Мэттью не волновался о том, что кто-то из соседей заметит его фигурку рядом с Николасом. Быть под подозрением у бобби для уличного мальчишки — привычное дело. Кроме того, они с Николасом последнее время всегда были вместе. Если прицепятся к первому, второй будет словно его приложением.
Да и мысли были заняты другим. Мэттью было чуть ли не на физическом уровне больно смотреть на то, как поменялся шаг покровителя в худшую сторону. Лицо Николаса, и без того хмурое, даже в ночи выглядело мрачнее прежнего от испытываемой боли. Мэттью хотелось как-то помочь мужчине, но он попросту не знал как.
Молчаливо он следовал дальше, в сторону, которую указал Николас, и послушно запрыгнул в подъехавший экипаж. Мальчишка даже в пути продолжал держать рот на замке. Отпускать привычные глуповатые шуточки сейчас совершенно не хотелось. На лице то и дело проскальзывала некоторая тревога.
Мэттью хотел было помочь Николасу добраться до спальной, но тот отказался, решив отослать мальчишку за помощью. Воришка выслушал указания и помедлил только пару секунд. Ему жутко не хотелось оставлять Николаса в одиночестве (слуга не в счёт), но и понимал, что сейчас его присутствие совсем не поможет мужчине.
— Мне правда жаль, — повторил Мэттью с лёгким кивком и торопливо отправился обратно, следуя указаниям Николаса.
Зря последний думал, что воришка извинялся за своё поведение в доме Уилкокса. Мэттью ничуть не чувствовал себя виноватым за то, что ворвался таким образом в разговор бывших любовников и сломал лорду палец. Повторное извинение только доказало это. Мэттью ощущал сожаление исключительно потому, что по его вине пострадал Николас. Потому, что он не удержал руку Энтони, позволив тому ударить по больному колену.
Проще говоря, Мэттью не думал, что делал что-то неправильное. Его волновало исполнение, которое оказалось немного непродуманным, и теперь воришка корил себя за это.
Моррисон отвёз мальчишку, куда следовало, и Мэттью выскочил из экипажа, быстрым шагом скользя по узким тёмным улочкам тихо, как мышь. Привычно накрапывал затяжной холодный дождик, заставляя мальчишку ёжиться.
Мэри он нашёл быстро, правда, женщину пришлось поднимать из кровати — на дворе стояла глубокая ночь. Впрочем, Мэттью и тут не чувствовал сожалений.
— Ты нужна Николасу, — только и проговорил тот.
Вероятно, покровитель не первый раз обращался к Мэри с такой срочной просьбой. Женщина как-то быстро поняла, что к чему, и какие её услуги требуются хозяину. К чести, собралась она очень быстро, хотя Мэттью всё равно успел испытать некоторую нервозность. Довезёт он Мэри дай бог с рассветом, и это казалось очень долгим сроком.

Мэттью с интересом слушал рассказы Мэри, хоть и продолжал испытывать сильное беспокойство за оставленного Николаса. Конечно, слуга позаботится о нём до их с Мэри приезда, но всё же воришка предпочёл бы быть рядом с покровителем. Казалось, он физически чувствовал расстояние между ними, и эта привязанность даже немного пугала.
История о травме Николаса была довольно грустной. Мэттью, разумеется, испытывал жалость к тому Николасу из прошлого. Но не ту, противную, когда считаешь человека бедненьким и несчастненьким, а естественную человеческую. Мэттью ведь не хотел, чтобы Николасу было больно и плохо. Это было резонно для того, кто был влюблён, как поняли уже все, включая отстававшего поначалу Мэттью.
Однако несмотря на эту заботу, тлеющую в сердце, воришка не мог не прыснуть от смешка, когда они открыли дверь в спальную, и Мэри очень уж точно подметила состояние хозяина. Очень прямо и просто заявив об этом.
Мэттью подошёл к постели, тоже по-простому присаживаясь рядом, когда получил просьбу от служанки. И снова едва слышно фыркнул, когда Мэри изъявила желание высечь непослушного Николаса, как ребёнка. Конечно, сейчас в этой боли вины Николаса не было никакой (как считал воришка), однако Мэттью, в целом, понимал это ворчливое желание женщины. Наверняка Николас и без похождений к бывшим любовникам не слишком-то берёг себя.
На этот смешок Николас ответил особенно злобным взглядом. Его можно было понять, при такой-то боли. Однако Мэттью всё равно привычно ответил ему улыбкой, ничуть не пугаясь таких выражений. Конечно, всё ещё было жаль мужчину и всё ещё хотелось, чтобы его боль побыстрее ушла, но вряд ли Николас хотел, чтобы Мэттью начал причитать или что-то вроде того. Вот он и вёл себя, как обычно.
Ловкие руки воришки оказались как нельзя кстати. Брюки расстегнулись незаметно, и Николасу потребовалось только слегка приподнять свою красивую задницу, опираясь на здоровую ногу, чтобы Мэттью шустро спустил с него штаны. Конечно, стащить штанину с повреждённого колена совсем безболезненно не получилось, однако Мэттью всё равно сделал это быстрее и лучше, чем мог бы кто-то, не обладающий такими ловкими пальчиками.
Исподнее достаточно было просто задрать повыше, и Мэри принялась колдовать над пострадавшим местом. Мэттью же просто сидел рядом, наблюдая больше за спорыми движениями служанки и слушая её неизменное ворчание. Хотя порой и кидал взгляды на покровителя, пару раз беззастенчиво прикасаясь к его чуть сбитым волосам.
Лоб Николаса блестел от пота, проступившего от боли и напряжения. И Мэттью думал одновременно в две стороны. Во-первых, он решил, что было бы неплохо научиться некоторым премудростям Мэри. Не всегда ведь женщина будет рядом. А вот травма Николаса никуда не денется, увы.
Во-вторых, Мэттью поймал себя на мысли о том, что вышло как-то совсем несправедливо. Почему-то Энтони отделался одним лишь сломанным пальцем, который сейчас, пожалуй, уже не то чтобы и болел. Николас мучился гораздо сильнее. Хотелось как-то это исправить.
Когда Мэри закончила и хотела остаться, продолжая бдеть, как заботливая мамочка, Мэттью мягко качнул головой. Николас уже почти дремал, намучавшись от такой бурной ночи. Боль немного спала, и организм пытался урвать хоть немного отдыха.
— Иди отдыхай, — проговорил Мэттью служанке. — Я побуду с ним и позову тебя, если понадобится.
Он поблагодарил её, и Мэри ушла с лёгким удивлением. Скорее не из-за того, что оставляла хозяина с каким-то мальчишкой в кровати — это, пожалуй, случалось уже ни раз. А из-за того, что Николас ничуть не возражал против его присутствия.
— Если бы я знал, каким дерьмом всё кончится, я бы сломал ему все пять пальцев, — мило проговорил в полголоса Мэттью. — Более-менее равнозначно.
Кажется, Николас улыбнулся от такого романтичного признания. Хотя, возможно, это была гримаса остаточной боли.
Мэттью прилёг чуть ближе, снова нежно прикасаясь к волосам мужчины, поглаживая в несколько успокаивающей манере. Возможно, воришка был не слишком силён в милых речах, но, как Николас уже ни раз убеждался на себе, с тактильными проявлениями чувств у того проблем не было. Как не было проблем и с голосом.
Мальчишка умело владел им и знал, как умиротворяюще действует его нежная тональность. Спрашивать, хочет ли того Николас, Мэттью не стал — разумеется, мужчина бы счёл такое предложение детским бредом. Ещё бы колыбельную спел взрослому мужчине. Ну, по крайней мере, Мэттью так казалось. Поэтому он просто без спроса тихонько напевал что-то нейтральное, пока Николас, не выказывая возражений, окончательно не погрузился в сон.

Мэттью слушал истории от Мэри ещё в «Вороньем гнезде», когда не был так плотно занят всей этой криминальной затеей с картёжниками. Женщина была очень охоча поговорить. Так что воришка знал, что Мэри была эдакой нянькой для своего хозяина. Но как-то он ни разу лично не сталкивался с тем, как та отчитывала Николаса так, будто он оставался ребёнком. Это действительно изрядно веселило, несмотря на неприятную ситуацию.
Мальчишка продолжал внимательно смотреть за спорыми движениями служанки. Это даже несколько завораживало. Когда Мэри указала на то, что повязку нужно было поменять через некоторое время, Мэттью пожал плечами:
— Покажи мне, что нужно делать, — по-простому сказал он.
Травяная смесь уже была готова. Разогреть воду, превращая зелёный порошок в кашицу, воришка явно бы смог сделать и сам. Ради этого не стоило женщине вскакивать ещё раз, и без того её разбудили и вытащили из кровати среди ночи, не дав отдохнуть как следует.
Мэри ушла, а Мэттью остался с уставшим, пытающимся заснуть Николасом. Когда сон всё же благородно пришёл к последнему, воришка ещё какое-то время лежал рядом, невесомо прикасаясь к тёмным волосам.
Близился рассвет, и Мэттью не хотел смыкать глаз. Он знал, что после такой насыщенной ночи заснёт очень крепко и пропустит момент, когда стоило сменить повязку. Так что воришка убедился, что Николас спит достаточно глубоко, и тихонько поднялся с постели.
Скользнув по коридору мышкой, Мэттью открыл дверь в кабинет. Никакие бумаги или вещи его не интересовали, а вот книги — очень даже. Взял он первую попавшуюся, особенным ценителем литературы ведь не был, и вернулся в спальную, усаживаясь за стол и включая приглушённый свет газовой лампы.
Убедившись, что Николас даже и не думал просыпаться, Мэттью принялся читать. Иногда вставать всё же приходилось. Николас начинал немного беспокоиться во сне, ёрзать и хмуриться. Мэттью аккуратно опускался рядом, ласково прикасаясь к мужчине, и тот словно чувствовал что-то… так и тянуло сказать «родное». Так или иначе, Николас тут же замирал, тихо вздыхал и погружался обратно в глубокий сон.
Солнце начало всходить, и Мэттью вновь поднялся, чтобы поменять повязку. Разогрев смесь, он откинул одеяло только с больной ноги и аккуратно занялся бинтами. То ли руки у него и впрямь были очень ловкими, то ли Николас спал слишком крепко — так или иначе, мужчина даже не пошевелился во время нехитрой процедуры.
Закончив с повязкой, Мэттью вернулся за стол, но сосредоточиться на чтении уже не мог. Строчки и до того так и прыгали перед глазами, он то и дело перечитывал одно и то же предложение, не в силах понять его смысла. Сейчас сонливость и вовсе накатила такая, что буквы расплывались в одно мутное пятно. Мэттью постоянно зевал.
Скоро уже проснётся Мэри, если она, привыкшая вставать засветло, уже не была на ногах. Так что, пожалуй, можно было позволить себе расслабиться. Мэттью вернулся в кровать, укладываясь рядом поверх одеяла, не раздеваясь. Он боялся, что во сне снова будет прижиматься к Николасу, чем невольно навредит ему.
Когда Николас проснулся сам, Мэттью уже спал, свернувшись рядом калачиком. Сон его был быстрым, немного тревожным. Мышцы то и дело подрагивали, как у спящего зверька. Так что когда Николас пошевелился, Мэттью тут же распахнул глаза, пусть и спал от силы пару часов после рассвета.
— Всё в порядке? — поинтересовался он сиплым спросонья голосом.

Пожалуй, Мэттью и не мог видеть в Николасе слабого калеку. Не после их истории знакомства, не после всего, что воришка уже успел застать, находясь подле покровителя. Однажды он уже решил, что хромой мужчина — лёгкая добыча, и в тот день сильно пожалел, испытывая острый страх за собственную шкуру.
С тех пор прошло не слишком много дней в целом, но вполне достаточно, чтобы убедиться — больное колено, пусть и досаждало порой Николасу, ничуть не делало его слабее. А оттого жалость попросту не могла возникнуть в сердце Мэттью.
Желание позаботиться — другое дело. Оно возникало у мальчишки и до того, как Николаса сковала эта сильная боль. Мэттью по-своему заботился о мужчине и после бессонной ночи, и после просто тяжёлого дня, снимая его усталость. Так что сейчас настало такое же время, когда Мэттью просто хотелось сделать жизнь Николаса поприятнее. Потому что… да потому что любил он этого смурого засранца, понятно?
Николас ответил утвердительно, когда Мэттью справился о его здоровье, и последний удовлетворённо улыбнулся. Он охотно придвинулся ближе, когда мужчина попросил об этом, и ещё охотнее предался утренним ласкам и поцелуям. Чувства к Николасу, накрепко засевшие в сердце, ни на йоту не уменьшились после бессонной ночи.
От последующего предложения и вовсе разлилось характерное возбуждающее тепло. Предвкушение сладостного удовольствия скользнуло вниз, и сразу как-то позабылась собственная усталость и сонливость.
— Мэри тебя точно прибьёт, — только и хихикнул Мэттью, принимаясь раздеваться, сбрасывая одежду как попало с кровати, чтобы не мешалась.
Наверное, Николасу и впрямь стоило дать едва залеченной ноге отдохнуть, но кто об этом в тот момент думал? А через пару минут и вовсе стало не до каких-то там мелочных проблем. Из головы будто выветрилось воспоминание о том, как Николасу было плохо после того подлого, пусть и не слишком преднамеренного удара.
Лёжа в объятиях после яркого удовольствия, подаренного Николасом, Мэттью чувствовал себя удовлетворённым и разомлевшим. Честно говоря, он планировал скользнуть в сон, отдохнуть ещё пару часов. Николас не говорил, что он собирались чем-то заниматься с самого утра. Так что, возможно, Мэттью встал бы только к обеду — пропускать приёмы пищи для него было более, чем естественно.
Однако едва мальчишка закрыл глаза, раздался стук в дверь. От этого звука, пусть и деликатного, Мэттью встрепенулся. Наверное, он и правда по привычке вскочил бы с кровати, но Николас продолжал удерживать его в объятиях, и воришка расслабился, прижимаясь к его разгорячённому всё ещё телу.
— Ирландец? — поинтересовался Мэттью, когда дворецкий отошёл от двери.
Фамилия была не знатной. Ирландской или шотландской. Что, в целом, не слишком удивительно для того, кто передаёт поручения. Просто вдруг стало интересно.
Мэттью ответил нежным поцелуем, проявляя тем самым не только свои чувства, но и не слишком сильное желание выбираться из постели такого красавчика. Однако поднялся вместе с Николасом. Теперь-то он точно не сможет заснуть, пока не узнает, кто это пришёл и по какому поводу. Мальчишка был для этого слишком уж любопытным.

Мэттью всё ещё терялся в собственных чувствах, оные не укладывались в голове. Разумеется, причиной тому был не Николас. Этот выбор мальчишку вовсе не удивлял — в кого ещё ему влюбляться, не в милейшей души святошу же? Просто всё это произошло так неожиданного. Буквально недавно Николас был для Мэттью не больше, чем бандитом, временно взявшим сиротку под своё крыло, а что теперь?
Воришка не видел в себе сил сопротивляться происходящему. И если какой-то день назад Мэттью подумывал сбежать — не от Николаса, от себя самого — то теперь и это желание погибло. Чувства эти порой продолжали пугать, но всё же Мэттью в глубине души понимал, что ощущает некоторое счастье рядом с Николасом.
Ему нравилось быть рядом. Нравилось заботиться об этом хмуром мужчине, нравилось получать своеобразную, но заботу от него в ответ. Рядом с Николасом было по-особенному спокойно. Мэттью чувствовал уверенность в завтрашнем дне, чего не ощущал никогда за всю свою жизнь, ни при церкви, ни на улицах.
— Ладно, но ты мне будешь должен, — хитро улыбнулся воришка в ответ на шутливую просьбу не говорить об их играх Мэри.
Конечно, он не имел в виду реальный долг, и это было видно по его миловидному лицу. Хитрость улыбки была не той, чертячьей, после которой Николасу лишь оставалось надеяться, что мальчишка не наломает дров. Скорее её можно было назвать сексуальной. Ведь в такие моменты, в постели, было вполне себе очевидно, каким образом придётся отдавать сей долг.
Когда дворецкий прервал эту чуть ли не идиллию, все романтические порывы прибило любопытством. На короткий вопрос воришки Николас ответил довольно расплывчато, что тоже подогрело интерес. Мэттью торопливо оделся, с горящими глазами собираясь следовать за своим покровителем.
МакКинни оказался действительно необычным парнем. По его внешности можно было с лёгкостью судить о смешении разных рас. Мэттью смотрел на высокого парня с неприкрытым любопытством, не собираясь смущаться или отводить взгляда. Что вызвало лёгкую улыбку у гостя. Не снисходительную, скорее, понимающую тот период жизни, когда довольно дорогая одежда не могла скрыть истинного происхождения. МакКинни и сам проходил через такой, так что от его глаз подобное никак не могло укрыться.
Мэттью улыбнулся, когда Николас представил их друг другу, и оказалось, что оба носили одно и то же имя. Не то чтобы это было удивительным, но воришка находил это совпадение забавным. Как будто каждый Стрикленд ставил перед собой цель обзавестись своим Мэттью. У двоих, по меньшей мере, это прекрасно получилось.
— Так это всё из-за имени, — миленько протянул воришка, усаживаясь и бросая смешливый взгляд на Николаса.
Как-то быстро он понял, что скрывать их особенного расположения друг другу при МакКинни не нужно было. Николас сел очень близко к любовнику, да и не напускал привычно мрачного вида. Значит, полукровке можно было доверять.
Речь самого МакКинни только уверила Мэттью в его предположениях. Он называл Артура по имени, говорил «мы», и пусть он выполнял некие поручения дяди Николаса, явно числился не просто мальчиком на побегушках. Мысленная шутка о расположении всех Стриклендов ко всем Мэттью даже как-то перестала быть шуткой.
— Да-а, — улыбнулся в ответ на обращение Николаса Мэттью. — Мы как вампиры. Возможно, ты и есть вампир.
В очередной шуточке довольно болтливого обычно воришки снова была львиная доля правды. Не в том, что кто-то из них был придуманным монстром, разумеется. Просто сам бродяжка до встречи с Николасом по большей части жил по солнцу. Вставал вместе с ним, ложился с закатом. Разве что исключая ночи, когда пробирался в дома к богатеям, дожидаясь, когда те уснут, а с улиц разбредутся ненужные зрители. Сейчас же Мэттью ложился за полночь, когда и все их мрачные делишки завершатся, и они с Николасом насладятся друг другом.

С доверием у Мэттью дела обстояли чуть проще. Ему попросту было нечего терять. Что мог сделать Николас, чтобы подорвать это доверие? Передумать и вышвырнуть бродяжку на улицу? Что же, это было бы обидно и, наверное, чуточку больно, но Мэттью определённо пережил бы это. Не так уж и много времени прошло с тех пор, как он ушёл с улиц города.
О каких-то изменах Мэттью не думал и вовсе. Его никто никогда не предавал таким образом, в отличие от Николаса. Да и последний не был похож на того, кто будет лгать и уж тем паче изображать какие-то чувство только ради постели. Николасу это было не нужно. Так что, да, Мэттью верил этому мрачному мужчине, доверял ему не только в их тёмных делишках, но и в человеческом смысле.
В дальнейшем разговоре с МакКинни Мэттью почти и не участвовал. Он всё ещё был далёк от таких великосветских бесед. Да и привык сперва присматриваться к незнакомому человеку, прежде, чем свободно болтать. Вот тут принцип «если Николас ему доверяет, то доверяю и я» ни капельки не работал. Николас — это Николас. Остальные же для уличного мальчишки оставались чужаками, от которых можно было ожидать всё, что угодно.
Однако МакКинни оставил вполне приятное впечатление. Мэттью довольно искренне улыбался ему на прощание.
Они с Николасом вновь остались одни, не спеша заводить какой-то отстранённый разговор. Мэттью ещё немного анализировал собственное впечатление, прежде чем начать заваливать покровителя вопросами о парне. Всё же было интересно, откуда этот МакКинни взялся и как попал к Артуру, и как давно они вместе. Но Николас успел первым задать свой вопрос, который перечеркнул все вопросы Мэттью, витавшие у того в голове.
Разумеется, воришка сразу понял, о какой церкви идёт речь. Больше никакие они с Николасом и не обсуждали, да и оба были крайне далеки от религии по естественным причинам. Мэттью чуть поморщился, буквально на секундочку, как будто ему стало противно. Мысли тут же невольно вернулись к воспоминаниям прошлого.
— Только если обещаешь мне не начать корчиться и дымиться, вампир, — в следующий миг улыбнулся Мэттью, привычно прикрывая неприятные чувства маской беззаботности.
Понятное дело, Николасу была кристально ясна такая реакция. Его уже такой не обманешь. Но Мэттью и не пытался показать браваду перед покровителем. Скорее, эта защитная реакция была полезна для него самого. Не хотелось же погружаться в безрадостные мысли и страдать всю дорогу, вот мальчишка и отвлекался на лёгкие привычные шуточки.
— Не-а, лучше после, — отказался Мэттью от предложенного обеда. — А то меня совсем не по-христиански вырвет от вида его рожи.
На второй шуточке воришка даже не улыбнулся. Впрочем, не совсем это была и шутка. От воспоминаний, так или иначе, проснулась некоторая нервозность, из-за которой даже вечно голодный Мэттью ощутил, что кусок ему в горло не полезет. Лучше уж отмучаться быстрее, показать Николасу мрачную часть своего прошлого, а потом жадно заесть все эти душевные переживания.
Пока Николас собирался, Мэттью привычно крутился рядом, не зная, чем себя ещё занять, да и просто любуясь мужчиной. Тот даже на короткую поездку до церкви одевался очень стильно, что было непривычно для уличного мальчишки.
Рядом с Николасом было спокойнее. Ещё один повод к человеческому доверию. Мэттью искренне верил, что Николас не даст его в обиду. Если уж защитил тогда, когда они совсем не знали друг друга, то сейчас и подавно. Правда, в противовес этому, появился новый повод для волнения. Как-то не хотелось рядом с Николасом оказаться совсем уж слабым. Да-да, Николас определённо поймёт реакцию мальчишки на встречу с прошлым, но всё же не хотелось.
Мэттью и правда было тошно. Он и раньше ходил к той церкви, сам не знал зачем, будто ковырял едва зажившую болячку. И каждый раз при виде священника возвращался иррациональный страх. Не утихающий, не пропадающий с годами.
Наверное, затем и ходил, возвращаясь к прошлому — проверить, не утихли ли воспоминания. Но каждый раз возвращался, ругая себя за эти слабости.

Мэттью только тихо хихикнул, без слов подтверждая, что ничего святого в приютской церкви не осталось. Уж кому, как не ему, найдёнышу, знать об этом. Да даже если Бог и был на этом свете, но Мэттью был уверен — ему плевать на якобы свои создания. Так что можно было смело плевать ему в ответ и осквернять своим присутствием церкви.
Забираясь в экипаж, Мэттью проговорил, куда нужно было ехать, и уселся рядом с Николасом. Шторки на окошках были задёрнуты, так что никто не увидит, как джентльмен средь бела дня едет куда-то с мальчишкой явно неблагородного происхождения.
Несмотря на прежнюю браваду уличного воришки, ехали в молчаливом напряжении. Мэттью невольно думал о церкви, о том, что испытает снова при её виде, и о том, что увидит, когда впервые за долгие годы войдёт снова на её проклятую землю. Было страшновато и от возможности случайно столкнуться лицом к лицу со священником, и от того, что кто-то из мальчишек помладше узнает Мэттью.
С этими размышлениями воришка смотрел на закрытое шторкой окно, бесцельно наблюдая за колыханием ткани в такт движению экипажа. Потому Мэттью немного вздрогнул, неожиданно ощутив ободряющее прикосновение к бедру. Взгляд моментально переместился на Николаса, колючий и напряжённый, но так же быстро потеплел, пусть весь вид мужчины оставался мрачным и недружелюбным.
Чуть улыбнувшись кончиками губ, Мэттью точно, как и его спутник минутой ранее, поколебался. А затем по-простому прижался щекой к плечу, обтянутому тёмным рукавом пальто. Так, склонившись к Николасу, воришка и проехал остаток пути, отвлекаясь от неприятных мыслей простым шуршанием ткани под ухом.
В конце концов, экипаж остановился, и Мэттью отстранился от своего покровителя. Вновь улыбнулся на такой неожиданно заботливый вопрос о его состоянии.
— Да, — кратко ответил воришка, а потом добавил, явно немного смущаясь и отведя взгляд: — Ты ведь рядом.
Спрыгнув следом за Николасом, Мэттью двинулся по болезненно знакомым местам. Попыток мужчины слепить на лице нечто более подобающее церкви, увы, воришка не приметил. Впрочем, наверное, и к лучшему. Если бы, прикрывая свою боль, Мэттью начал бы привычно посмеиваться, он привлёк бы ещё больше внимания, чем и без того приметный Николас.
Знакомых лиц Мэттью не встречал. Может, потому что сейчас было не так много людей, а может, просто всё изменилось за пять прошедших лет. Вряд ли бы и сам Мэттью распознал в каком-нибудь юноше бывшего мальчишку лет до десяти.
Однако само место ничуть не изменилось. Каждый уголок этой церкви напоминал Мэттью о прошлом. Николас неторопливо шёл по проходу, а Мэттью вспоминал, как пел там, за алтарём, стоя бок о бок с остальными мальчишками, пока все скамейки, почти пустые сейчас, были заняты прихожанами.
— Дом, дом, милый дом, нет места лучше дома, — скорее мелодично проговорил, чем пропел Мэттью пару строк безумно популярной в своё время песни.
Говорил он тихо, чтобы только Николас его услышал. Но всё же акустика зала раскатила приятные ноты голоса чуть дальше, и на Мэттью уставилась молящаяся дама в годах, занявшая место с краю скамьи. Воришка только улыбнулся ей с невинно-детской очаровательностью, как он прекрасно умел.
— Хочешь исповедаться? — столь же невозмутимо спросил Мэттью у Николаса, хотя взгляд его откровенно повеселел.
То ли от того, что мысль о посещении красивого, между прочим, резного конфессионала таким человеком, как Николас, и впрямь была смешной, то ли от того, что проклятого священника не было видно, Мэттью немного приободрился.

Мэттью пусть и говорил шутливо, но предлагал вполне разумную вещь. Сейчас они не могли незаметно разгуливать по всей территории церкви и приюта, но могли попытаться поймать священника на исповеди. Конечно, был шанс того, что придёт другой служитель, не тот, что им нужен, но Мэттью был уверен, что Николас выкрутится в таком случае. Не начнёт же он в самом деле корчиться и дымиться.
Так что воришка не то чтобы удивился положительному ответу Николаса. Скорее, он по-мальчишечьи хотел, чтобы его покровитель воспринял эти слова, как шутку, фирменно приподнимая бровь и всё такое. Но Николас, вероятно, и без того ловил те же мысли, так что тут же согласился.
Мэттью остался сидеть на скамье, неспешно разглядывая окружающее убранство. Оно не вызывало у воришки ровным счётом никаких особенных чувств. Это таким детям, как Николасу раньше, казалось впечатляющим. Мэттью же здесь жил с самого рождения.
Впрочем, кое-что всё же поменялось. Раньше Мэттью воспринимал церковь, как данность. Затем эти стены и вовсе начали давить на него. Сейчас же Мэттью, скорее, чувствовал, как проник в чужой дом, пусть и знал здесь каждую мелочь. Всё-таки пять лет оказались достаточным сроком, чтобы отвыкнуть от места, в котором жил.
Краем глаза Мэттью увидел чёрные одежды священника, чуть повернул голову, чтобы убедиться, и… довольно быстро опустил лицо, вперившись неподвижным взглядом в сцепленные на коленях руки. Ни дать, ни взять по правде молился.
Это был тот самый священник. Те же самые пять лет сказались на нём. Мужчина стал заметно седее и полнее, впрочем, слабее он не выглядел. В том плане, что стариком ещё не стал, и Мэттью был уверен, что продолжал творить всё то же, что и несколько лет раньше. Просто уже с другими десятилетними мальчишками.
Смотреть на него Мэттью не мог. Стало внезапно очень страшно, что священник точно так же узнает и его. Воришка очень чётко ощутил, насколько ему не по себе, когда Николаса не было рядом. Было резкое чувство холодного одиночества, что он, Мэттью, снова сам по себе, снова попал в какую-то опасную ситуацию, но на сей раз ему никто не поможет и сам он не выкрутится. Длилось это ощущение не дольше пары секунд, и когда священник скрылся в конфессионале, Мэттью выдохнул. И принялся привычно ругать себя в мыслях.
В конце концов, что бы мог сделать этот мужчина сейчас, даже если бы узнал бывшего подкидыша? Мэттью уже не одиннадцать, он вполне себе мог постоять за себя. Да и Николас был в какой-то паре метров от него.
Где-то на подкорке сознания воришке было любопытно, о чём разговаривают за резными дверцами конфессионала, но Мэттью не двигался с места. Казалось, что та беспомощность, которую священник поселил в его сердце много лет назад, каждый раз при виде него возрождалась вновь с неутихающей силой. Мэттью как будто ощущал себя тем слабым пацаном, и оттого становилось тошно из-за самого себя.
Ожидая возвращения Николаса воришка с нажимом потёр лицо ладонями. Ещё расплакаться постыдно не хватало. Мэттью попробовал сконцентрироваться на одной простой мысли — Николас сдержит своё слово (в этом мальчишка не сомневался). Николас сдержит своё слово и скоро этот паршивый священник будет гнить в собственной луже крови. И больше Мэттью никогда не ощутит этой тошнотворной беспомощности.
Когда Николас вышел, Мэттью тут же последовал за ним, сунув руки в карманы, напоминая нахохлившегося воробушка. И снова в голову полезли непрошенные мысли. Сейчас бы зайти в конфессионал следом, передать привет от себя и от Томаса, заставляя священника пугаться ещё сильнее. Поступить хоть как-то, а не просто прятаться за спиной покровителя. Но Мэттью продолжал молча и напряжённо идти, стиснув зубы.
Внутри бурлило столько всего. Казалось, чем дальше отходил Мэттью от церкви, тем снижалось влияние священника на него. Ненависть, по большей части к себе, заменяла собой страх. И уже в экипаже, когда Николас вновь поинтересовался самочувствием непривычно молчащего воришки, последний «взорвался» правдой. Вновь, к слову, оказывая Николасу немало человеческого доверия, изливая её.
— Ненавижу… — как будто невпопад пробормотал Мэттью, но с каждым последующим словом злости голос его становился громче. — Ненавижу этого ублюдка. Ненавижу эту чёртову беспомощность, этот страх, всё это. Я уже не ребёнок, а он старый хрен, какого чёрта он до сих пор так меня пугает?
Разумеется, вопросы были риторическими. Мэттью просто нужно было выговориться, выплеснуть всё это. Николас понимающе молчал, терпеливо слушая поистине уличную брань, которая так резко прорезалась у столь миловидного на личико мальчишки, вызывая некоторый диссонанс.
— Я знаю, что скоро всё кончится, я знаю, что ты убьёшь эту мразь. Но… это всё решит? Или я буду ненавидеть себя и дальше за то, что так и не смог ничего сделать, переложив на тебя всю грязную работу? Чёрт…
Мэттью снова спрятал лицо в ладонях, но сейчас не собирался плакать. Просто хотелось остановить этот поток сознания, за который уже становилось стыдно. Пожалуй, сейчас Мэттью, как никогда, ощущал себя так же, как Николас ранее, когда больная нога вынудила его быть слабым перед воришкой. Это невольное ожидание либо жалости, либо брезгливости, ожидание разочарования…

Мэттью ненавидел того священника. Ненавидел за то, что тот с ним сделал, за то, что теперь Мэттью никак не может выбросить всё прошлое без остатка из своей головы. Это ведь из-за него, выродка, всплывали все эти раздражающие эмоции. Только из-за него воришка ощущал себя таким слабым и омерзительным в невозможности хоть как-то сопротивляться страху. Однако Николас был прав — на себя Мэттью злился не меньше.
Ведь мальчишка и правда смог найти в себе силы тогда, много лет назад, чтобы говорить «нет». Сквозь боль он продолжал упрямо бороться, чтобы отстоять остатки себя. Нашёл силы и позже, сбежать и выживать на улицах Лондона, вдали от ужасающего приюта. Почему же спустя ещё пять лет Мэттью не находил тех самых сил, чтобы посмотреть бывшему мучителю в лицо? Чтобы обрести уверенность, что у священника больше не было над ним власти?
Притом Мэттью не винил себя за то, что вообще позволил этому случиться. Раньше — да, но потом та самая злость к насильнику, к которой сейчас и взывал Николас, перевесила. Мэттью попадал в разные переделки и как-то со временем понял, что он ничего и не смог бы сделать в том юном возрасте. Даже сбежать не мог, ибо, скорее всего, погиб бы первой же зимой, не наработав то упрямое желание выживать всем назло.
— Ты прав, — выдохнул Мэттью, пытаясь успокоить разбушевавшиеся эмоции. — Просто я уже устал, что это всё преследует меня. Надеюсь, у меня хватит смелости, чтобы посмотреть на него в последний раз. Чтобы положить этому конец.
Крепкие объятия Николаса заметно помогали успокоиться. Если сперва покровитель явственно ощущал под руками напряжённое, окостенелое тело, то спустя эти минуты Мэттью всё же расслабился.
Правда, несмотря на выровнявшуюся речь, думал мальчишка вовсе не прозаично. С поддержкой Николаса начали приходить правильные, хотя и очень жестокие мысли. Мэттью начал полагать, что справится с тем, о чём говорил Николасу. Он будет смотреть на то, как мучается священник, до самой его смерти, не отводя взгляда и дозволяя самому себе убедиться, что больше прошлое не вернётся в его жизнь. Это должно было быть легче, чем боялся Мэттью. Ведь теперь священник будет в уязвимом положении, неспособный навредить. В какой-то момент он даже перестанет напоминать человека…
Несмотря на эти мысли, казалось бы, несвойственные задорному мальчишке, Мэттью улыбнулся, услышав последующую фразу и это нежное «мой мальчик». Было и впрямь непривычно и даже удивительно слышать такое открытое проявление чувств от Николаса. Но вместе с тем было и донельзя приятно.
Мэттью невольно прикрыл глаза от столь же ласкового поцелуя в висок, продолжая легонько улыбаться. Одновременно хотелось сказать в ответ и что-то столь же сердечное, и что-то донельзя глупое. Последнее, по понятным причинам — привычно скрывая истинные чувства. Но всё же нежелание даже легонько шутить над этой странной для них обоих влюблённостью перевесило. А сказать что-то, по мнению воришки, высокопарное, он попросту постеснялся. Да и хотел ли услышать какой-нибудь признание Николас?
— И почему я тебя не встретил раньше? — вместо этого по-простому проговорил Мэттью, прижимаясь к мужчине чуточку плотнее.
На минутку стало даже интересно, как сложилась бы его жизнь, если бы их с Николасом пути и впрямь пересеклись года три-четыре назад. Правда, пытаясь представить это, Мэттью быстро потерял сей интерес. Ну, во-первых, вряд ли бы он чем-то вообще заинтересовал Николаса в то время. Воровать он тогда умел плохо, да и отстаивал себя паршиво. Разве что привлёк бы смазливой мордашкой, так ведь это не продлилось бы дольше ночи. А, если бы и продлилось, то каким бы вырос Мэттью под крылом покровителя, без необходимости крутиться, чтобы выжить? Просто миленьким мальчиком, скрашивающим интерьер комнаты?
— Нет, я представил себе это и передумал, — улыбнулся шире Мэттью.
Он поднял голову — в тактильных проявлениях чувств он был явно способнее, чем в словесных. Так что, заглянув Николасу в глаза, Мэттью просто снова поцеловал его так, как обычно целовал дома. Долго и ласково, прикоснувшись ладонью к красивому лицу. Это вышло явно лучше, чем попытки сказать что-то приятное.

За время поездки обратно, к дому Николаса, Мэттью окончательно расслабился и, как следствие, изрядно проголодался. Так что чуть запоздалый обед действительно смёл по старой привычке очень быстро, даже не пытаясь хоть немного подстроиться под темп Николаса. Впрочем, тот, видимо, очень хорошо понимал эти последствия нервозности, так что даже не усмехнулся над этой бездонной бочкой, сидящей напротив.
После обеда Мэттью урвал пару часов, чтобы поспать. Хотелось и восполнить недостаток сна прошлой бурной ночью, и окончательно забыть о перенесённом в церкви стрессе. Когда Мэттью проснулся, то сразу же нашёл Николаса, а тот занялся их совместным досугом, чтобы не сидеть без дела за бесконечными светскими разговорами.
Мэттью был даже благодарен такому. Он и сам не привык просто сидеть и чесать языками. Пока он с другими мальчишками жил на улице, они постоянно были в движении, постоянно искали какие-то занятия — по большей части незаконные, разумеется.
Досуг в этом доме был совершенно иным, но до вечера у Николаса удавалось удовлетворять интерес мальчишки. Мэттью в целом был натурой увлекающейся. Это его покровитель помнил ещё с тех дней, когда обучал воришку карточным играм. Правда, и наскучивало то или иное занятие Мэттью тоже довольно быстро.
Вот и шахматы поначалу увлекли воришку — было интересно разбираться в правилах и пытаться обыграть Николаса. Но через пару-тройку партий этот интерес стих. Слишком уж долго сидеть без движения и за одним и тем же делом Мэттью не мог. Но у Николаса нашлись и другие предложения, что вызывали у воришки любопытство и желание попробовать.
Поздним вечером, когда честной народ Лондона уже спал, приехал Артур. Мэттью, разумеется, заинтересованно крутился рядом, познакомившись с дядей Николаса и пожав ему руку. Артур казался очень добродушным, чем несколько впечатлил Мэттью. Он прекрасно понимал, какими чертами необходимо обладать, чтобы держаться в правительстве, попутно проворачивая далеко не самые законные вещи. Однако у Артура прекрасно получалось держать лицо благодушия и невозмутимости. Мэттью даже немного позавидовал этому таланту.
Все устроились в одной из гостиных за поздним чаем, и сперва разговоры были поистине светскими. Артур рассказывал про посещённые мероприятия, и Мэттью слушал об этом исключительно, чтобы мысленно составить полный образ этого пока ещё малознакомого человека. Воришка искренне хихикнул, услышав забавную характеристику какого-то очередного лорда, а следом улыбнулся и от лицезрения поистине милых отношений между Артуром и его Мэттью.
Тут уж, действительно, и спрашивать было не нужно. Оба смотрели друг на друга настолько по-особенному. Мэттью почти на физическом уровне ощущал это доверие между мужчинами и трепетное отношение одного к другому.
Но об отношениях Мэттью думал недолго. Ухо зацепило куда более интересную информацию, и воришка с неприкрытым интересом во взгляде уставился на говорящего Артура. То, что описывал этот здоровяк, вызывало жгучий интерес Мэттью и казалось куда более любопытным, чем… чем что бы то ни было.
— Где же живёт этот уважаемый джентльмен? — подал голос мальчишка чуть ли не впервые за время их встречи.
Перехватив взгляд Николаса, Мэттью улыбнулся ему той самой беззаботной улыбочкой, которую покровитель о-очень уж хорошо знал. Вряд ли теперь мысль влезть в это дело отпустит воришку, даже если окажется, что лорд проживал в невероятно охраняемом месте, за высоким забором, со рвом с кольями и стаей бешенных собак, а за картиной велось круглосуточное наблюдение чуть ли не королевской стражи.
— Какое славное местечко, — протянул Мэттью, как будто всю жизнь только и делал, что оттачивал навыки светской беседы. — Нам обязательно стоит посмотреть на него.

Мэттью снова тихо захихикал, когда услышал восклицание Артура насчёт уважаемого лорда. Разумеется, уличный мальчишка шутил по этому поводу, пусть и очень тонко. Мэттью не уважал ровным счётом никого, разве что, пожалуй, Николаса по понятным причинам. Больше никаких авторитетов у воришки не было, так что всерьёз уважения от него ждать не стоило даже в таком упоминании вскользь.
Как-то разубеждать Артура во мнении, что Мэттью специально подстраивается под высокопарный стиль общения, последний не стал. Честно говоря, ему было вообще всё равно, что о нём думают, даже если это был близкий родственник Николаса.
Да и Артур принялся рассказывать, о чём знал, и воришка навострил ушки, чтобы не пропустить ни малейшей детали. В богатый дом просто так не влезешь, это Мэттью уже знал. Это у среднего класса всё было плюс-минус одинаковым. Тут же важно было понять, какой хотя бы приблизительно по размеру дом, сколько у лорда прислуги и какой, примерный распорядок его дня — когда он в ближайшее время планировал отлучаться и в котором часу обычно возвращался с джентльменских гулянок домой.
Информация, которая была у Артура, оказалась довольно скудной. Только вот остановить Мэттью это уже не могло. Чёрт возьми, он ни разу в жизни не воровал картины! Только одно это подогревало интерес, не хуже виски.
Николас вновь бросил взгляд на мальчишку, немного недовольный таким бурным интересом к имуществу лорда, но промолчал. На секундочку Мэттью даже ощутил благодарность к этому молчанию. Не хотелось бы действовать вразрез с желаниями Николаса, а в этом случае бы пришлось. Такое «задание» выпадает раз в сто лет! Неужели прирождённый вор променяет его на уютный вечер перед камином и игру в шахматы? Даже при всей этой влюблённости в Николаса, конечно, ответ был отрицательным.
На следующую фразу от Артура Мэттью снова невольно захихикал — уж больно забавно она прозвучала. «Присвоение», надо же! Честно говоря, Мэттью впервые слышал, чтобы воровство приукрашали таким словом. Хотелось даже как-то подшутить над Артуром и его, всё равно отличной от прочих, манерой речи. Но Мэттью снова поймал взгляд Николаса и заставил себя чуточку присмиреть.
— Если вы это так называете, — всё равно широко улыбаясь, проговорил воришка в ответ, покусывая себя за кончик болтливого языка.
Как-то демонстрировать свои навыки Мэттью не стал. Мог бы, конечно, свиснуть у Артура хотя бы запонки, чтобы затем вернуть их, но это было даже не смешно. Любой карманник мог похвастаться подобной ловкостью рук. Всё же отцепить драгоценности при рукопожатии и вытащить картину из дома, полного людей, очень разные вещи.
Видимо, чтобы Мэттью не принялся-таки подшучивать в своей манере над гостями, Николас сам принялся расспрашивать больше о доме лорда. Но Мэттью только больше убедился в том, что ему стоило побывать на месте самому. И, желательно, не один раз, чтобы понять как что устроено в семье Фицроя.
— Может быть это немного преждевременно, но мне кажется, вы будете наслаждаться этим ужином, — протянул Мэттью, допивая свой чай.
Настроение воришки явно приподнялось. Его буквально подмывало той же ночью отправиться исследовать дом лорда, но всё же Мэттью остановил себя. Если Фицрой вернулся домой так же поздно, как Артур, то, возможно, сейчас большая часть семьи и слуг бодрствует. Лучше бы побродить вокруг завтра. Вряд ли лорд два дня подряд устраивает себе такие загулы. А завтра Мэттью мог проснуться пораньше, чем благородные джентльмены, и осмотреть дом снаружи при свете дня, чтобы понять в общих чертах, куда ему стоило пробраться.

Пожалуй, Мэттью и впрямь бы оскорбился, если бы Николас решил нанять для этого дела другого вора. Выглядело бы это не так, что мужчина беспокоился за своего любовника, а так, будто он не верил в способности Мэттью. Ведь для вора мало было ловко «присвоить» чужое, не менее важно — незаметно уйти после этого. Или удачно выкрутиться, если ситуация примет неожиданный поворот.
Всё это в комплексе и составляло навык успешного вора. И если Николас верил в эти возможности своего любовника, то незачем было и беспокоиться. Переверни ситуацию, и Мэттью бы даже не подумал просить, чтобы Николас отправил вместо себя другого на какие-то более жестокие разборки. А воришка ведь даже не подвергал себя схожей опасности, ибо в прямое противостояние никогда и не вступал.
Оставшееся время позднего чаепития Мэттью тоже размышлял над будущим планом. Пока это были только лёгкий набросок. Он не мог продумать никаких деталей, пока хотя бы, как минимум, не увидит дом и не будет знать, в какой конкретно комнате картина. Так что пока Мэттью в целом размышлял над вариантами того, как можно незаметно вынести явно немалое полотно. Впрочем, чем сложнее эта задачка казалась, тем интереснее становилось воришке.
— Был о-очень рад познакомиться, — задорно улыбнулся Мэттью на прощание Артуру, ну и с тёзкой тоже попрощался, хотя и более сдержанно.
Провожать обоих до двери мальчишка не пошёл. Продолжал сидеть в гостиной, пока дворецкий убирал со стола, и посматривал то на него, то на картину, висящую здесь над камином. Мужчина на его взгляды не реагировал, так что Мэттью спокойно визуализировал будущее преступление, пока не вернулся Николас.
Тот переговорил с прислугой, и Мэттью мысленно восхитился возможности узнать всю нужную информацию через третьи руки, а не самому, как раньше. Он как будто забыл, что это самый настоящий дворецкий, а Николас вовсе не из бедного сословия. Что можно было воспользоваться связями, которые были среди прислуги, как всем известно (кроме, пожалуй, совсем зажравшихся богатеев).
Закончив с этим, Мэттью поднялся со стула, направляясь следом за Николасом наверх. Хотел было сказать что-то первым, но мужчина опередил, посетовав на то, что им придётся задержаться в текущем доме.
— Скучаешь по «Гнезду»? — поинтересовался Мэттью без какой-либо насмешки. — Это всего лишь на неделю. Если не будет никаких сюрпризов, успеем.
Сам Мэттью не мог сказать, что как-то тоскует по прежнему дому Николаса. Привычному к любым условиям воришке было всё равно, где есть и спать. Главное, что рядом был смурой, но вызывающий определённые приятные чувства Николас. Пожалуй, единственное, что выгодно отличало «Воронье гнездо» от этого дома — прислуга, с которой Мэттью нравилось проводить некоторое время. Ну и близость к местам, где он обитал ранее, и местным мальчишкам, с которыми неплохо было бы продолжать держать связь.
— Будет весело, — добавил воришка, вновь улыбнувшись той самой «нехорошей» улыбкой, что вызывала у Николаса приступ скептицизма.
Вначале Мэттью и сам прозвучал неуверенно. Чёрт с ней, с картиной, у них ещё в планах был и священник, и поиск барона, который посмел перейти Николасу дорогу. Они ведь так и не наведались в названный смазливым лордом клуб.
— Я завтра сбегаю с рассветом к дому этого ценителя искусства, — оповестил Мэттью покровителя, по-простому присаживаясь на край его кровати. — Просто посмотрю снаружи, посмотрю замки. Заодно узнаю, во сколько они просыпаются.
Николаса мальчишка с собой не приглашал. Это была, так сказать, разведывательная миссия, а мужчина с тростью был слишком заметным для неё. Это вам не среди ночи к заведомо известному месту топать. К тому же дом Фицроя находился не так далеко отсюда. Мэттью легко доберётся и без экипажа — пора было растрястись, в конце концов.

Мэттью было сложно ответить, нравилось ему в Челси или всё это аристократическое богатство начинало его душить. Поэтому воришка неопределённо пожал плечами на тонкое замечание Николаса. Конечно, жить постоянно ни он, ни покровитель здесь бы не смогли, но как временное место пребывания для Мэттью Челси ничем не отличался от других районов, да и дом был не более, чем четырьмя стенами и крышей.
Воришке приходилось ночевать и под открытым небом, валяясь в подворотне с другими оборванцами, и снимать ночлежки, и забираться в богатые дома. Он был неприхотлив во всём. Место и место, главное ведь, что сыт и цел, не так ли?
— Пока мне не нужно изображать из себя пай-мальчика из богатой семьи, мне и здесь неплохо, — улыбнулся, наконец, Мэттью, вернув на лицо прежний задор.
Вместе они поднялись в спальную Николаса, делясь по дороге планами на завтрашний день. Точнее, делился в основном Мэттью, а его покровитель привычно и крайне выразительно молчал, подавая голос только, чтобы прокомментировать услышанное.
— Я знаю, — отозвался воришка на фразу о раннем пробуждении прислуги. — Ты за меня беспокоишься?
Разумеется, Мэттью спросил это не всерьёз. Больше в привычной манере, немного подшучивая над хмурым покровителем. Просто говорил Николас о каких-то очевидных для вора вещах. Конечно, он знал, когда просыпается прислуга, чтобы начать подготовку очередного роскошного дня для своего зажравшегося господина. И, конечно, Мэттью будет крайне осторожен — он же не хотел, чтобы дело провалилось задолго до его начала.
Так что в голову пришла эта забавная мысль, что Николас как будто бы был обеспокоен безопасностью мальчишки. Честно говоря, Мэттью даже не подумал, что тот на самом деле мог испытывать эти вроде как естественные чувства по отношению к тому, кто был ему небезразличен. И не потому, что Николас был таким мрачным на вид бандитом. Скорее, потому, что раньше о безопасности Мэттью никто и краешком сознания не думал.
Воришка привык сам заботиться о себе. Даже другим мальчишкам, с которыми Мэттью вроде как дружил, было, по сути, всё равно. Они думали о себе. Да, им было бы грустно, узнай они о кончине Мэттью или его поимке бобби, но не более того. Так что сама мысль о том, что кто-то мог волноваться из-за него, Мэттью казалась, мягко говоря, сказочной. Даже, пожалуй, более того — невозможной.
Потом все приличные мысли и вовсе покинули голову мальчишки, так как Николас принялся раздеваться. Разумеется, это зрелище Мэттью не хотел пропускать. Что бы там о себе не думал покровитель, воришке он внешне нравился. И одетым тоже, конечно, но… в общем, Мэттью не прогоняли, и он был рад посмотреть на обнажённого мужчину снова.
Оставаться ночевать с Николасом мальчишка не так чтобы планировал. Он просто сидел на краю кровати, разговаривал и наслаждался открывающимся видом нагого тела. Всё ещё не привыкнув прямо укладываться в одну постель, Мэттью с той же лёгкостью мог пожелать спокойной ночи Николасу и уйти в выделенную для него комнату. Но Николас спросил что-то о том, не собирается ли Мэттью оставаться в одежде, и тот тоже принялся раздеваться.
Голым уже, понятное дело, даже в соседнюю комнату идти было странновато, вот Мэттью и остался на ещё одну ночь. И снова засыпал он просто рядом с Николасом, а проснулся уже в настолько плотных объятиях, что потратил минуты две, чтобы понять, как ему выбраться, не разбудив покровителя. Они сплелись, как щупальца кальмара, ей-богу, как будто только во сне давали волю собственным чувствам. От этих мыслей стало смешно, так что задача выбраться незамеченным усложнилась ещё ненамного.
Сперва Мэттью чуть перевернулся, как будто хотел поменять положение сна, но Николас, как оказалось, и сам был не против «преследовать» любовника, и руки его сжались в какой-то момент ещё крепче. «Вот же негодяй, а ещё такой суровый, когда не спит», — смешливо подумал воришка, продолжая слабые попытки выбраться из этих любовных щупалец.
За окном уже задавался рассвет, и Мэттью уже очень нужно было бежать. Так что в какой-то момент он бросил эти попытки быть тактичным, и выбрался из рук Николаса уже без желания оставить мужчину спящим.
— Мне пора, — тихо проговорил Мэттью приоткрывшимся глазам.
Было что-то довольно хищное в том, что взгляд Николаса, пусть и был сонным, всё равно моментально сфокусировался на лице Мэттью, едва веки мужчины открылись. Наверное, уличный мальчишка точно так же пробуждался за доли секунд, привыкший быть всегда в опасности. Но себя со стороны Мэттью не видел, а вот Николаса сейчас видел очень хорошо.
Секунду подумав, Мэттью наклонился, как-то необдуманно, но очень нежно целуя покровителя в губы. Слишком уж хорошо он выглядел в постели. И стараясь и дальше не задумываться на эту тему, Мэттью выскочил из-под тёплого одеяла, поёжился, подхватил свои вещи и скрылся в уборной. Где чуть ли не одновременно оделся, умылся и опустошил мочевой пузырь, прежде чем выскользнуть и из дома.

Возможно, Мэттью не счёл бы рисунки чем-то глупым. Возможно, ему бы было даже приятно такое внимание. Сказать наверняка было сложно, так как, опять же, Мэттью не знал такого к себе отношения. Он только-только начал привыкать к этой нежности в постели, до сих пор не в силах уложить в голове, чем он заслужил эти чувства Николаса.
Вот и на честный ответ последнего насчёт беспокойства Мэттью только усмехнулся. Пробормотал под нос что-то вроде «как мило» и быстро перевёл тему. Он всё ещё был диким, совсем не домашним мальчишкой. И от подобных признаний Мэттью ощутил некоторое стеснение, от которого попытался сразу же избавиться, прикрываясь маской шута.
Точнее, это было даже не стеснение, а неловкость. Мэттью не знал, что ответить на такую, казалось бы, простую фразу. Он не знал, как себя вести в такие моменты. Хорошо, допустим, он верил, что Николас испытывал беспокойство за его сохранность, но что Мэттью с этим делать? Радоваться, что он не безразличен этому человеку, как-то снимать эту излишнюю тревогу или что-то ещё? Мэттью правда не знал.
Благо, ночь в объятиях Николаса стёрла эти неловкие воспоминания. Сбегая из богатого дома, едва первые лучи солнца показались над горизонтом, Мэттью думал лишь о деле и о том, каким красивым был Николас с утра. Даже ругать себя за этот милейший поцелуй не хотелось, к тому же покровитель, пусть и несколько сонно, ответил на него.
До нужного дома Мэттью добрался вовремя. Прислуга ещё спала, как и весь район, а вот солнце уже активно подсвечивало всё необходимое. Это вламываться в дома лучше ночью, а осматривать замки всё же безопаснее при достаточном свете.
Около часа воришка сновал незамеченным по территории дома, осматривая все входы, заглядывая аккуратно в окна первого этажа, чтобы понять, что за комната за ними скрывается. Ничего ошеломительного Мэттью не заметил — вроде той же комнаты, где висела нужная картина. Но и особенных сложностей тоже не было. Замки вполне обыкновенные, никаких нежданных и неприятных сюрпризов.
Потом прислуга начала просыпаться, и Мэттью затаился чуть поодаль от дома, но продолжил наблюдать ещё какое-то время за домом. Смотрел, кто куда выходил, как вообще эти ребята выглядели и сколько их было — всё, что могло понадобиться в предстоящем деле. Прислуги, к слову, оказалось достаточно много, что тоже было воришке только на руку. Была немалая вероятность, что если его заметят, могут принять за кого-то из слуг. Была бы подходящая одежда для такого.
Неожиданностей в поведении слуг Мэттью тоже не заметил, так что ещё через час-полтора ему наскучило наблюдение. Было бы неплохо уже и позавтракать. Так что мальчишка мышкой выскочил за территорию незамеченным и побрёл в обратном направлении. Теперь ему оставалось подождать более ёмкой информации от дворецкого и сопоставить её с только что полученной, чтобы обмозговать итоговый план по краже картины.
Вдоль берега Темзы в столь раннее для богатого района время шёл один лишь человек. Вероятно, только возвращался из паба или клуба, судя по чуть шаткой походке. Мэттью даже не сразу его узнал, а вот аристократичный парень едва бросил один взгляд на мальчишку, пробегавшего мимо, как остановился.
— Это ты! — воскликнул он с каким-то негодованием.
Мэттью повернулся, чтобы понять, давать ему стрекача или нет. Мало ли, может его узнал кто-то богатенький, кого он раньше грабил. Оказалось всё гораздо прозаичнее. Судьба свела его с лордом Уилкоксом снова. Мэттью поморщился. Не самая приятная встреча с утра пораньше. Он всё ещё недолюбливал этого смазливого педика.
— Да-а, — протянул воришка, держа некоторую дистанцию от лорда на всякий случай. — Как там твой пальчик?
Лорд поморщился следом. Рука его была, разумеется, ещё забинтована. Как показалось Мэттью чрезмерно для одного лишь перелома. Но, видимо, хныкающий лорд теперь всем рассказывал о серьёзной травме и давил на жалость впечатлительным богачам.
— Болит, конечно, — запальчиво отозвался аристократ и попробовал съязвить в ответ: — А ты что здесь делаешь? Лестер наигрался с красивой мордашкой и обратно на помойку?
— Да нет, обратно в твой дом я не собирался, — с улыбкой ответил Мэттью.
Слова лорда мальчишку не задевали. Он и сам был острым на язык. Да и на правду не обижался, вроде того, что был найдёнышем и жил на улице. И что с того? Даже когда Уилкокс отметил, что Лестер рано или поздно уйдёт от Мэттью к образованному и интересному человеку своего уровня, последний только улыбнулся. И заботливо спросил, разумеется, помогло ли Уилкоксу образование в своё время.
В какой-то момент этой словесной баталии Уилкокс, кажется, начал понимать, что откровенно сдаёт позиции. Мэттью был уличным мальчишкой и за словом в карман не лез, переболтать его могла только смерть. Так что лорд решил поменять тактику, и теперь просто скучающе заявлял, что как бы мальчишка не пыжился, Лестер всё равно вернётся к нему. Так уж у них заведено. Лестер мог злиться на его «проступок», но потом остывал и всё равно они были вместе.
— Проступок? — протянул Мэттью, и глаза его нехорошо сверкнули. — Ты это так называешь… Что же, можешь тешить себя этими фантазиями. Только к шлюхам не возвращаются.
— О, он рассказал тебе, — усмехнулся лорд, хотя и явно несколько удивлённо. — Может он тогда рассказал о том, что нас связывало? Это не может разрушить одна глупая измена.
Уилкокс продолжил вещать Мэттью о том, что, по его мнению, связывало их с Николасом. И, на свою беду, решил при этом неторопливо двинуться дальше, демонстрируя, что разговор ему наскучил, и он ставит в нём точку.
Мэттью будто задумчиво посмотрел на него, проходящего мимо, такого беззаботного дуралея. Обернулся, чтобы проводить его взглядом и дальше. И, на секунду наклонившись, быстрым шагом направился следом за лордом.
Внутри словно что-то лопнуло. Мэттью снова ощутил эту невероятную вспышку злобы, от которой задыхался в выделенной ему комнате в доме Николаса. Этот смазливый слизняк причинил Николасу боль, изменял ему, и не понёс никакого наказания за это. А теперь он всем видом показывал, что не придаёт этому никакого значения. Это самодовольство вызывало тошноту. А все эти «факты» о Николасе, которые Уилкокс знал, а Мэттью нет, только подливали масла в огонь.
Кажется, лорд продолжал ещё что-то насмешливо вещать, когда его голос прервался противным булькающим звуком. Впрочем, он показался Мэттью песней. Всё приятнее, чем слова этого чёртового денди.
На лице Уилкокса застыло удивление. Конечно, он не верил в то, что этот милый на вид мальчишка может причинить ему реальный вред, когда не находился рядом с покровителем. Конечно, он не верил, что кто-то вообще может убить его в таком замечательном районе рядом с жилыми домами и другими богатеями. Только вот кровь толчками выплёскивалась из перерезанного горла, а вместе с кровью уходила и жизнь.
Мэттью подхватил его под мышки, когда лорд начал падать. Тяжёлый, зараза. Воришка быстро осмотрелся. Конечно, никто не кричал, но осторожность не помешает. Перекинув ослабевающее тело через невысокое ограждение, Мэттью ловко спрыгнул следом, «помогая» Уилкоксу, так сказать, беспрепятственно добраться до Темзы.
— Вряд ли он теперь к тебе вернётся, конечно, — мелодично проговорил воришка, на всякий случай притопив бывшего лорда, пока тот не перестал дёргаться окончательно.
Всё же смерть от кровопотери была довольно долгой, к тому же нож Мэттью вспорол горло не так глубоко, чтобы ускорить процесс. Пришлось помочь, прежде чем тело не было выпнуто подальше от берега. Вода скрыла труп и, вероятно, потихоньку унесла течением.
— Чёрт, — вздохнул Мэттью, как будто очнувшись от помешательства. — Вот же говнюк чёртов… блин…
Торопливо присев, воришка отмыл в реке окровавленный нож и руки. Быстро осмотрел себя на предмет капель крови. Резал он правильно, как будто профессионально, со спины, так что одежда казалось чистой. Теперь только оставалось убрать потёки крови с перил и камней дороги, прежде чем на той появятся первые люди.
Домой Мэттью вернулся только к одиннадцати. Николас уже, разумеется, не спал.
— Привет, — улыбнулся мальчишка с привычным задором. — Прости, что поздно, решил ещё проследить за домом, когда все проснуться. Сам, правда, чуть не заснул от скуки… Ты уже завтракал? Я ужас какой голодный…