Дворецкий выкладывал информацию лаконично, структурно, как будто за лишнее слово его не менее, чем огрели бы тростью. Пожалуй, в другой ситуации Мэттью бы не удержался от привычных ему дурацких шуточек. Но сейчас мальчишка сидел на диване, подложив под себя ногу (вероятно, к большому недовольству того, кто эти обивки чистит), и выглядел очень задумчивым. Мысленно он пытался структурировать полученную информацию, чтобы придумать наилучший план действий. А лучше не один.
— Мне нравится, что там много прислуги, — наперекор задумчивому виду звонким голосочком заявил воришка. — Люблю, когда никто никого в лицо толком не знает. И ещё больше люблю игры с переодеваниями. Я в этом хорош, правда?
Последнее, пусть и риторическое, уточнение предназначалось, конечно, для Николаса. Ему же и досталась эта ребяческая улыбочка. Ох, как она Николасу не нравилась. Ведь после неё Мэттью с равной вероятностью мог как натворить ерунды, так и сделать что-то полезное, пусть и несколько опасное.
Сейчас, вероятнее всего, Мэттью склонялся к первому варианту. Он много думал, но при таком количестве прислуги и таком расположении комнаты с картиной пробраться среди ночи и выкрасть намеченную цель незамеченным казалось маловероятной затеей. Мэттью придётся достичь чуть ли не центра дома, проходя не только множество комнат, но и целый этаж. А потом выбираться тем же образом, только ещё и с картиной.
Раньше было чуточку проще. Мэттью мог в любой момент вышмыгнуть в окно любой пустой комнаты. Сейчас разворот плеч уже не позволял воровать таким образом. Приходилось пользоваться дверями.
Но что, если Мэттью смешается со множеством других слуг? Если кто и заинтересуется, он мог быть кем угодно. Племянником кого-нибудь, чью фамилию с радостью назвал бы дворецкий Николаса. О, Мэттью уже притворялся племянником для их первого совместного дела, связанного с шулерами.
Когда весь дом готовится к большому приёму, мало кто обратит внимание на новенького. Рук всегда не хватало, даже при таком количестве прислуги. Мэттью мог действительно помогать по хозяйству какое-то время, стараясь не сильно примелькаться. А ближе к приёму, когда всё уже действительно будет поздно отменить, Мэттью ускользнёт от суетящейся прислуги в нужную комнату. Её явно никто не будет сторожить, все будут слишком заняты первыми гостями.
— У комнат для прислуги и чёрного выхода уже никого не будет, — делился своими мыслями Мэттью с покровителем. — Ты сможешь встретить меня там.
Разумеется, картину планировалось украсть без рамы. Это было бы высшим мастерством, но, простите, там было полотно размером с половину Мэттью. Ему и так требовалось время, чтобы вытащить её, и сделать так, чтобы этого никто не услышал. Пожалуй, этого было достаточно для удовлетворения гордости вора.
— Вот бы заменить её на какую-то безвкусицу, — хихикнул Мэттью, по-простому откидываясь на спинку дивана, не обременённый никакими манерами. — Представляешь лица всех этих аристократов, когда им продемонстрируют нечто… не то, что они ожидали.

Разумеется, Мэттью загорелся идеей похищения картины. Он был вором, чёрт подери, и довольно неплохим. В какой-то момент он начал перерастать этап, когда тащил всё подряд, лишь бы заработать хоть немного денег на пропитание и ночлег. Теперь Мэттью было интересно проворачивать дела посложнее и поопаснее, оттачивая навыки. Афера, предложенная Артуром, казалась ему невероятно захватывающей.
Однако Мэттью, наперекор мыслям Николаса, отнюдь не торопился. Он выглядел возбуждённым, много болтал, но лишь потому, что был куда более эмоционально открытым, чем его покровитель. Бросаться с головой в неисследованный омут Мэттью не собирался. Собственная шкура была ему ещё дорога, а в последнее время и подавно. Понимал ведь, негодник, что Николас не бросит его в беде, а подставлять мужчину, к которому питал такие особенные, пусть и не понятые до конца чувства, Мэттью не хотел.
Он лишь набросал план, который первым пришёл в голову. В конце концов, они сидели в этой гостиной и слушали дворецкого как раз за этим — чтобы совместно придумать, как провернуть опасное дельце с минимальными последствиями для них обоих.
Так что Мэттью даже понравился этот строгий взгляд, направленный на него. Надо же, до сих пор получалось немножко нервировать покровителя, который, казалось бы, уже давно не верил в кажущуюся беззаботность мальчишки.
— Это было бы шедеврально, — посмеивался воришка, когда Николас предложил заменить картину на нечто особо вульгарное и пошлое.
Когда дворецкий вышел из гостиной, и они остались наедине, Николас начал говорить более серьёзно, отпуская замечания к предложенному плану. Мэттью легко улыбался, но явно вновь задумался о вероятных последствиях. Точнее, он уже думал об этом, но не столь глубоко. Мало кто, согласитесь, будет рассуждать в стиле «я слишком красив, меня легко запомнят». По крайней мере, Мэттью так явно не думал.
— О, спасибо, — улыбнулся чуть шире на своеобразный комплимент мальчишка. — Но ты прав, есть такой риск.
Он ловко перевернулся, закидывая ноги на подлокотник дивана (хорошо, что дворецкий уже не видел) и используя бёдра Николаса в качестве подушки. После того ночного разговора в ванной Мэттью тоже стал более открыт. Он осторожно, но всё же начал проверять новые границы дозволенного. Если раньше это были только редкие поцелуи и, пожалуй, постель Николаса, то теперь Мэттью пошёл дальше. И, к превеликому удивлению, даже несмотря на всё сказанное, не ощущал никаких барьеров. Николасу определённо нравилась любого рода близость с мальчишкой, его прикосновения по поводу и без.
— Я думал о том, чтобы по-простому пробраться в дом ночью, но даже если это получится, это будет совсем не то. Кто-то наверняка проверит картину перед её демонстрацией и с утра, и прямо перед приёмом, так что успеют отменить всё, — протянул Мэттью, посматривая на Николаса снизу вверх.
Воришка уже притворялся прислугой, но не на такой срок. Просто заходил в дом, брал, что хотел и выходил. Никто не успевал присмотреться к его лицу. Тут же придётся какое-то время провести вместе с прислугой. И Николас был прав — хозяева не обратят внимания, а вот прислуга очень даже запомнит новенького. Каким бы ни было его лицо.
Ходить, опустив очи долу, было ещё глупее. Так на него тут же обратят внимание. А как отвлечь его от себя Мэттью никак не мог сообразить. Было бы неплохо иметь что-то отвлекающее. Вроде шрама через глаз, к примеру. Тогда люди невольно будут смотреть именно на этот шрам, а остальные черты затрутся в памяти, как несущественные. Все как один будут твердить, что это был парень с заметным шрамом. Но как его изобразить так, чтобы Мэттью потом мог от него избавиться, воришка не знал. Он был простым уличным мальчишкой, далёким от таких тонкостей обмана.

Мэттью предположил, что логичнее было бы появиться в доме не слишком позднее того, как начнутся все приготовления к вечернему приёму. Было бы странно обнаружить незнакомого человека прямо перед главным событием. А так он мог бы примелькаться и своей помощью по дому уже не вызывать подозрения. Но, разумеется, и это своё решение Мэттью согласовывал с Николасом. Тот был полностью прав, когда полагал, что подобного масштабного опыта у уличного воришки ещё не было. Так что мнение Николаса было немало ценно.
Потом покровитель, задумавшись, и вовсе предположил, что они действительно могли изменить каким-то образом внешность Мэттью так, чтобы никто не мог нормально описать его лица, когда всё вскроется. Воришка, чьи мысли витали вокруг подобного же, тут же заинтересовался этой фразой. Пришлось, правда, немного потеребить Николаса, вновь погрузившегося в размышления и замолчавшего.
— Давай, — охотно отозвался Мэттью, когда его-таки посвятили в детали сей аферы. — Было бы очень удачно.
Сам он не представлял особенно, как работает грим и как можно было сделать то, о чём предполагал Николас. Театральные постановки Мэттью если и видел, то крайне дешёвые, где актёры были размалёваны так, что это далеко не походило на настоящие лица. Но Николасу воришка верил, да и, к тому же, тот сразу заявлял, что они поедут только узнать, реально ли воплотить их задумку в жизнь или нет.
Сбегать за кэбом Мэттью тоже быстро согласился. Сперва только, поднимаясь с уютного местечка, прикоснулся к Николасу очередным поцелуем. Было что-то в этом особенно завораживающее для Мэттью, только открывавшего этот мир полноценных отношений. Что, оказывается, для подобных прикосновений не нужен был даже никакой повод!
На людях, правда, всё равно приходилось держаться отстранённо. Но это Мэттью не смущало, к этому он привык. Хотя, конечно, если бы пришлось выбирать, мальчишке определённо нравилось в миллион раз больше оставаться с Николасом наедине.
Через какое-то время оба оказались в театре. И Мэттью был слегка удивлён (хотя больше это пробудило в нём любопытства), что к, казалось бы, обычному театральному костюмеру нельзя было зайти просто так. Об их визите предупредили какие-то крайне странные на вид парни, и только после разрешения загадочного костюмера они с Николасом смогли войти в некое помещение, где расположился Он.
Николас, рассказывая немного об этом знакомом, как-то упустил момент, что у неподготовленного человека, такого как Мэттью, могли глаза на лоб полезть, не зная, как этот костюмер выглядит. И воришка действительно не смог контролировать своего небывалого удивления, да и взгляда теперь отвести не мог. Как-то не каждый день он видел азиатской внешности парня, одетого слишком броско, да ещё и с настоящим женским макияжем.
Мэттью видел парней-проституток, которые переодевались женщинами для пошлых утех, но этот костюмер не надевал женское платье. И этот диссонанс резал глаза.
— Ты уже соскучился по мне? — чуть улыбнулся парень, отворачиваясь от зеркала, чтобы посмотреть на вошедших. — Ещё и с новыми лицами. Кто этот милашка?
Говорил азиат тоже странновато. Вроде бы и несколько манерно, но не жеманно, как делали те же проститутки в попытках походить на женщину. Мэттью всё ещё пребывал в шоке. Ещё и от того, что оказалось, что такой как Николас, мог знаться с… таким вот.

Пожалуй, Маркус и впрямь был странненьким для многих, кто имел неосторожность с ним сталкиваться, но одному можно было позавидовать. Мужчина явно жил на полную катушку — как хотел и сам устанавливал свои правила.
Конечно, так было не всегда, и Николас отлично помнил то время, когда они, можно сказать, совсем юные, только набирались влияния. Тогда Маркус ещё и не выглядел настолько вызывающе, не мог себе этого позволить. Да и с тем же Николасом договорённости строились практически на удаче, что бандит найдёт себе местечко поинтереснее, чем крохотная тогда ещё опиумная курильня на отшибе района.
С тех пор минуло немало лет, и территории обоих разрослись. Как и влияние. Николаса прекрасно знали в своих кругах, Маркуса — в своих. Интересы их никак особенно не пересекались, так что старая договорённость осталась в силе. Даже, пожалуй, начала приносить некую пользу. Маркусу было как-то спокойнее, что одну из незримых границ его владений подпирала территория, покрываемая Николасом. Старым другом, так сказать.
Маркус же, в свою очередь, как уже было сказано, был не против поделиться с Николасом добытой информацией. В курильнях, с веществом, напрочь развязывающим языки, витало ну очень много всякого интересного. Нужно было только слушать.
С лёгкой полуулыбкой Маркус слушал Николаса, попутно бросив заинтересованный взгляд на мальчишку рядом. Тот всё ещё смотрел так, что мужчине казалось у того вот-вот даже рот приоткроется в изумлении. Но Маркус привык к такой реакции, и она уже не вызывала никаких особенных эмоций. Может только лёгкую усмешку.
— Будь более конкретным, конфетка, — как будто с лёгкой укоризной проговорил Маркус после действительно интересного предложения. — Знают ли Мэттью те, кто будет на него смотреть? Как близко и как долго они будут находиться рядом?
Детали какого-то дела, в которое явно хотел ввязаться Николас, Маркуса не интересовали. Возможно, он услышит об этом позднее сам. Сейчас костюмера интересовали более практичные вопросы. Ведь была огромная разница, изменить миленькое личико мальчишки для сторонних людей или для тех, кто его знал уже много лет, и будет сидеть и выпивать с ним за одним столом. Маркус, конечно, был высокого мнения о своём мастерстве, но всё же не считал себя каким-то волшебником.
После ответа Маркус легко поднялся на ноги, подходя к Мэттью и беззастенчиво приподнимая его подбородок костяшкой указательного пальца. Мальчишка заметно напрягся. То ли настолько не доверял незнакомцам, то ли настолько не любил чужих прикосновений. В последнем они с Николасом, конечно, очень сходились. Тот тоже прятался во всю свою одежду, как в кокон, оставляя открытым лишь лицо. И кто ещё был странненьким.
— Это будет непросто, — задумчиво проговорил Маркус, рассматривая лицо воришки, невзирая на это напряжение. — Ты такой очаровательный, Мэттью. Такие глаза…
Мэттью мог бы разозлиться от такого поведения, но он не ощущал, будто Маркус рассматривал его, как вещь. Казалось, этот странный китаец действительно был восхищён, но в каком-то профессиональном смысле. В том плане, что его цепкий взгляд порой любовался увиденным, но не так, как Николас. С такого расстояния Мэттью отлично видел разницу.
— Проще всего, конечно, сделать из тебя прелестную девчушку, — наконец, отступил Маркус, поднимая со столика мундштук и пока задумчиво прокручивая его в пальцах. — Не рассматриваете такой вариант?
— Не-а, ни за что, — впервые проговорил хоть слово Мэттью, но предложение очень уж шокировало его, так что промолчать он не смог. Пожалуй, его даже «конфетка» в адрес Николаса не так поразила, как этот вопрос.
Эта бурная реакция изрядно повеселила Маркуса. Как было понятно по его внешности, сам он был довольно свободных нравов, так что его смешили подобные рамки, которыми люди самостоятельно ограничивали себя.
— Почему нет? — с улыбкой отозвался Маркус. — У меня есть шикарные платья, ты мог бы даже посетить светский приём со своим кавалером, и никто не заподозрил бы подвоха.
— Никаких платьев, никаких корсетов, никакой косметики, — отрубил Мэттью, которому что-то не очень хотелось веселиться.
Воришка даже подумывал о том, как вообще Николас мог общаться с таким типом, и более того, привести его, Мэттью, сюда за помощью в их серьёзном деле! Он не знал ни про курильни, ни про жестокую китайскую конкуренцию, да и опасности от этого смешного человечка не чувствовал. Так что для Мэттью сейчас Маркус был не более, чем очень и очень странным педиком.
— Ты такой серьёзный, детка, — улыбнулся шире Маркус. — И когда тебя успел испортить этот ворчун?

На самом деле, замаскировать широкий разворот явно мужских плеч было не слишком сложно для костюмера. Походка сама собой станет семенящей, когда половину тела сожмёт жёсткий корсет. Парень, конечно, быстро грохнется в обморок с непривычки, но, извините, Николас не дал Маркусу особо ничего, даже сроков. Естественно, творческое сознание разыгралось не на шутку. А нарисовать при таких изящных чертах лица нечто женственное действительно было проще простого.
Впрочем, Маркус и первое «нет» понял прекрасно. Просто немного посмеивался над пришедшими к нему аферистами.
— Какие вы скучные, — показательно закатил глаза Маркус на предложение сделать кого-то вроде ланкаширца.
— Нам просто нужен незаметный грим, а не… извращения, — проговорил Мэттью, тихо вздыхая от мысли о том, что этот странный китаец их вообще не так понял.
— Ты мне нравишься, — неожиданно улыбнулся Маркус, отвечая как будто невпопад. — Задержись здесь ненадолго после, подскажу парочку извращений, которые абсолютно точно понравятся Николасу.
Основным отличием Маркуса и его «старого друга» Николаса была даже не расовая принадлежность. Не манера одеваться и не этот странный для мужчины макияж. Просто Николас привык думать молча. Он сосредотачивался на цели, уходил как будто в себя и размышлял над каждой деталью. Маркусу никогда этого было не понять. Творческое сознание продолжало работать в любом случае, так отчего бы не скрасить это ожидание общением?
Так что, да, Маркус продолжал болтать, заставляя Николаса хмуриться чуть сильнее, а Мэттью… О, это было забавно, как мальчишка ярко отреагировал на предложение костюмера. Распахнул от шока большие глаза ещё сильнее и даже, если освещение комнаты не перевирало черты лица, сильно смутился.
Маркус уже было хотел сказать, что он вполне серьёзен со своим предложением, как Николас снова прервал всё веселье. Ну что за хмурое создание. А ведь мог бы и разнообразить свою скучно-английскую половую жизнь.
— Да хоть китайца из твоего милашки сделаю, дай подумать, — всплеснул руками Маркус в лёгком возмущении.
Как будто они с Николасом не знали друг друга столько лет, честное слово! Ладно этот милый мальчик рядом с ним пребывал в перманентном шоке, но Николас-то знал Маркуса, как облупленного, и должен был понимать, что он не отвлекался на ерунду, а давал своему творческому потенциалу заработать на полную.
Но Николас решил зайти ещё дальше и произнёс одно лишь имя, отчего лицо Маркуса буквально перекосило. Даже Мэттью забыл о том, что смущался, заинтересовавшись, что же это за Родни такой, вызывавший у костюмера столько эмоций.
— Не смей! — как будто бы даже обиженно воскликнул Маркус. — Не смей даже имени этой бездарности произносить при мне. Какую конкуренцию? Он только и делает, что ворует мои гениальные идеи!
Это было даже забавно. Уж Николас знал, как мог безжалостно расправляться с конкурентами Маркус. Только вот Родни был не конкурентом, да и вообще мелкой сошкой. Он не лез в дела денежные, а занимался тем же, чем и Маркус для души — гримом и костюмами. И если китайцу, пытающемуся попрать авторитет среди тех же курилен, можно было и горлышко перерезать, но тут… Ну, честное слово, убивать какого-то другого костюмера обиды ради — это был слишком детский поступок.
Так что Родни продолжал жить, здравствовать и подбешивать Маркуса. А последний, между прочим, не затем жаловался Николасу, чтобы тот теперь использовал эту информацию против старого друга!
— Сколько у вас есть времени? — наконец, спросил Маркус. — Мне надо пробовать.