наконец, выяснить, что за чёрт (в буквальном смысле).
— Ты только с другими вампирами такой важный, — проговорил Мэттью, решив уже и не скрывать, что видел немало за своей слежкой. — А с братьями ты совсем другой. Ты заботишься о них, и у тебя хорошее чувство юмора, и очень красивая улыбка, ой…
Кажется, Николас немного не о том спрашивал, но в чём Мэттью ни на йоту не отставал от сородичей, так это своим языком, который молол, как помело, всё, что приходило на ум. Пожалуй, даже опережая этот самый разум. Всем было известно, что черти не умели хранить секреты. И, как оказалось, свои собственные тоже.
А вот чего черти обычно не делали, так это не смущались. А именно это выражение сейчас появилось на юной мордашке, и Мэттью невольно потупил взгляд. Вот же дурак, болтает всякое чистокровному вампиру! Тот теперь точно решит, что чертёнок перед ним какой-то на голову стукнутый и всё, останется только подушку по ночам обнимать в страданиях.
— Мэттью, — проговорил он, поднимая вновь взгляд на Николаса. — В клубе. Неделю назад. На вас все обратили внимание…
Пояснять, что за клуб Мэттью не стал. Он тут один такой был конкретно для нечисти, так что среди своих он был просто «клуб».

Пожалуй, было довольно забавно, что в двадцать первом веке при обилии информации в свободном доступе как среди людей, так и среди нечисти, все живые существа так или иначе продолжали строить предположения, исходя сугубо из личного опыта. А зачастую этого опыта совершенно не хватало, и возникали ошибочные суждения.
Взять, к примеру, людей. Тот же американец, посетив итальянский квартал, останется в полнейшем шоке от того, насколько этот народ разнился от привычного для жителя Штатов быта. А ведь, казалось бы, те же люди, да ещё и живут буквально под боком. Что уж говорить о суждениях тех же американцев о жителях Африки!
Так и среди нечисти бытовало немало стереотипов, причём совершенно разных, в зависимости от среды обитания. Так Мэттью уже несколько дней испытывал постоянное удивление, всё больше узнавая о чистокровных вампирах. Да и Николас сейчас буквально за несколько минут сделал для себя несколько поразительных открытий, немного пообщавшись с чёртом.
Наверное, немалую роль в такой неосведомлённости играл образ жизни. Всё же большинство вампиров, несмотря на новомодные изобретения, выходили из дома в отсутствие яркого солнца. Многие до сих пор вели сугубо ночной образ жизни, в то время как черти в это время суток предпочитали спать в своих кроватях.
И, конечно, Николас был отчасти прав, думая о чёртиках в не самом положительном ключе. Среди этого народца было немало существ откровенно вредных, с которыми никто не хотел бы иметь никаких дел. Но, опять же, это было из-за воспитания. А точнее, из-за его отсутствия. Вряд ли кто-то мог вырасти добросердечным и открытым, пытаясь выживать много лет кряду.
Тем не менее, было немало чертей, которых с первого взгляда и не отличишь от людей. Тех, кого усыновляли человеческие семьи. Конечно, требовалось немало терпения, дабы вырастить чертёнка, но, будем честны, человеческие подростки тоже редко когда бывали покладистыми и разумными. Такие «нечистые» детишки, даже обнаружив свои естественные способности, старались их не применять — из-за любви к человеческим родителям или просто из-за привычки жить, как человек. Просто о таких было как-то не принято говорить.
На слуху всегда оставались самые яркие примеры. Как и в случае с вампирами — заносчивый высокопарный высший всегда запоминался сильнее, чем такие, как братья Стрикленды, если бы те вели себя всегда, как дома. Последним, вон, даже приходилось соответствовать стереотипным образам, находясь среди своих. Чертенята хотя бы вредностью не мерялись.
Так или иначе, любое живое существо было уникально. Со своими воспоминаниями, средой, в которой выросли и были воспитаны, психологическими проблемами и установками, характером и многим другим. Были какие-то общие для всех моменты, как, например, то, что вампирам была необходима кровь, оборотни линяли при смене погоды, а чертенята исчезали при возникновении опасности. Но то была сущая физиология. (К слову, Маркус, написавший уже несколько исследовательских книг, собирался как раз переключиться на более глубокое изучение психологии нечисти для нового исследования).
Мэттью же был ещё очень далёк до всей этой мудрости. Да ему и не достичь её никогда, чертенята не доживали даже до тысячи лет, как вампиры, куда им до джиннов. В среднем этот народ вообще жил лет по триста. Неусидчивость и беспокойный характер никогда не доводил их до добра. Но самому старому чёрту, о котором только было известно, было примерно шестьсот лет. Примерно, потому что вёл он уединённую жизнь последнюю сотню лет. Умирая же от естественных причин, чертенята просто исчезали, уходя в невидимость навсегда. Так что, возможно, отсутствие долгожителя не замечали пару десятков лет.
В общем, Мэттью пока только познавал этот мир и многое казалось ему удивительным. Например, сейчас он как-то даже поверить не мог, что Николас на него вроде как не злился и даже не пытался прогнать или прибить. А ведь Мэттью до сих пор ощущал неловкость из-за того, что лишил вампира наверняка вкусного по его меркам ужина. Но, поддаваясь всё тому же стереотипному мышлению, чертёнок думал, что это не все вампиры такие, а только Николас. И заинтересованность в нём ещё немного выросла.
Вместе с тем выросло и смущение, потому что на второй вопрос Мэттью тоже сперва ответил (от всего чертячьего сердца!), а потом подумал.
— …потому что ты мне понравился, — робко проговорил он, вновь отводя взгляд.
А это всё Николас сам был виноват. Тем, что продолжал стоять и разговаривать с чертёнком, давая ему какую-то ложную надежду. Хотя через секунду заметно пересилило сомнение в себе и в том, что не бывать такому, чтобы сами чистокровные вампиры, какими бы удивительными ни были, водились с представителями низших рас.
— Прости-и, — протянул Мэттью. — Я никогда толком не общался с вампирами, а чистокровных вообще никогда не видел. Мне просто стало интересно, и я не удержался…
Большие глаза вновь вернули взгляд на вампира. Мальчишка явно пытался понять, Николас смеялся над ним, или над ситуацией в целом, или что? Вроде бы тот всё ещё не выглядел опасным или даже серьёзным.

Если всё остальное ещё можно было оспорить, то в одном Мэттью явно отличался от своих собратьев. Он действительно по-настоящему смущался. Это чувство накатывало так резко, что Мэттью не мог его контролировать, даже если очень хотел. Как сейчас, например, когда Николас ещё и наклонился, чтобы заглянуть в это смущённое личико, отчего застенчивость моментально возросла в несколько раз.
Откуда и почему взялась эта особенность Мэттью не знал. Впрочем, он не считал свою робость особенностью, скорее недостатком. Зачем эта черта чёрту?
Так что на вопрос Николаса мальчишка только робко кивнул, уже не в силах подтвердить своё откровение словесно. Вот теперь точно всё пропало. Теперь к невозможности хоть каких-то даже приятельских отношений между вампиром и чёртом, блуждающей в мыслях Мэттью, добавилось ещё и уничижительное «зачем такому как Николас вообще дальше общаться с таким нелепым чертёнком?».
— Видимо… нет, — отчего-то неуверенно ответил на второй вопрос Мэттью.
Хотя в чём-то это смущение всё же было полезно. Например, как в тот момент, оно ограничивало словесный поток чёрта. Так что Мэттью не сболтнул хотя бы про эту свою странную зацикленность без типичных для его народа пакостей. Пожалуй, такое откровение прозвучало бы не меньше, чем признание во влюблённости, отчего Мэттью вообще сгорел бы со стыда. Хотя бы потому, что Николас я-явно долго и громко смеялся бы.
Потом это сковывающее чувство прошло. Николас перестал задавать вопросы, давящие на совесть, не атрофировавшуюся с детства, как у многих чертенят, и стал чуточку серьёзнее. Так что Мэттью, наконец, смог поднять на него глаза, вновь мысленно подмечая, каким невероятно красивым был этот вампир. Ещё и родинки эти…
Засмотревшись, Мэттью почти упустил тот момент, когда Николас решил уйти из затхлой подворотни. Только тогда чертёнок понял, что ему только что говорили про жажду крови, а теперь вампир поворачивался и направлялся обратно к улице и клубу. Конечно, Мэттью знал об этой особенности народа, питающегося кровью. Маркус рассказывал ему обо всей нечисти и их специфике, для общего развития и понимания. И уж, конечно, он не пропустил тот факт, какими бесконтрольно агрессивными становятся вампиры, ощущая голод.
Мэттью никогда не сталкивался с такими проявлениями лично, но, судя по словам Маркуса, это было только к лучшему. Однако сейчас в голове чувство самосохранения, кажется, полностью выключилось. Мэттью решил, что Николас хочет вернуться в клуб, чтобы начать свою охоту по новой, и это вновь расстраивало маленького чёртика.
— Пожалуйста, не уходи! — воскликнул он и снова поступил поспешно и необдуманно.
Мэттью дёрнулся вперёд, перехватывая вампира за руку и вновь упираясь в него этим взглядом огромных глаз.
— Я могу принести тебе донорскую кровь, какую захочешь, — немного зачастил он, чтобы удержать вампира. — Если ты подождешь до утра, я достану тебе самую свежую. Или можешь укусить меня, если… такое ешь.
И нет, чёртик совсем не боялся своего предложения. Он вроде как слышал, что вампиры предпочитали всё же человеческую кровь из-за её особенного состава, но сейчас как-то не задумался об этом. Да и кто знал наверняка. Среди людей были и гурманы, и лица со странными вкусовыми предпочтениями для большинства, и даже каннибалы. Кто сказал, что вампиры все одинаковые и любят одно и то же?
Так вот, судя по лицу Мэттью он действительно был готов пострадать сам, лишь бы Николас не пошёл вновь ловить невинных ничего не подозревающих людей. В конце концов, он-то сейчас делал осознанный выбор, и это было вполне честно.

В своих суждениях о психологии Николас был абсолютно прав. Мэттью разительно отличался характером даже от тех чертей, кого воспитали люди. Ведь был воспитан существом, терпения которого хватило бы на десяток таких неугомонных созданий.
Пожалуй, Мэттью был действительно уникальным, хотя и не понимал этого из-за той же скромности. Но за всю историю не было известно ни одного случая, когда джинн взял себе под крылышко чертёнка, воспитывая его с раннего детства.
И дело было даже не в принципе невмешательства, основном законе джиннов, принятом ими более двух тысяч лет назад. Хотя это правило тоже играло немалую роль. Но, скорее, дело было в характерах самих джиннов. Те, что постарше, тем было не до мелких представителей нечисти. Их жизнь была для джиннов слишком скоротечной. А те, что помоложе, вроде того же Ланселота, всё ещё мнили себя чуть ли не богами, и посему не снисходили до других представителей нечеловеческой расы.
Маркус обладал пытливым умом, он был прирождённым исследователем. А ведь невозможно изучать эту жизнь, абстрагировавшись от неё. Он по-доброму относился ко всем живым существам, считая их равными между собой и не ставя себя ни на толику выше прочих. Так что однажды просто не смог пройти мимо маленького перепуганного чёртика, решив, что он достоин лучшей жизни, как и прочая нечисть.
Так и получился через двадцать лет чертёнок, который искренне смущался, обладал огромным добрым сердцем и многими другими качествами, так сильно удивлявшими сейчас Николаса. Но вот таким он, Мэттью, был, и вряд ли уже сильно поменялся бы.
— Я серьёзно, — так же торопливо отозвался он, с некоторым отчаянием глядя на вампира. — Ты можешь… загипнотизировать меня, чтобы я, ну, не исчез. Я не уверен, что не испугаюсь… в процессе.
Сам чертёнок не считал свой поступок особенным самопожертвованием. Во-первых, он действительно знал, что вампиры сейчас не убивали, так что Мэттью предлагал всего лишь кровь за кровь, а не собственную жизнь. Во-вторых, он всё же был чертёнком, куда более стойким, чем обычный человек. Вряд ли бы он умер, потеряв хоть литр крови, а он какой-то пинты у него и голова бы не закружилась, как бывало у людей.
— Стараются не убивать, — поправил всё же Мэттью вампира. — Но это всё равно иногда случается. Конечно, с молодыми вампирами или когда совсем теряется контроль, но… Не то чтобы ты не молодой! Ты наверняка отлично себя контролируешь! Я просто к тому, что… это всё равно как-то жестоко.
В своих попытках остановить Николаса чертёнок немного подзапутался, но это было и не важно. Главное, что эта торопливая речь явно задержала вампира, чего Мэттью и добивался. Хотя и оставался искренним в своих немного путанных словах.
В итоге Николас немного успокоил чертёнка, заявив, что сегодня будет довольствоваться донорской кровью. Прозвучало это довольно мерзко (конкретнее, слово «полакомиться» в контексте живого человека), но Мэттью устраивало. Хотя вампир и снова надавил на его совесть, словно проверяя, осталась ли та на месте. Осталась.
— Прости, пожалуйста, — виновато проговорил Мэттью.
Только сейчас он обнаружил, что продолжает держать Николаса за руку, и вновь немного смутился, как-то поспешно выпуская его и убирая свою ладонь. Теперь он сцепил собственные пальцы, словно пытаясь удержать это прикосновение, в довольно очаровательном жесте. И стало как-то немножко грустно. Сейчас Николас явно уйдёт, а Мэттью будет уже слишком неправильно следовать за ним после того, как его невидимое присутствие раскрылось. Придётся возвращаться домой и… только вспоминать об этом красивом вампире.