Неожиданно для всех у Артура оказался свободным вечер субботы. Они с Маттео планировали провести его вместе, но по согласованию с последним решили, что ужин с племянником Стрикленда и его партнёром тоже станет очень приятным времяпровождением.
Сперва они решили, что, вероятно, речь пойдёт о предложении МакКинни, которому Мэттью отправил-таки рождественские видео и дал своё согласие показать их музыкальным деятелям, знакомым тёзке. Однако последующее заявление парочки, наверное, поставило Артура и его возлюбленного в лёгкий ступор, так как Николас заявил, что на ужине будут ещё некоторые люди, близкие им с Мэттью.
Впрочем, если Артур и понял, что к чему, вида он не подал, и отказываться от встречи не стал. Так что решили не откладывать на следующую неделю и организовать всё уже в субботу. Друзей Мэттью собрать оказалось проще всего («бездельники, я же сказал» — повторил новоявленный Стрикленд), да и Маркус с Алексом легко подстроились под спонтанное приглашение. В конце концов, эти были американцами по рождению, с ними можно было и не согласовывать всё за пару месяцев. Уильяма и вовсе никто не спрашивал, просто поставили перед фактом, что на этой встрече он будет, пусть и первым узнал о свадьбе.
В общем чате друзей Мэттью после такого приглашения разгорелись нешуточные споры о том, что за повод для встречи такой. Приглашавший только посмеивался и стоически молчал, периодически зачитывая мужу самые забавные сообщения и предположения. Например, Генри грозился Мэттью придушить, если тот вдруг решил выскочить скоропостижно замуж (всё же лучший друг отлично его знал).
Наконец, суббота настала, и для Никки и Мэттью это был довольно загруженный день. С утра они успели съездить на пару просмотров квартир, параллельно отбиваясь от предложений арендовать целый дом для них двоих. Во всяких более-менее престижных районах, где процветало добрососедство, риелторы буквально бились за возможность «пополнить коллекцию» проживающих гомосексуальной парой, один из которых, к тому же, был ещё и гражданином Великобритании. Это же ведь подняло бы рейтинг района до небес! Никки, кажется, уже устал смеяться над этим.
После осмотров парочка легко перекусила в первом попавшемся кафе и направилась на кладбище, чтобы сообщить о своём замужестве ещё одному важному для Мэттью человеку. Взяли машину напрокат, чтобы точно не зависеть от возможности не поймать потом такси, и, обсуждая увиденные квартиры, отправились в ближний, но пригород.
— Последняя мне тоже понравилась, но… — проговорил Мэттью, немного смущённо посматривая на мужа за рулём. — Там нельзя заводить домашних животных. Мы с тобой это ещё, конечно, не обсуждали, но, надеюсь, у тебя нет аллергии, потому что я бы хотел кого-то завести.
Конечно, Мэттью не планировал бежать в зоомагазин сразу же, как только они с мужем получат ключи от их совместной квартиры. Но всё же жильё они снимали надолго, и после окончания университета, например, Мэттью бы хотелось обзавестись долгожданным питомцем. Отец всегда был против животных в доме, а в общежитие, разумеется, никого притаскивать было нельзя. Так что, пусть это и был вопрос будущего, хотелось обсудить его с мужем сейчас, чтобы обращать внимание и на этот пункт договора аренды.
За этими обсуждениями и добрались до кладбища. Мэттью выбрался из машины и тут же обогнул её, чтобы как можно скорее перехватить Никки за руку. Несмотря на траурное место, настроение всё равно было хорошим, и Мэттью улыбался. Даже испытывал лёгкое волнение, как будто он на самом деле познакомит мужа с мамой.
— Как у тебя мозг не взрывается, перестраиваясь на правостороннее движение? — улыбнулся Мэттью, перебегая дорогу вместе с супругом. — Мне кажется, я бы постоянно ловил себя на мысли, что еду по встречной.
Кладбище было вполне обычным, типичным для Америки — ровные ряды белых почти одинаковых могильных камней. Первое время Мэттью постоянно путался в этих рядах и долго искал место захоронения. Потом как-то запомнилось, так что сейчас он уверенно вёл Никки к нужному месту.

Мэттью не безосновательно полагал, что все уже были в курсе истинной причины такой скорой встречи. Кроме, разве что, Маркуса и Алекса — те просто ещё слишком мало были знакомы с парочкой Стриклендов. Хотя Мэттью мог подозревать, что Уильям уже успел разболтать своему американскому другу, а тот, естественно, рассказал мужу. Впрочем, это всё было не важно. Главное, что они встретятся близким кругом и поделятся своей радостью ещё и лично.
О том, что друзья Мэттью застесняются Артура, первый не переживал. Эмиль, пусть и был наслышан об этом общественном деятеле, особенно по нему не фанател в силу отличного менталитета. Чарли вообще было обычно не до стеснения. Генри тоже был не из тех, кого просто смутить. Оставались только девчонки, но Мэттью верил, что пробивной и чутка назойливый характер Лили сделает своё дело. Как бы ещё Артуру и Маттео не пришлось убегать от её любопытства.
В общем, в какой-то момент Мэттью решил, что будет всё так, как будет. Переживать из-за этого он точно не намерен. Вряд ли кому-то что-то не понравится, когда прозвучит такая новость, как их с Никки замужество, причём не как план, а как свершённое действо. Пока же супружеская пара вовсю занималась своими делами.
— Не знаю, — честно ответил Мэттью, улыбнувшись на взгляд мужа. — Мне все животные нравятся. Но, наверное, я бы завёл кошку. Они спокойно переносят одиночество, пока хозяева на работе. И её проще кому-то отдать на передержку, если нужно уехать.
Мэттью, конечно, ещё не знал, как сложится его будущее и чем он будет на самом деле заниматься. Но заранее не хотел заставлять животное страдать. В том плане, что заведи они с Никки собаку, они были бы привязаны к ней — оставлять такого компанейского питомца на много часов каждый день было несправедливым.
В этом плане, Маркус с Алексом поступили куда более продуманно, заведя паука. Но Мэттью хотелось всё же какой-то отдачи от домашнего питомца. Чтобы оно как-то относилось к тебе, а не смотрело, как на большое непонятное существо, которое порой приносит еду.
Аллергии у Никки, к счастью, не оказалось, и муж, в целом, оказался не против в будущем обзавестись кем-то из животных. Ответом на это была явно счастливая улыбка супруга. Мэттью и правда давно хотел питомца, и жизнь с Никки как будто открывала ему невероятное количество возможностей.
— Я бы тебя любил и без этого, но, мне кажется, сейчас я люблю тебя ещё больше, — немного шутливо, но всё равно искренне и тепло проговорил Мэттью, не переставая улыбаться и посматривать на мужа.
Когда добрались до кладбища, тема сама собой отпала. Хотя Мэттью всё равно счастливо улыбался. Возможно, кто-то счёл бы это неподобающим для места, полного грусти и тоски по ушедшим. Но вернуть их Мэттью не мог, со своей потерей так или иначе смирился, а сейчас он шёл, чтобы поделиться искренней радостью с мамой, что же в этом плохого.
— Ой, я долго путался, — отозвался Мэттью. — Но за десять с лишним лет всё же запомнил. А сначала приходилось считать ряды от входа.
Они ещё немного прошли. За исключением редко растущих деревьев кладбище и впрямь выглядело донельзя одинаковым. Мэттью это тоже не нравилось. Но, увы, у американцев было не так много выбора. По крайней мере, у жителей крупных городов.
Могила мамы Мэттью тоже ничем не отличалась от остальных. Белый камень с ровной надписью — имя и даты. С каждым годом Мэттью всё больше смирялся с утратой, но всё же с каждым же годом становилось всё сложнее смотреть на выгравированные цифры. Оливии Джонс было всего тридцать два года, когда она погибла. И если тогда Мэттью казалось, что мама была взрослой, то сейчас он понимал, насколько рано она ушла. Каких-то три года, и его мужу будет тридцать два, а он был ещё так молод.
— Привет, мам, — всё же с улыбкой проговорил Мэттью, присаживаясь рядом с камнем. — Я хочу познакомить тебя с Николасом. Мы недавно поженились. Думаю, ты знаешь об этом. Возможно, ты единственная даже видела нашу свадьбу.
Поначалу было немного неловко говорить рядом с Никки. Не потому, что Мэттью боялся, что муж сочтёт эту беседу с бездушным камнем глупой или сумасбродной. Просто обычно он был здесь, на могиле мамы, один. Это были его личные разговоры, и сейчас было попросту непривычно. Пожалуй, это было то же стеснение, как если бы Мэттью представлял мужа маме, будь она жива. Как-то неловко, хотя и не глупо.
— Надеюсь, что видела, потому что мне бы хотелось, чтобы ты была рядом в этот момент. И я скучаю по тебе, — продолжил Мэттью, кинув взгляд на мужа и вновь мягко взяв его за руку. — Так или иначе… я счастлив сейчас, с Никки. Он замечательный. И… ты можешь больше не переживать за меня.
Глаза всё равно немного взмокли от испытываемых эмоций. От этой невероятной смеси как радости, так и грусти, пусть и светлой. Мэттью оттёр проступившие слезы свободной рукой и улыбнулся, разбавляя свой монолог лёгкой шуткой:
— Я теперь замужем, так что точно не попаду в дурную компанию или вроде того.

Мэттью тоже посмеялся над шуткой про британского кота, хотя из лёгкой вредности и заявил, что предпочтёт шотландского. В целом, насколько Мэттью знал породы, британский кот отлично подходил под их предпочтения. Это были ленивые животные, максимально независимые и преспокойно проводящие время с самими собой. Но всё же Мэттью оставался Мэттью, а потому сказал, что, наверное, хочет взять питомца из приюта.
Это лёгкое настроение всё же немного изменилось на кладбище. Мэттью уже не ощущал тяжёлой тоски по матери, но естественным образом всё ещё скучал по ней и немного грустил. Впрочем, рядом с любимым мужем и это чувство становилось не таким досаждающим. Никки был его поддержкой, так что Мэттью был искренним, когда говорил маме о том, что ей больше не стоило беспокоиться за него. Они с Никки стали настоящей семьёй, и теперь все трудности стало преодолевать в два раза проще.
— Вряд ли, — улыбнулся Мэттью мужу на дополнение к его шутке про дурную компанию. — Это было бы странно, учитывая, что мамины прародители были британцами. Англичанами и, кажется, валлийцами. Точно не знаю.
На секунду Мэттью даже стала интересна эта часть своего происхождения. Было, конечно, маловероятно, что эта скромная мамина ветка где-то пересекалась с чисто британской генеалогией Николаса, но чем чёрт не шутит. Было бы забавно узнать, что какие-то их прапрабабки каким-то образом знали друг друга.
Мэттью только знал о том, что его прабабушка была англичанкой, певицей, между прочим, и перебралась в Америку как раз по любви, встретив прадедушку американца на одном из своих выступлений. Наверняка его бабушка, ребёнок от этого брака, знала куда больше. Так что Мэттью решил у неё поспрашивать как-нибудь при встрече.
Они с Николасом как раз планировали слетать на другое побережье к прародителям. Пусть бабушка и дедушка отлично разбирались в современных технологиях и периодически созванивались с внуком по видеосвязи, Мэттью предпочёл показать своего мужа лично. Всё же так будет куда проще объяснить собственные предпочтения, когда рядом будет стоять чертовски обаятельный британец, взывающий к бабушкиному происхождению.
Все эти мысли, впрочем, быстро выветрились из головы Мэттью, когда Никки тоже решил поговорить немного с его матерью. Его слова были такими приятными и искренними, что, несмотря на улыбку на лице, глаза Мэттью снова взмокли.
— Боже мой, я сейчас точно разревусь, — признался он, хотя и очевидно, что эти слёзы были вызваны совсем не горем, а, наоборот, ошеломляющим счастьем быть замужем и любить такого человека, как Николас.
Мэттью крепко обнял мужа, пусть это было не очень удобно, и поцеловал его, невзирая на эти непрошенные слёзы.
— Я же говорил, он замечательный, — улыбаясь и вновь оттирая глаза, проговорил Мэттью маме, не выпуская Никки из объятий.
Несмотря на эту бурю эмоций, «знакомство» с мамой прошло, на взгляд Мэттью, очень хорошо. Вернулось то приятное ощущение, что мама его слышит, видит и понимает. Наверное, ему просто хотелось в это верить, но в этом не было ничего плохого, поэтому Мэттью верил. Он как будто чувствовал её присутствие и любовь, и верил, что маме понравилась эта новость и то, что её сын был по-настоящему счастлив.
Взявшись за руки, новоявленная чета Стриклендов направилась обратно к машине. Мэттью улыбался, как его муж и обещал своей матери по закону.
В машине Мэттью поделился с супругом своими мыслями о генеалогии — о том, что было бы интересно узнать именно про его английскую ветку происхождения. Наверное, когда они приедут к родителям Никки в Англию, можно было бы и выделить пару дней на посещение каких-нибудь архивов или вроде того.
— Главное, не обнаружить случайно, что мы супер-дальние родственники, — хихикал Мэттью по дороге. — Хотя мы все, по сути, так или иначе, родственники…

Мэттью похихикал над английскими замашками и добавил про «исключительный британский талант». Вообще-то, эта музыкальная составляющая у него как раз шла по маминой линии, а американская родня, вон, вся поголовно юристы. Откуда, мол, ещё мог взяться талант, как не от англичан?
Разумеется, шутил об этом Мэттью с почти чистым уже английским акцентом. После пары месяцев в квартире с двумя британцами повторять его было совсем не сложно. Правда, шутки в подобном стиле были смешнее для самого Мэттью. Никки и его брат порой даже не понимали, что их передразнивают, и не замечали, что Мэттью говорил не как обычно. Вероятно, для них он просто начинал говорить чётче в какой-то момент, что тоже было забавным.
Тема происхождения неожиданно оказалась интереснее, чем Мэттью предполагал. Муж тоже проявил некоторое любопытство — к происхождению Мэттью, разумеется, а не своему собственному, которое прекрасно знал. Так что почти всю дорогу это и обсуждали, предполагая какие-то невероятные и, по большей части, забавные варианты «соприкосновения» их дальних родственников.
В ресторан успели вовремя. Только успели усесться, как подошли столь же пунктуальные Артур с Маттео. Мэттью был рад их видеть, хотя в голове до сих пор плохо укладывалось, что вообще-то теперь они по закону тоже родственники. Подумать только!
До прихода друзей Мэттью последнего всё же умудрились застеснять, успев поднять тему тех рождественских видео. И теперь уже не только Маттео открыто отвешивал комплименты и сетовал, что этот талант не смогли раскрыть раньше, но к нему подключился и Артур. И если с мужем Мэттью как-то мог худо-бедно шутить про «исключительный талант», то сейчас откровенно смущался от таких нападок.
Благо, через какое-то время в ресторан зашли куда более шумная компания молодых ребят, отвлекая на внимание на себя. Мэттью от столика заметил, как резко поменялось лицо Лили, когда та, будучи довольно эмоциональной девушкой, увидела высокого Артура и моментально узнала его, а следом и его партнёра. Она так вцепилась в Мишель, с которой шла бок о бок, что Мэттью не сдержал улыбки. Да, определённо это Артуру придётся прятаться от молодёжи — вряд ли эта компания будет смущена его возрастом или известностью.
Мэттью, как полагается, представил всех своих друзей, и, кажется, Артур с первой же минуты всех очаровал. По меньшей мере, девчонок. Он был привычно учтив и обаятелен, что даже Эмиль, который до дня рождения друга даже не слышал о Стрикленде, начал смотреть на Артура куда более заинтересованно.
— Так что, когда вы поженитесь? — с улыбкой поинтересовался Генри.
— Мы не собираемся жениться, — ответил Мэттью и, в целом, даже не соврал, таких планов у них уже не было.
— Да брось, ты собрал всех нас, вы пригласили родственников Николаса, тут другого варианта просто нет, — продолжал подначивать лучший друг. — Мы уже сделали ставки. И заметь, на то, когда вы поженитесь, а не на то, поженитесь вы или нет.
— Поправочка, я делала ставку на то, что они переезжают в Англию, — немного вклинилась в диалог Мишель, отложив меню.
— То есть, если вы все проиграете, мы с Никки можем забрать ваши ставки? — улыбнулся в ответ Мэттью.
— Да нет никаких других вариантов, — рассмеялся Генри, взмахнув руками.
— Новоселье? — подкинул вариант сам Мэттью.
— Тогда бы мы собирались на вашей новой квартире.
— Слишком маленькая для этого квартира?
— Да брось. Когда вы поженитесь?
Бурное обсуждение было прервано ещё одними гостями, и Артур, пожалуй, смог немного выдохнуть. Лили не участвовала в обсуждении главного события, она очень активно вела диалог с теми, кто был её ещё не знаком лично. Но сейчас её внимание так или иначе переключилось на довольно колоритную парочку Маркуса и Алекса. Первый, как всегда, не изменял своим принципам и вошёл в ресторан буквально королевой.
Снова последовала череда знакомств, и Мэттью с удовольствием отвлёкся на выяснение обстоятельств знакомства Артура и Маркуса. Как-то они воспринимали последнего, как друга Уильма и его, так сказать, коллегу по трассе. И не думали, что тот знаком с Артуром чуть ли не ближе, чем со своим британским другом.
— Мы с Артуром часто пересекаемся по интересам ЛГБТ-сообщества, — мягко улыбнулся Маркус, поясняя. — И он всё ещё ждёт, когда сможет раструбить о нашей с Александром свадьбе в общественных интересах. Так что, если вы решите пожениться, осторожнее. Он вцепится и в вас, как клещ.
— Они сто процентов поженятся, — пробормотал Генри под немного укоризненный взгляд лучшего друга.
Маркус заинтересованно посмотрел на Николаса и Мэттью после этих слов, но быстро понял, что ответа он не дождётся, пока не соберутся все приглашённые. И столь же быстро выяснил, кого именно они ждут.
— Вот же гусь хромоногий, — чуть закатил глаза Маркус, выругавшись в своём стиле, что вызвало смешки у молодёжи. — Сейчас придёт и ещё заявит, что вообще не собирался приходить. Так в его стиле.
Мэттью прижался к мужу плотнее и откровенно прыснул от смеха, когда Уильям-таки добрался до их разношёрстной компании и действительно заявил, что не собирался приходить. Правда, не так мягко, как предполагал Маркус. Но всё равно вышло забавно. И стало ещё забавнее, когда Артур (от кого, кажется, молодёжь не ожидала услышать ничего эдакого) прокомментировал такое заявление племянника.
— Это ты так же оправдываешь свои опоздания на финише? — миленько поинтересовался Маркус следом, решив пропустить «говнюка» мимо ушей на этот раз.
— О, это было довольно по-британски, — хихикнул Мэттью и поднял глаза на мужа, чтобы уж точно удостовериться в своём предположении: — Да?
Когда они встречались парочками на рождественские праздники, Маркус как-то сетовал на то, что у него не получалось шутить с британским цинизмом. Сколько не тренировался, всё равно отставал от своего друга по части тонкого злобненького юмора. Сейчас, как казалось, Мэттью, у него очень даже получилось.
И вновь внимание молодёжи, точнее, девчонок, было переключено, теперь на Уильяма. Молодой красивый британец, циничный, с этим сексуальным говором, да ещё и натурал — их можно было понять. Кажется, даже Фиби, девушка Генри, позволила себе немного полюбоваться парнем украдкой.

Встреча с самого начала оказалась очень шумной, но вместе с тем и очень весёлой. Мэттью постоянно улыбался и, посматривая за остальными, отмечал, что и им было хорошо, невзирая на возрастные разницы и, в целом, новых малознакомых людей, собравшихся за одним столом. Никакого стеснения ни у кого не возникало, да и Артур умело отбивался от любопытных нападок активной Лили, так что опасения не оправдались.
С каждым приходящим градус шума и веселья нарастал, однако все успевали пообщаться со всеми и влезть в каждый разговор хотя бы в качестве слушателя. Однако некоторая разница между тем, как вела себя молодёжь, и тем, как общались более взрослые приглашённые, всё же присутствовала. Так, институтские ребята то и дело продолжали допытывать Мэттью и Николаса о причине их встречи, заводили всякие разговоры. Тем временем Маркус и Артур перекинулись парой фраз и как-то негласно решили не продолжать их личную тему, дабы не отвлекать внимания от пригласившей их парочки.
Правда, с появлением Уильяма это разница несколько стёрлась. Возможно, потому то он был как будто на стыке двух этих возрастных групп. Так что и Маркус быстро переметнулся на сторону шумной молодёжи — не мог же он молчать, когда его откровенно провоцировали. Тем более, что Николас и Мэттью пока всё равно молчали и объявлений никаких не делали.
— О, бисквитик, так мне ведь и положено быть сзади, а вот что ты там делаешь, это вопрос, — посмеиваясь, отозвался Маркус.
Перепалка была и впрямь забавной. По крайней мере, Мэттью так и хихикал в объятиях супруга, посматривая на этих двоих. Генри тоже оказалась близка тема таких взаимных дружеских подколов. Они, пусть и не в такой степени, но тоже постоянно с Мэттью подшучивали друг над другом. А вот Лили сперва немного возмутилась на последнюю фразу Уильяма про блёстки на фарах. Ей показалось это жутко не толерантным.
— Не волнуйся, милая, — улыбнулся Маркус девушке. — Это та правда, которая не может обидеть. Уильям и здесь сдаёт позиции.
В этом разговоре Лили, да и остальные друзья Мэттью, ещё и внезапно осознали, что ребята не просто так шутят про машины. Как-то представляли их просто по именам, а тут выяснилось, что оба были настоящими гонщиками. И пусть никто из молодёжи этим видом спорта не увлекался, это всё равно вызвало заметный ажиотаж. (Мэттью тоже досталось за то, что якобы скрывал этот важный факт).
Впрочем, не все были отвлечены на дружеские подколы забавной парочки. Маттео тем временем общался с самыми младшими приглашёнными — Эмилем и Чарли. Он заметил, что парочка сидела очень тихо, особенно не включаясь в общую беседу. Разве что Эмиль то и дело заботливо что-то спрашивал у партнёра. Будучи журналистом и ведущим, Маттео вообще не составляло труда найти какие-то точки соприкосновения с совершенно разными людьми. Вот и захотелось, чтобы и этим ребятам было комфортно в явно не самой близкой для них обстановке.
Сперва за партнёра больше говорил Эмиль. Маттео только переглядывался с Артуром и тепло улыбался, слыша эту неподдельную гордость в рассказе парня. Потом удалось немного разговорить и Чарли. Честно говоря, и Маттео, и Артур остались приятно удивлены, осознав, что это «гений», сорвавшееся с губ Эмиля, было совсем не преувеличением. Парень и впрямь был талантливым и, как и многие гении, увлечённым.
Потом Николас решил взять в свои руки контроль над этим балаганом, и прервал и перепалку гонщиков, и тихие разговоры этих четверых предложением сделать заказ. После которого, как предполагалось, будет объявление. И пусть Мэттью было весело, он был рад тому, что Никки несколько ускорил процесс. Ему уже жутко не терпелось… даже не поделиться радостью, честно говоря, а надеть поскорее обратно кольцо. Это было удивительно, хотя и приятно. Вроде бы не так давно он начал его носить, а прикипел уже так, что и сейчас то и дело трогал безымянный палец большим, бессознательно пытаясь понять, где оно.
На последнюю реплику Уильяма никто к его, пожалуй, сожалению не отреагировал. Маркус только улыбнулся, понимая, как распирало его друга от желания выговориться. Генри хотел было сказать, что все уже всё знают, но всё же сдержался. Он уже и без того сделал всё, что мог, чтобы поскорее развести друга на новость. Совсем скоро они её объявят, и можно будет воскликнуть что-то вроде «я же говорил!».
Наконец, масштабный заказ был сделан, а напитки принесены. И Мэттью даже ощутил нервозность. На них так внимательно все смотрели! И это было даже не выступление, когда он попросту не видел зал за освещением сцены. Все сидели очень близко и их ожидание чувствовалось буквально кожей. Очень волнительно!
— Ты смелый, ты будешь говорить, — улыбнулся Мэттью мужу, в качестве компенсации легонько целуя его в щёку.

Несмотря на то, что завтра у абсолютного большинства собравшихся был выходной, половина действительно отказались от алкоголя. Чарли строго соблюдал законодательство, что веселило даже его партнёра. У Эмиля завтра была тренировка — его выходные выпадали на понедельник и вторник, так что он был единственным бедолагой, кому предстояло рано встать после весёлой дружеской встречи.
Уильям и Алекс всё ещё не отошли после осенних происшествий, а Маркус, хоть и оправился после сотрясения, поддерживал супруга. К тому же был за рулём. Так что бутылок вина было и правда две — на девчачью компанию плюс Генри и на обоих Мэттью с их партнёрами. Впрочем, веселью и важности события это никак не мешало.
Когда Никки назвал мужа хитрым, последний только похихикал. Мэттью тоже поднялся на ноги вместе с супругом, но больше влюблённо посматривал на него, чем на реакцию присутствующих. Что только подтверждало предположения собравшихся о том, что речь зайдёт о свадьбе, пусть и довольно скорой по мнению большинства.
Однако никто, даже проницательный обычно в таких делах Маркус, не предполагал, что свадьба эта уже произошла. Последний действительно по приезде первым делом бросил взгляд на руки этой сладкой парочки и, не обнаружив колец, тоже полагал, что новостью будет только лишь новость о грядущем замужестве.
Так что, когда Николас проговорил это краткое «уже», глаза округлились у всех присутствующих. Кроме, разве что, Уильяма, который узнал первым о важной новости, да и, пожалуй, Артура, переплюнувшего в этот раз Маркуса по проницательности. Видимо, хорошо уж знал своего старшего племянника.
— Ошалеть, — примерно такая реакция последовала со стороны молодёжи, даже сложно было определить, кто именно пропустил восклицание.
— О-о, это мило, — последовала вторая реакция по большей части от девчонок, когда Николас договорил следующую новость.
— Мне так нравится твоя реакция, когда ты говоришь о нашей общей фамилии каждый раз, — тихонько проговорил Мэттью мужу с широкой улыбкой, пока гости, в основном, шумели, хотя и обращались вроде как к молодожёнам с вопросами наперебой.
Но это была сущая правда. Мэттью ни капли не жалел, что решил повозиться немного со сменой документов. Это решение было лучшим в его жизни, сразу после решения о замужестве с Никки. И было донельзя приятно, как радовался этому сам Никки.
— Поздравляю вас, — с улыбкой проговорил Маркус, сидящий ближе всего к Николасу. — И добро пожаловать в клуб.
Он немного приобнял Николаса, действительно искренне радуясь тому, что их с Алексом новые друзья тоже стали «женатиками». Они совсем недавно вернулись из свадебного путешествия, и все эти особенные замужние чувства ещё не улеглись. Так что, пожалуй, ДиМарко лучше всех понимали и то, что сейчас испытывали Стрикленды, и эту особенную радость по поводу фамилии. Маркус ведь тоже решился в последний момент, пусть на соревнованиях он всё ещё оставался под старым именем.
— Хотя я немного негодую, что вы нагло решили не страдать от нервозности при подготовке к свадьбе, — добавил Маркус, выпуская Николаса из объятий и легонько прикасаясь к руке Мэттью, за невозможностью приобнять дружески и его тоже.
— И вы просто расписались в мэрии? — влезла в этот разговор Лили. — Не было никакой милой истории?
— На самом деле, была, — чуть смутился Мэттью, улыбаясь.
Смущение это заметно усилилось, когда оказалось, что не только Лили хотела услышать романтическую историю от этой сладенькой парочки. И на сей раз Никки не взял на себя инициативу рассказывать — друзья Мэттью обращались конкретно к нему. Так что новоявленный Стрикленд сам поведал об их свидании на два месяца знакомства, о том забавном капитане катера и как они с Никки чуть ли не бежали в ювелирный, а потом в мэрию, чтобы успеть оформить документы в тот же день.
— Так ты теперь ещё и гражданин Америки? — поинтересовался Генри у Николаса.
Оказалось, что нет, британец не стал изменять Королеве и заявление на грин-кард по замужеству они не подавали. Но Николас всё равно теперь был, так сказать, законным проживающим Штатов — привилегии давались по браку автоматически.
За этим разговором Эмиль как-то вспомнил прошлогодний разговор с Чарли, где он в шутку предлагал и ему пожениться, чтобы получить грин-кард. Так что шёпотом он по-доброму посмеялся над партнёром ещё разок, припоминая, в каком ужасе был Чарли, считающий, что три с половиной месяца — слишком рано для брака.
— Три дня назад? — переспросил Маттео, чуть улыбаясь. — То есть сразу после нашего с вами разговора вы побежали жениться? Однако, как я воодушевляю людей…
Конечно, он шутил, не считая себя хоть как-то причастным к развитию чувств этой парочки. Просто было забавно, что они действительно созвонились буквально за пару часов до спонтанной свадьбы. То есть Маттео, считай, последний застал этих двоих холостыми. Не великое дело, но почему-то всё равно было забавно.

Мэттью периодически ловил те же мысли, что сейчас терзали Артура. Он-то уж лучше прочих знал своего отца и предполагал, что тот бы и просто замужество с парнем не оставил бы без внимания, а уж тем более с племянником ненавистного ему Стрикленда. Мысли эти вернулись и в первый день после замужества, когда Мэттью разговаривал с руководителем практики. Вернулись ещё раз позже, и снова, и снова.
Только сейчас, пожалуй, радуясь вместе со всеми Мэттью не позволял себе думать об этом. Он всё ещё надеялся, что они смогут с Никки скрывать от отца их отношения, а потом, кто знает, может они переберутся в Англию и дело с концом.
Зато кроме Артура подобные размышления поймал Генри. Он не думал о противостоянии Джонса и Стрикленда, но отца своего лучшего друга знал. Он ни за что не одобрит однополый брак, якобы позорящий их семью. Будет нелегко. Но пока Генри молчал, не собираясь портить этот мини-праздник серьёзными вопросами.
Вспомнил об этом и Джонни, получивший сообщение Алекса. Ему-то об этом браке рассказали позавчера, так что, по сути, он был третьим, узнавшим о свадьбе этих двоих. И сперва он даже порадовался за парочку (и немного выдохнул, продолжая испытывать лёгкую ревность к Мэттью, даже несмотря на то, что знал о его отношениях с братом Уильяма), а потом с помощью рассказавшего ему Терри вспомнил, что речь шла о сына судьи Джонса.
Будучи по-итальянски добродушным, Джонни тоже искренне обеспокоился судьбой молодожёнов. Он сталкивался с судьёй Джонсом по работе и был, мягко говоря, не в восторге от этого гомофобного консервативного ублюдка. Так что сейчас на телефон Алекса упало ответное сообщение: «Я знаю! Это же кошмар! Бедные парни, отец Мэттью им всю кровь выпьет, мудак херов».
Пожалуй, только молодёжь не ловила никаких подобных тревог и искренне радовалась за новообразованную семью. Девчонки даже немножечко завидовали. Уж больно красивая пара, так Мэттью ещё и настоящего англичанина умудрился отхватить. С двумя фамилиями, которые тут же и забрал себе!
Пока ребята смеялись над шуточкой Маттео, а Эмиль примирительно целовал партнёра, чтобы тот не думал, что его юмор — это упрёк, сладкая парочка «женатиков» решила-таки вернуть себе законные кольца. Мэттью с улыбкой протянул руку Никки, чтобы тот сам надел ему кольцо, как на свадьбе. Разумеется, девчонки на это отреагировали восхищённым «о-о-о», слишком умилительной была эта картина.
Но для Мэттью это было какое-то знаковое событие. Никки надел ему кольцо на катере, называя своим мужем, и с тех пор, до сегодняшнего дня, Мэттью не снимал его ни в душе, ни перед сном, никогда. И хотелось как-то оставить это чувство, пусть это и было, наверное, глуповато. Оставить ощущение, что именно муж надел ему кольцо, которое Мэттью теперь ни за что в жизни не снимет без форс-мажорных обстоятельств.
После того, как действо закончилось, а ребята достаточно поумилялись, Маркус, разумеется, «забрал» себе руку сидящего рядом Николаса, чтобы посмотреть на украшение поближе. И заметил, что, учитывая романтическую предысторию с наспех купленными кольцами в первом попавшемся ювелирном, им очень повезло — кольца были не только красивыми, но и какими-то подходящими именно Николасу и Мэттью.
— Вы же не будете их менять? Я бы не менял, — заметил Маркус.
Парочка подтвердила его мысли — менять кольца они не собирались. Эти и впрямь оказали Их. Ещё один знак как будто, что им суждено было быть вместе.
С другой стороны Мишель интересовалась, поедут ли мужья куда-то в свадебное путешествие или планируют что-то другое. Мэттью ответил, что они поедут в Англию к родителям Никки, когда закончится его практика, и он сможет взять в университете хотя бы пару недель «на подготовку к выпускной работе».

Даже будучи сыном этого страшного человека, Мэттью с трудом представлял, что именно отец может сделать, когда узнает об их с Николасом свадьбе. В том числе и о смене родовой фамилии. Потомственных юристов, между прочим.
Понятное дело, что никакие разговоры и увещевания на Мэттью не подействуют. Он не подаст на развод просто потому, что их с Никки чувства друг к другу ставят некое пятно на репутации судьи Джонса. Просто их отношения были для Мэттью естественным образом важнее. И, будем уж до конца откровенными, мужа Мэттью любил сильнее, чем отца.
Но не зайдёт ли отец дальше, чем просто слова? Этого Мэттью не знал. Подозревал, что одним разговором дело не ограничится. Но что судья мог сделать? Добросердечный Мэттью даже представить себе этого не мог. А оттого боялся сильнее. Потому что отец его был совсем другого склада характера, и уж он-то явно мог придумать и представить, как повлиять на молодую семью, чтобы всё было по его желанию.
Но, опять же, сейчас эти мысли временно не преследовали Мэттью. Он наслаждался их с Никки вечером в обществе друзей и родни «по закону».
Николас завёл тему о женитьбе — ох уж эти классические для компаний по всему миру ставки на то, кто первым выскочит замуж или женится. А ведь в школе ещё спорили на то, кто первым с кем-то переспит. Благо хоть эту тему никто не поднимал, Мэттью бы со стыда сгорел от подобных разговоров.
Зато сейчас от вопроса чуть недовольно поморщилась Фиби, потому что ставки делали именно на неё и Генри. Они вместе были дольше всех. Эмиль и Чарли вообще не видели этих двоих порознь, так как влились в компанию позже, чем парочка сошлась. Да и Фиби, как всем было известно, под конец института вот уже много месяцев как ждала предложения, а Генри как-то не торопился с этим. Ему было комфортно и без кольца на пальце.
— На самом деле не сильно ошиблись, Мэттью должен был быть вторым после Генри и Фиби, — тут же поведала обо всём Лили. — Потом я, потом Эмиль и Чарли и потом Мишель.
— А я говорил, что Мэттью меня обгонит, — хмыкнул Генри и получил тычок от своей избранницы за это.
А пока обсуждалась эта тема, на телефон Алекса пришло новое сообщение: «Я думал, ты знаешь! Вы же там сдружились за Рождество. Ты не знал? Мне Терри рассказал позавчера. Он фамилию в документах поменял везде. А батя его — самый мудацкий судья из всех. Гомофоб и просто уёбок. А тут мало сын гей и замуж вышел, так ещё и за Стрикленда. Как бы, блин, там мои услуги не потребовались».
Маркус, разумеется, тоже увидел все эти сообщения. И следом за всеми остальными ощутил некоторую тревожность за новых друзей. Они с Алексом были далеки от всей этой судебно-общественной деятельности, но, общаясь с Артуром, имели некоторое представление о том, как его прогрессивные взгляды и настойчивое влезание в консервативные устои могло бесить таких, как упомянутый судья Джонс. Да-а, это надо было умудриться в таком огромном городе встретиться именно с племянником Артура.
Сейчас Маркус тоже не стал ничего говорить — ни мужу, ни друзьям, но, как и Артур, сделал мысленно пометочку поинтересоваться, как у них обстоят дела с родителем Мэттью. Ну и показать, что они готовы оказать любую помощь, если потребуется. Маркус неплохо знал, что такое плохие отношения с родителями. Со своими он однажды судился. Неприятно это всё было, так что хотя бы моральную поддержку ДиМарко были оказать готовы.
Вечер тем временем потихоньку начал подходить к концу. Первыми распрощались со всеми Эмиль и Чарли, что не удивительно — тренировка танцора начиналась рано, хотелось хотя бы немного выспаться перед ней. Через какое-то время «сдались» девчонки. Все ещё раз поздравляли молодую пару с важным событием, немного подшучивали напоследок (вроде того, что скоро придётся открывать новые ставки на то, кто первым станет родителем) и разъезжались по домам. И было особенно забавно, что на сей раз молодёжь разъехалась быстрее «стариков».

Мэттью тоже не думал, что отец опустится до какой-то физической расправы. Просто не хотелось в это верить. Только вот лишением наследства или обрубанием финансовой «пуповины» делу было уже не помочь. Мэттью и сейчас толком не пользовался собственным счётом, разве что изредка платил в кафе и за еду. Не потому, что ему нравилось сидеть у мужа на шее, а как раз затем, чтобы отец не отследил, где он в принципе.
Пожалуй, никто из знающих о противостоянии Джонса и Стрикленда точно не знал, что может предпринять судья в такой ситуации. Однако тревожное чувство настигло каждого. Ведь всегда так, вроде бы и знаешь, что на дворе двадцать первый век, но всегда держишь на подкорке сознания, что варварские методы решения дел до сих пор оставались рабочими.
Удивления Алекса действительно никто не замечал. Маркус ловко отвлекал внимание на себя, а уж он, как было сказано, прекрасно держал лицо в любой ситуации. Однако переглядывался с мужем он достаточно выразительно, переключившись на этот телепатический язык ДиМарко. Ему тоже хотелось обсудить всё и с супругом, и с Джонни, который торопливо набирал все эти сообщения, будучи такой же болтушкой, как и его лучший друг.
Следом как раз пришло новое сообщение от него: «Он точно не знает, что Мэттью вышел замуж. Терри его спрашивал, типа, как твой отец к этому отнёсся. И оказалось, что отец и не в курсе!». Маркус, посматривая в телефон мужа, даже немного улыбнулся под нос. По этим восклицательным знакам и торопливому набору сообщения было ясно, в каком возбуждении сейчас пребывал итальянец. Думал, что Алекс был в курсе всего этого, а оказалось, что нужно обо всём рассказать и, конечно же, в подробностях.
«А мне кажется, как раз похож», — дописал следом Джонни. — «Он такой тихий. Прямо тихий-тихий». Для итальянцев, конечно, любой другой американец мог показаться тихим, но последнее пояснение как раз уточняло, что Джонни имел в виду.
А пока ДиМарко переглядывались и читали все эти сообщения со свежими сплетнями, пусть и тревожащими, по правую руку продолжалась тема замужеств.
— Потому что буквально два месяца назад Мэттью был одинок, — хмыкнул Генри, поясняя для Николаса второе место этого дружественного рейтинга.
— И посмотри, как вышло, — немного язвительно добавила Фиби, вроде и без особенной обиды, но явно не гнушаясь подколоть партнёра на эту тему.
Мэттью чуть хихикнул от шёпота мужа. Генри и правда сегодня достанется. Он уже писал лучшему другу в стиле, мол, ты смерти моей хочешь, если ты женишься раньше меня, Фиби меня живьём сожрёт. В этом Генри и его девушка расходились во мнениях кардинально. Фиби хотела после окончания университета съехаться окончательно и выйти замуж, а Генри… творческий человек, ему нравились текущие отношения, и пока он не хотел делать следующий шаг.
Забавно, но при этом пара особенно-то и не ссорилась. Фиби могла фыркать на такую позицию, но всё же они были хорошими партнёрами, которые решали возникшие вопросы, а не тупо ссорились и расходились из-за разного мнения.
Эмиль тем временем хихикал немного по другому поводу. Чарли, как всегда, пытался что-то систематизировать в голове, не понимая, что рейтинг был шуточным. Так что парень сперва немного пошутил над прямолинейным партнёром, но потом всё же пояснил, что это не более, чем игра. Никто всерьёз не просчитывал никакие вероятности, просто тыкали пальцем в небо, немного основываясь на характерах друзей. Мол, Генри и Фиби были вместе пару лет, и от них брак был более ожидаем. Мишель вот совершенно не планировала семью в таком возрасте, так что её все задвигали в конец списка, и так далее.
Когда парни ушли, а Николас немного удивился их сожительству, Мэттью тихонько пояснил ему, что это был совсем не романтичный жест. У Эмиля попросту не было средств из-за отсутствия грин-кард, чтобы снять жильё в одиночку, а Чарли мол получить квартиру на территории университета. Так что это был практический расчёт, но, кажется, он совсем не повлиял на романтическую составляющую отношений.
Кажется, этот разговор услышал Артур, поинтересовавшись, как обстоят дела с поиском жилья и у молодой семьи. Пока всё шло не слишком хорошо, но, честно говоря, активно поиском Стрикленды занялись совсем недавно, так что и результата ждать было рано.
— Я тоже буду по тебе скучать, братик, — мило проговорил Мэттью с тонкой, почти уже британской улыбкой, когда Уильям не удержался и вновь прокомментировал их «шведскую» семью.
— Надеюсь, вам повезёт, и вы снимете квартиру по соседству с Реем, — усмехнулся Маркус, посматривая на своего дружочка. — Хочу посмотреть на его лицо в этот момент.

Пожалуй, родителей Маркуса тоже можно было назвать абьюзерами. Для них успешность ребёнка была куда важнее его собственного благополучия или желаний. Только вот они так вели себя с детства Маркуса, нагнетая обстановку, пока в подростковом возрасте не случился вполне естественный бунт. Кроме того, Маркус учился в обычной школе, где видел семейные отношения других ребят. У него хватило сил и характера, чтобы противостоять семье.
Мэттью посещал, так сказать, элитную школу, где у многих была подобная ситуация, когда родители сами решали за детей, чем им заниматься. Где престиж был первостепенен. А ещё до одиннадцати лет он всё же был воспитан тихой доброй матерью, и характер его установился именно таким — мягким, любящим, доверчивым. Так что, когда отца перестала сдерживать чудесная супруга, Мэттью уже не мог ему противостоять в полной мере.
Однако этого никто не знал. Возможно только Николас понимал, почему при таком родителе Мэттью остался таким, каким был. Ему муж по понятным причинам открывался и рассказывал даже такие детали.
«Я не знаю!» — продолжал эмоционально писать Джонни лучшему другу. — «Я сталкивался с ним на суде пару раз. Эрик с ним общался больше. Он говорит, что до смерти жены он не был таким мудаком. А сейчас хрен знает. Он точно будет в бешенстве. Эрик дал Мэттью свой личный номер на всякий случай. Чёрт его знает, как переклинит этого Джонса».
Увидев это сообщение Маркус чуть поморщился, но в конце чтения понимающе кивнул. Хорошо, что не только родня со стороны Стриклендов поддерживала новоявленную семью. Поддержка помощника окружного прокурора тоже была очень кстати. Маркус даже успел подумать, что вообще неплохо, что Мэттью всё же пошёл в юридический, как хотел его отец. Обзавёлся вот полезными связями, да ещё какими.
Они продолжали молчать (Алекс с большим трудом), не решаясь поднять эту тему при Артуре и Уильяме. Они, конечно, были родственниками, но Маркусу казалось, что тема эта достаточно болезненная для Мэттью, чтобы не говорить об этом при большом количестве народа. Но Артур не торопился уходить. И Маркус уже успел подумать, что, возможно, он точно так же ждёт, когда уйдут они с Алексом, как старший Стрикленд заговорил.
Оказалось, всех «старшеньких», присутствующих на встрече, так или иначе взволновал один и тот же вопрос. Пусть он был и совсем не праздничным и не весёлым. Маркус перехватил руку мужа, чуть успокаивающе поглаживая. Он быстро решил, что лучше об этом действительно сказать Артуру. Иначе будет проблематично объяснить, откуда гонщик и оператор знали судью Джонса и все эти детали, не выдавая при этом другую тайную парочку.
Мэттью же совсем не замечал, что оставшиеся что-то затевают. Сидели и сидели, приятно общались, видимо, никто никуда не спешил. Но потом Артур заговорил, прозвучало имя отца Мэттью, и тот моментально стих. Сразу понял, о чём пойдёт речь.
Первое время Никки отлично говорил за него, так что Мэттью даже не приходилось пересиливать себя, чтобы вещать неприятную тему. Но потом муж как будто встал на противоположную сторону, отстранившись (образно) от него. Мэттью знал, что Никки не слишком нравится решение не говорить судье Джонсу об их отношениях и свадьбе, но то, что он заявил об этом при других людях, было неприятно. Он как будто бы встал на сторону Артура и остальных, и теперь все они смотрели на Мэттью, ожидая его слов и как будто бы молчаливо говоря, что он не прав.
— И что ты предлагаешь? — тихо проговорил Мэттью, глядя на мужа в ответ. — Заявиться к нему на порог, сказать «привет, я племянник Артура Стрикленда, а теперь ещё и муж вашего сына» и надеяться, что его инфаркт хватит от этих слов?
Маркус вновь чуть поморщился. Конечно, Мэттью говорил тихо, не скандалил, но в воздухе ощутимо разлилось напряжение.
— Наверное, я тоже лезу не в своё дело, — проговорил он примирительно, — но, видимо, зря мы подняли эту тему сейчас. Мы просто волнуемся за вас, не стоит злиться.
— Я не злюсь, — покачал головой Мэттью, пусть и всё ещё напряжённо, и отвёл взгляд. — Я боюсь за своего мужа.
Он вздохнул, воспользовавшись неловкой паузой после произнесённых им слов. Звучало и впрямь странно. То есть все здесь волновались или тревожились за парочку, но Мэттью выбрал именно слово «страх» и не лукавил в этом. Он был уверен, что его самого отец не тронет, разве что попробует уничтожить морально, но вот Никки…
— Я искренне надеюсь, что эта новость не просочится в СМИ до того, как я окончу университет, — тихо же проговорил Мэттью, вновь посматривая только на мужа. — В мае мы сможем уехать в Англию.

Была и ещё одна огромная разница между неблагополучием семьи Ву и семьи Джонсов. Родители Маркуса не желали зла Алексу. Они просто были совершенно другого менталитета, по-своему хотели лучшего для сына и себя. Да, они не воспринимали отношения сына всерьёз, искренне надеясь (и не чураясь заявлять об этом при Алексе), что Маркус найдёт себе кого-то более достойного. Это была сущая нервотрёпка, но без открытой агрессии.
Мэттью же к своим годам не просто подозревал, он знал, что его отец — человек опасный. И если его совсем ничего не смущало в его отношении к собственному ребёнку, то чего от него ожидать по отношению к стороннему для него человеку?
Николас этого не знал. Мэттью рассказывал ему об отце, но слов было недостаточно. Со стороны казалось, ну что такого, когда отец заставляет всякими способами делать сына то, чего последний не хочет. Да, некрасиво, неприятно, но из-за чего прямо бояться? Но конкретнее Мэттью рассказать не мог. Просто он жил с ним тринадцать лет. Он слышал, как отец общается с другими людьми, чувствовал, как эти другие взрослые откровенно опасаются судью. Витало в воздухе что-то такое, что заставляло действительно бояться за Николаса.
Было бы гораздо проще, конечно, если бы Мэттью заявил — мой отец как-то раз нанял киллера, чтобы избавиться от неугодного. Тогда всё всем сразу стало бы ясно. А так Мэттью снова растерялся, не зная, как ответить на прямой вопрос, что же может такого сделать страшного судья в двадцать первом веке.
— Я не знаю, — с некоторым отчаянием в голосе проговорил Мэттью, хотя и добавил с непробиваемой уверенностью: — Но ты к нему не пойдёшь.
Стало даже как-то немного обидно, что муж его откровенно не понимал. Выросшему в семье, которая спокойно приняла новость и об ориентации старшего сына, и о его скором замужестве, было тяжело принять тот факт, что не все семьи были такими же. И что внешне благополучные семьи могли быть куда хуже и травматичнее, чем можно было себе представить.
Возможно, Мэттью нагнетал обстановку, будучи жертвой абьюзивного родителя в течение более, чем десяти лет. Но его можно было понять. Отец заставил его поверить, что он пойдёт на всё, лишь бы дела обстояли так, как хочет именно он. А, может, и не заставлял, а так оно и было. В любом случае, Мэттью не собирался рисковать самым дорогим, что у него было — своим мужем, с которым они только-только поженились.
План Мэттью был откровенно плохим, это понимали все, включая самого Мэттью. Он не учитывал и варианта, что отец узнает обо всём раньше, и того, что Николас вряд ли мог подстроиться под «график» мужа и уехать тоже в мае. Просто другого на ум не пришло, а сказать что-то нужно было. Мэттью до сих пор казалось, что на него все давят со всех сторон, выжидая, когда он решит проблему со своим отцом.
Артур был мягче в своих словах, но и он как будто ждал от Мэттью невероятного решения, которого у последнего не было. Да и быть не могло. Мэттью не мог справиться со своим родителем за столько лет, с чего вдруг он сможет сейчас?
— Вы думаете я не переживаю? — откровенно напрягся в объятиях мужа Мэттью, перестав даже в них чувствовать себя в безопасности. — Так это не так. Мне жаль, что у меня нет других вариантов. Мне жаль, что мой отец… такой. Но я знаю, что он не оставит всё это просто так. И я знаю, что он не ограничится одним скандалом.
Маркус по большей части молчал, не желая влезать в поистине семейное дело. Но сейчас промолчать просто не мог. Что-то откровенно кольнуло в сердце, какое-то особое понимание ребёнка, выросшего в подобной атмосфере.
— Стойте, стойте, — вклинился в этот неконструктивный диалог Маркус, повернувшись к Мэттью с каким-то особенным теплом во взгляде. — Зайчик, поверь, тебя никто ни в чём не винит. Ты ни в чём не виноват. Твои новые родственники просто ничегошеньки не понимают в семейном абьюзе. Им сложно представить, как это тяжело и страшно. Но в одном Артур прав. Ты — единственный ребёнок судьи, новости о твоей личной жизни быстро разлетятся.
Хорошего настроения, конечно, как ни бывало. Однако, наверное, Мэттью и впрямь было важно услышать, что в происходящем не было его вины. Вроде бы мозгом он понимал, что не мог выбрать, в какой семье родиться, но… Мог же выбрать, например, не подставлять таким образом Николаса, зная, каким мог быть отец в злости. Мэттью хотелось верить, что на их отношениях с мужем это никак не скажется. Что Никки не подумает, что зря во всё это вляпался.
— У меня была подобная ситуация с родителями, — продолжил тем временем Маркус. — Я даже судился с ними примерно в твоём возрасте. И это только моё мнение, но… лучшая защита — это нападение. Не нужно ждать, когда он узнает обо всём. Так будет только хуже. Представляешь, как обернут ваш брак издания, выступающие против таких консерваторов, как твой отец? Он хоть и явно не заслуживает этого, но если вы дадите ему возможность подготовиться к такому удару, будет чуточку легче.
С такой стороны Мэттью на дело не смотрел и сейчас откровенно задумался. Да, пожалуй, в этом Маркус был прав. Отец будет в два раза злее, если узнает обо всем не просто от третьих лиц, а из СМИ, которые не упустят возможности плюнуть его консервативным взглядам в лицо. Вряд ли судья оценит обратный жест, как сказал Маркус, дать ему шанс подготовиться, но, может, хотя бы будет занят отбеливанием своей репутации вместо преследования сына и его неугодной британской партии.
— И вам не обязательно это делать в одиночку, — закончил свою мысль Маркус, перехватывая руку мужа своей.

В начале Маркус сомневался в их с Алексом негласном решении остаться в кругу семьи Стриклендов, но теперь откинул все прежние сомнения. Пожалуй, он действительно был тем, кто понимал Мэттью лучше остальных. Даже лучше Николаса, хотя, казалось бы, ближе человека у его мужа и не было.
Пусть сама форма абьюза, которому подвергался Маркус и Мэттью, была разной, но суть была одной. И Маркус отлично видел в бывшем Джонсе этот страх, эту боль и даже нежелание принимать какие-либо решения, которые испытывал сам более десяти лет назад. Так что сейчас Маркус просто говорил то, что хотел бы услышать сам в те далёкие уже годы. И видел, как Мэттью немного расслабляется в руках супруга.
Маркус мягко и ободряюще улыбнулся парнишке. Да, он действительно понимал его. Мэттью совсем недавно вырвался из абьюзивных отношений с родителем, но пережить их в полной мере ещё не успел. Вышел замуж, и теперь у него появился ещё один человек, за которого он боялся даже сильнее, чем за себя.
В этом их ситуация с Маркусом даже была схожей. Тот тоже выпорхнул из родительского гнезда с превеликим облегчением, а потом испытывал тот же страх за младшую сестру. И тоже винил себя, что не всегда у него получалось оградить её от родительского абьюза. Что он вообще втянул Софи в эту мерзкую ситуацию с судебными тяжбами.
И всё это осложнялось ещё и тем, что, чёрт возьми, это были родители. Мало того, что они не могли выбрать, в какой семье родиться, так ещё и постоянно испытывали эти противоречивые чувства. Когда мозгом начинаешь понимать, как погано вели себя родные люди, а в душе так или иначе всё равно испытываешь хотя бы толику любви — ведь это отец.
Так что короткая, но ёмкая фраза Маркуса про вину была направлена не только на то, что Мэттью мог корить себя за действия отца. Маркус говорил и о том, чтобы Мэттью не винил себя ни за слабость, ни за испытываемые чувства. Он мог как продолжать любить отца, так и ненавидеть его — и в этих эмоциях вины Мэттью не было.
Честно говоря, Маркус подумывал «украсть» Мэттью ненадолго, чтобы поговорить с ним об этом один на один. Или хотя бы с ним и Николасом. Конечно, мужу было бы полезно узнать о всей этой психологической составляющей жертвы, но всё же, в идеале, этим должен был делиться сам Мэттью, а не друг семьи.
Впрочем, во всей этой безрадостной теме Маркус видел и плюсы. Например, то, что Мэттью в этой ситуации был не один. Так что ему не придётся переживать всё в одиночестве, не придётся тащить всё на себе, чтобы потом повторять ошибки Маркуса и даже в семейной жизни продолжать решать проблемы самостоятельно, как привык.
— На мой взгляд вам действительно нужно поговорить, — кивнул Маркус, чуть улыбаясь мужу, подавшему голос. — Открытка — это прекрасно, но мои родители знают о том, что мы вместе, родной. Это было просто… напоминание о том, что их мечтания не увенчались успехом, и я всё ещё с тобой.
Маркус всегда довольно ловко играл словами, вот и сейчас он вроде как не проговорил прямого, но точного слово «издевательство», хотя почти все окружающие это поняли. Маркус давно уже выбрался из абьюзивных отношений, так что мог себе позволить немного подразнить своих родителей, отыгрываясь за детские годы.
— Это только предложение, — напомнил Маркус, посматривая на задумчивого и притихшего Мэттью. — Но мне кажется… Прости, если я буду чрезмерно откровенен, но абьюзеры очень хорошо чувствуют чужие слабости. И в вашем случае, если вы напишете какую-то записку, твой отец может воспринять это, как страх перед ним. И воспользоваться этим.
— Но что, если это правда, — очень тихо проговорил Мэттью про страх, даже не поднимая взгляда на Маркуса.
— То ему об этом знать не обязательно, — вновь ободряюще улыбнулся последний. — У тебя остались вещи в родительском доме? Давайте приедем, чтобы их забрать. Вы с Николасом сообщите о вашем статусе и поставите эдакую точку, что тебя больше в этом доме не будет. А для вашего спокойствия мы с Александром попросим свою родню, чтобы и вещи перенесли, и проследили, дабы папаша не натворил чего сгоряча.
Мэттью даже немного улыбнулся на задорное окончание предложения Маркуса. Охрана в виде «итальянской мафии», как сами ДиМарко называли свою родню, действительно звучала внушительно. По крайней мере, отец точно будет в шоке, когда в его богатенький дом ворвутся итальянцы. Но Мэттью всё равно колебался. Конечно, в такой ситуации они с Никки будут в безопасности хотя бы просто из-за присутствия свидетелей, но… хватит ли ему сил, чтобы вот так очень уж громко заявить родителю последние новости. Предложение Маркуса было очень в стиле Маркуса, вот уж действительно «нападение», о котором он говорил в начале. Мэттью поднял взгляд на мужа, пытаясь молчаливо выяснить, что думал тот о таком варианте.

После ответа Никки, Мэттью невольно теснее прижался к нему, хотя, казалось бы, куда ещё ближе. Но вот сейчас пришло это действительно страшное для парня осознание, что они решили действовать. Не оттягивать, как это делал Мэттью всё прошедшее время, а заявиться лично к его отцу и раскрыть все карты.
Внутри всё продолжало сопротивляться подобному решению, но Мэттью старался сдерживаться. Мозгом-то он понимал, что им сейчас руководил страх. И, по-хорошему, нужно было этот страх обуздать и не дать ему управлять собой, но пока получалось плохо. Немного спасала только уверенность мужа, вот и становились объятия крепче.
— Я могу поговорить с тобой наедине? — подал снова голос Маркус, обращаясь к Мэттью, но переводя вопросительный взгляд и на Николаса.
Теперь эти двое были супружеской парой, а потому даже такие простые вещи должны были решать сообща. Того же мнения придерживался и новоявленный Стрикленд, поэтому тоже посмотрел на мужа и, лишь дождавшись его одобрения, поднялся с места. Без объятий Никки тут же стало неуютно, пусть с Маркусом и Алексом Мэттью всегда ощущал себя комфортно. Они были хорошими друзьями, хоть и знали друг друга не так уж и долго.
Маркус вывел паренька на улицу, но специально встал возле окон, чтобы Николас мог их видеть. Простая вежливость и уважение к чужим отношениям.
— Мне просто хотелось тебе сказать, чтобы ты поговорил с мужем и не повторял моих ошибок, — заговорил Маркус, тепло глядя на собеседника. — Выбор за тобой, но… Мне тоже всё время казалось, что все эти проблемы только мои, что Александр не поймёт их. И это очень сильно обижало его. Мы поссорились, тоже очень сильно.
Никому из новых знакомых ДиМарко не рассказывали о том ужасном времени расставания. Да и со старыми друзьями этот период негласно не обсуждался. Но сейчас Маркус буквально видел частичку себя в милом парне напротив. Он был ещё таким юным для Маркуса, и как-то очень хотелось его уберечь от такого безобразия.
— Николас безумно любит тебя, — улыбнулся Маркус. — Он всё поймёт.
— Я рассказывал ему об отце, — немного возразил Мэттью, невольно скрестив руки на груди, словно закрываясь от этого разговора. — Немного. Я просто хочу, чтобы всё это осталось в прошлом.
— Оно и останется, не так скоро, но останется, — кивнул собеседник. — Но Николас должен знать, что с тобой происходит. Что ты чувствуешь. И, я знаю, что это сложно, но повторюсь, не вини себя. Ты можешь ненавидеть отца, потому что то, как он себя вёл с тобой — неправильно. И ты можешь продолжать любить его, потому что это твой отец. Ты не виноват в этих чувствах. Ты не виноват в своём страхе. И уж ты точно ему ничем не обязан за то, что он вырастил тебя.
Мэттью глубоко вздохнул, немного прерывисто, как будто сдерживал слёзы. В целом, пожалуй, так оно и было. Хотелось сказать Маркусу всё, что пришло на ум после его очень точных слов. О том, как Мэттью понимает это, но никак не может остановиться чувствовать себя должным. О том, что это чувство долга иногда заходит так далеко рядом с отцом, что Мэттью даже берёт на себя часть вины за смерть матери. Что ненавидит себя за эту слабость и страх перед отцом, ненавидит бояться его, но…
Всё же Маркус был прав. Все эти слова не предназначались для сторонних, пусть и очень понимающих людей. Всё это должен был услышать только Никки. Любимый муж, который буквально на днях клялся в том, что будет рядом и в горе, и в радости. Мэттью верил ему, верил безоговорочно в его любовь. И, пожалуй, всё это значило, что Никки и правда сможет понять все противоречивые чувства, которые и сам Мэттью не до конца понимал.
— Спасибо, — чуть сдавленно ответил он и немного грустно улыбнулся Маркусу.
Тот ответил ободряющей улыбкой.
— Пойдём, вернём тебя твоему мужу, — немного пошутил он.
Конечно, весь этот разговор тайной не остался. Маркус попросил тет-а-тет, потому что посчитал эти беседы слишком личными. Может, Мэттью не хотел, чтобы другие родственники слышали подобные откровения про его чувства. Может, он решил бы повременить с признаниями Николасу. В общем, Маркус дал собеседнику выбор.
Но в чём Мэттью явно отличался от старшего товарища, так это способностью делиться с любимым человеком всем. Так что и о разговоре с Маркусом Мэттью рассказал мужу сразу же, как они оказались дома. И уже сейчас, наедине друг с другом, Мэттью мог открыто проговорить все те слова, что не сказал Маркусу.
Наверное, всё это стало для Никки очередным откровением, но… Будем честны, несмотря на безусловную любовь, знали они с мужем друг друга довольно мало, чтобы изучить все-все уголки чужой души.

Наверное, из-за всех этих негативных чувств в сторону складывающейся ситуации, Николас не заметил, что его муж более-менее расслабился вовсе не после разговора с Маркусом, а оказавшись в его объятиях. Диалог один на один со старшим товарищем, напротив, заставил Мэттью напрячься сильнее и расстроил больше. Ведь он подсознательно продолжал откладывать необходимость обсудить с Никки ситуацию с родителем. Но Маркус произнёс заветные слова, после которых Мэттью понял, что отложить снова всё это дело не получится.
И это были вовсе не те ободряющие слова об отсутствии вины и понимании Маркуса ситуации с абьюзом. В силу возраста и того, что Мэттью ещё не до конца пережил собственные переживания, он не особенно-то и осознал этой поддержки. Триггером сработали слова о серьёзной ссоре Маркуса с Алексом. Мэттью совершенно не хотел ругаться с собственным мужем. И перспектива поссориться пугала его гораздо сильнее, чем его отец.
Но рядом с Никки так или иначе становилось спокойнее. Хотелось верить, что муж действительно всё поймёт, хотя… Мэттью даже тут терялся, если честно. Потому что с одной стороны, он ощущал вот эту тревожность от предстоящего разговора. А с другой стороны не понимал, что вообще Никки должен понять. Мэттью же даже не мог выразить собственных опасений. Они просто были в душе, не подкреплённые никакими доказательствами.
Так что, когда Мэттью с мужем остался наедине, он сперва только и передал, о чём они говорили с Маркусом. Никки был готов его слушать, но Мэттью так и не знал, что сказать. Он только повторил, что испытывает иррациональный страх. Не за себя, за мужа. Как будто с момента, как они поговорят с отцом, начнёт тикать таймер бомбы, которая взорвётся в любое время.
Мэттью был довольно эмпатичным парнем. Он не осознавал это наверняка, но он подсознательно ощущал раздражение мужа, пусть тот и по-британски умело держал лицо. Но всё же по отдельным фразочкам было понятно, что Никки совершенно не нравится всё происходящее, что он до сих пор испытывает раздражение. И это подсознательное чувство подстёгивало Мэттью быть более словоохотливым.
— Да, я знаю, — проговорил он в ответ на сдержанное напоминание мужа о том, что этот разговор он предлагал завести неоднократно. — Прости, что так вышло. Просто я… да я до сих пор не знаю, что говорить.
Мэттью покачал головой, тщетно пытаясь порыться в собственной душе и подобрать какие-то правильные слова, которых не было. Да и быть не могло. И вот это понимание пришло к нему довольно быстро.
— Легко сказать «расскажи о своих чувствах», когда у тебя всё осталось в прошлом, и тебе за тридцать, и ты точно знаешь уже, что чувствовал в то время! — немного возмутился и Мэттью на Маркуса.
Он понимал, что Маркус просто хотел хоть немного помочь. Так сказать, научить более молодых ребят на чужих ошибках, но это так не работало. Он действительно уже пережил собственную ситуацию, у него было время всё проанализировать и понять, что да, вот тогда нужно было поступить так-то, а это я делал, потому что испытывал то-то. Мэттью всё ещё находился в эпицентре событий, и он ещё не наработал нужной житейской мудрости.
— А я не знаю! — немного отчаянно воскликнул он, поднимая взгляд на Никки. — Потому что это мой отец. И я до сих пор ему благодарен за то, что вырастил меня после смерти мамы. И я до сих пор не хочу говорить о нём плохо. Но в то же время я понимаю, что он нехороший человек. И я понимаю, что бояться собственного отца — это ненормально.
От всех этих противоречивых чувств, да ещё и произнесённых вслух, глаза предательски взмокли. Мэттью очень хотел избавиться от этого бремени, но действительно просто потерялся во всех этих странных эмоциях.
— Я просто… я просто хотел забыть обо всём этом, — продолжил он, невольно поясняя, почему не заговорил раньше. — Я люблю тебя, и я так счастлив с тобой… А каждое напоминание о нём как будто швыряет меня обратно в прошлое. И мне стыдно тебе признаться, каким я был слабым… какой я слабый. Что не могу сказать своему отцу, чтобы держался подальше. Не могу сказать ему правду о нас. И каждый раз, когда ты спрашиваешь — когда мы ему уже сообщим, почему я не хочу ему рассказать… я… я чувствую…
Следом предательски сорвался и голос. Мэттью явно вышел на нужную дорожку, которая помогала ему излагать свои мысли, всё, что лежало на сердце, но этот путь явно причинял боль. Но парень всё же договорил:
— Я чувствую, что я не достоин тебя.
И снова это чёртово противоречие в душе начинало душить Мэттью. Трезвым сознанием взрослого человека, замужнего человека, он понимал, что это глупо. Но на подкорке сознания буквально отцовским голосом отпечатывалось, что он и правда не заслуживает такого мужа, как Никки. Что он проблемный, и Никки вместо того, чтобы просто жить счастливо в браке, вынужден разбираться с этими проблемами, потому что его нелепый супруг самостоятельно даже с родителем поговорить не мог.
И если Николас когда-то задавался вопросом, как такой светлый парень мог вырасти в абьюзивной семье, то сейчас, вероятно, тайна приоткрылась. Мэттью был прекрасным парнем, пока абстрагировался от влияния отца. Но как только дело касалось родителя, в душе Мэттью тут же просыпались два классических чувства жертвы — беспомощности перед своим мучителем и вины, которую его попросту научили перекладывать всегда на себя.