Уинфреду с ведьмами общаться не доводилось, даже сейчас по долгу службы. Да и ранениями, благо, Джеймс не обзавёлся за время знакомства с нечистью. Так что все эти кровавые примочки для него и впрямь выглядели диковато. Пусть мысленно он и пытался себя уверять в их эффективности.
— Я видел, — поддержал разговор Уинфред. — Когда Роберта зацепило шальной. Этот наш джинн, Маркус, дал ему вампирской крови. Правда, Роберту пришлось её вообще глотать. Как не вырвало только…
Апрель был настолько загружен, что не всегда удавалось даже на пять минут пообщаться. Так что эту историю если Майки и слышал, то не от партнёра. Вот последний и поделился впечатлениями сейчас, когда вспомнил. Они с ребятами, как толпа восхищённых мальчишек, окружили Роберта и заглядывали ему под повязку. Интересно же. Огнестрельное ранение буквально затягивалось на глазах, как волшебство какое-то.
Вот и сейчас происходило нечто подобное. Сперва, правда, пришлось посмотреть на менее приятное зрелище, как Майки мажет себе лицо кровью. Тут уж не обошлось без шуточек про маньяков. Ну а кто ещё так же хладнокровно будет чужую кровь по себе размазывать? Но эффект был (ха-ха) на лицо. Опухлость постепенно проходила, видимо, болезненность тоже. Про цвет кожи пока оба сказать не могли, он был определённо эдаким в бурых потёках от застывающей крови, но, вероятно, под этой коркой всё приходило в норму.
Параллельно, пока лицезрели этот необычный для человека эффект, разговаривали, конечно. И снова Уинфред повторил, что Майки ни капли не виноват в том, что Рон оказался таким уродом. Ну откуда он мог это знать? Да и рассказывать новому партнёру о причудах старого… Давайте честно, так никто не делает.
Но всё же Уинфред мысленно немного порадовался тому, что наткнулся на то странное дело, согласился пойти в ФАС и встретил Майки. Конечно, он и без того был счастлив любить своего партнёра и быть любимым им. Но мысль о том, что не случись этого, Майки здраво мог вляпаться в о-очень нехорошие отношения, заставляла передёргиваться. Уинфред слышал немало подобных трагичных историй. И нет, жертвам не помогал ни пол, ни интеллект, ничего.
— Не, — честно ответил Уинфред на заботливый вопрос о том, ничего ли у него не болит. Уже и правда не болело. — Что, предлагаешь выпить остатки на брудершафт, дабы поддержать иммунитет?
Конечно, это была шутка. Честно, даже зная о том, что это пошло бы на пользу, Уинфред совсем не горел желанием глотать чью-либо кровь. Мерзковато это. Им с Майки точно не стать вампирами, похоже.
Когда Майки, наконец, умылся, на лице не осталось ни единого следа от происшествия. Уинфред даже не скрывал своего удивления, рассматривая это чудо. Ну правда же удивительно! И где, действительно, был весь этот странный мир, когда так нужен был.
Потом пришлось распрощаться. Майки нужно было заниматься вскрытиями, и Уинфред не стал ему в этом мешать. Поехал домой, забирать Фрэнки из школы к радости последнего. Но пообещал приехать и за Майклом к концу рабочего дня. Сейчас как-то особенно не хотелось оставлять своего доктора одного.
На следующий же день Джеймс с той же невозмутимостью поехал с Майки на работу. Ну он-то работать не будет, как того хотел Лассен. Так, проводит партнёра, убедится, что всё в порядке. Может, посидит с ним немного. Но заниматься делами-то не будет, даже наверх не поднимется в своё отделение, ну.

На самом деле Уинфред не оставался таким уж непробиваемым. Он то и дело несдержанно пропускал улыбку, когда все эти уговоры Майки становились особо забавными. А по дороге на работу он и вовсе пропустил шуточку, что вообще-то Майки сам себе нашёл другого абьюзера, так что вот пусть теперь и терпит, и не жалуется. Уинфред будет заботиться о нём, хочет он того или нет. Вот такой вот абьюз.
Но, в целом, ничего эдакого в своём поведении Уинфред не видел. Он хотел провести время с партнёром, а машину у него забрал. Ну что же он, заставит парня ловить такси, чтобы поехать даже не к себе домой? Или с утра. Уинфреду всё равно нужно было вставать с утра пораньше, чтобы закинуть Фрэнки в школу. И в дальнейшем выборе между поехать домой и спать в одиночестве или провести ещё несколько часов рядом с партнёром… выбора как такового и не было. Конечно, второй вариант.
Тем более, что первая половина дня у Майки была довольно свободной. Со вскрытиями он вчера успел, так что Джеймс не сильно его будет отвлекать.
Оказалось и того проще. В отделение завалилась небезызвестная троица, и Майки пояснил, что Маркус обещал ему показать на сыне работу пятикамерного сердца. Уинфред, и правда, хотел отойти, дабы не мешать. Несмотря на то, что он встречался с врачом, от медицины Джеймс оставался очень далёк. По крайней мере, даже самые последние версии УЗИ-аппаратов показывали на экране, по мнению Уинфреда, просто какие-то помехи. И как в этих абстракциях можно что-то увидеть?
Однако на предложение Майки объяснить ему всё происходящее Джеймс согласился. Ему нравилось слушать своего умненького доктора.
Потом разговор переключился на поиск новых сотрудников в отдел одного-единственного Майки. И Джеймс невольно улыбнулся под нос, вспомнив, как они обсуждали всех этих кандидатов и какие требования по уровню уродливости выставляли.
— Если хочешь, я могу тебе помогать, — неожиданно подал голос Мэттью, явно смущённо укладывающийся на определённое для него место.
Чертёнку, и впрямь, было нечем заняться, пока «его деды» решали проблемы ФАС. Тут уж опыт двадцатичетырёхлетнего парнишки, пусть и довольно смышлёного, никак не мог пригодиться. А оставаться в огромном доме, снятом под нужды вампиров, в одиночестве он не хотел. Если Мэттью мог помочь чем-то Майклу, пока Николас и Маркус занимаются своими делами с Эриком, он был бы только рад.
Ему было явно неловко от такого внимания. Ещё и свитер пришлось снять, а лежать с голым торсом где-то вне дома Мэттью как-то не привык. Но рядом был Николас, и чертёнок постоянно отвлекался на него. Переглядывался и улыбался. Уинфред, наблюдавший за всеми этими подготовками, успел даже подумать о том, какая ж эта парочка невыносимо милая. И это он ещё на них с Майки думал, что они сейчас в периоде, когда постоянно хочется быть вместе.
— Зайчик, постарайся, пожалуйста, не хихикать, — улыбнулся Маркус, рассеянно погладив сына по руке. — Всё изображение дёргается.
Для джинна, действительно, все эти человеческие изобретения вроде УЗИ были новыми и восхитительными. Раньше, чтобы заглянуть внутрь существа и понять, как его тело функционирует, Маркусу приходилось… ну, открывать это существо и заглядывать внутрь в прямом смысле. И стараться, чтобы испытуемый не помер ненароком.
В общем, когда чуть больше ста лет назад один из джиннов в компании одарённого человека с фамилией Рёнтген совершили некоторый переворот в медицинской истории, Маркус пришёл в восторг. И до сих пор в нём пребывал, так как люди ну очень лихо за какое-то столетие понапридумывали и УЗИ, и МРТ, и КТ и иже с ними.
В кабинете судмедэксперта при ФАС, конечно, ничего подобного не было. Как не было и, например, кардиографа — оно ему было не нужно. Но вот УЗИ нашлось, и теперь Майки лицезрел на экране монитора удивительную для человека картину.
— Видишь? Вот тут, — чуть направлял Маркус Майки, но тот и сам быстро обнаружил отличие в строении сердца от человеческого, да и всех остальных. — Клапан открыт постоянно, и камера сокращается одновременно с прилегающей. Поэтому обычным стетоскопом никогда не услышишь разницы. Кардиограмма даст небольшие отличия…
Было забавно, как все столпились вокруг монитора, чтобы увидеть то, что видели Маркус и Майки. Первый, как уже было известно, как раз специализировался на всяких медицинских открытиях, биологии, эволюции. А потому Майки, да и, в целом, молодая профессия судмедэксперта оказались так близки джинну.
Даже сам Мэттью старался заглянуть в монитор, чтобы увидеть. Он только на словах знал, что у него там что-то есть особенное! Но слова — это же не картинка. А папа, между прочим, мог бы и иллюзией показать, ну.
— А ты слышишь разницу? — поинтересовался чертёнок у своего партнёра, заинтересовавшись последними словами Маркуса.
— Когда они исчезают, этот клапан закрывается, а сама камера сокращается, создавая некоторое давление, — параллельно показывал Маркус. — Можешь поставить на запись, потом замедлить её и рассмотреть.

Наверное, самым главным плюсом Уинфреда была даже не сама его заботливость. А то, что эти проявления заботы были не показательными. Ведь часто такое бывает, когда человек влюблён, он играет в лучшую версию себя. И, конечно, оказывает вот такое внимание, но не просто так. А с целью, как минимум, понравиться сильнее. Мол, посмотри, как я о тебе беспокоюсь, это потому что ты мне не безразличен.
У Джеймса таких мыслей попросту не возникало. Он не задумывался о том, как бы угодить Майки. Просто любил своего партнёра и по-своему заботился о нём. Потому что мог. Да, иногда, пожалуй, был немного навязчив в этом, но только потому, что к заботливости примешивалась другая черта Уинфреда — упрямство. Её он тоже не скрывал, Майки прекрасно знал об этом свойстве переть вперёд аки бульдозер, видя цель, не видя препятствий. Но, кажется, Майки очень даже нравилась и эта специфичная черта.
В свою очередь Уинфреду очень нравилась увлечённость партнёра. Тот, и правда, горел тем, что делал. Даже чёртов апрель не заставил Майки передумать и усомниться в выборе как профессии, так и места работы. Так что, да, Джеймс готов был часами слушать все эти рассказы о человеческом и нечеловеческом теле, их физиологии и патологиях.
Майкл действительно умел хорошо объяснять так, что даже далёкий от медицины человек, понимал хотя бы основу или большую часть. Так что Уинфреду не приходилось изображать интерес. Он и правда проникался всем этим. Хотя, что забавно, начались все эти мини-лекции с Фрэнки. Тот очень уж лихо наседал на Майки, выпрашивая у него новые и новые интересные факты, случаи и прочие штуки. Уинфред сперва выступал в качестве стороннего слушателя, а потом вот, сам втянулся, стоял вот и смотрел на работу чертячьего сердца.
— Моя новая религия запрещает мне делать кофе, — тем временем миленько улыбнулся тот самый подопытный чёртик и добавил уже серьёзно: — Без проблем.
Мэттью, хоть и был существом добрейшим, но явно не неженкой. Трупы его не смущали. Да и не могли смущать, не после (да-да) чёртова апреля, когда он буквально наблюдал полночи за тем, как эти трупы делались. Ну и ещё полмесяца то и дело находился рядом с разными телами то и дело новых существ.
И эти мысли хотя бы помогали немного отвлечься от несносного смущения, а то от слов некоторых невыносимых вампиров у Мэттью уже почти уши загорелись. Так что до того, как папа на него немного шикнул, чертёнок успел изловчиться и ущипнуть Николаса. Чтобы ему неповадно было так издеваться над ним прилюдно.
Потом Николас принялся рассуждать вслух о сердцебиениях, хотя вопрос его партнёра был довольно-таки конкретным. Уинфреда это позабавило, он усмехнулся тихо под нос. Конечно, чертёнок смотрел на этого пафосного британца с восхищением, но те, кто не был так сильно влюблён в острозубого, чётко понимали — понтовался же. Джеймса даже не оскорбило это «очень лёгкие» по отношению к людям. Ну да, ну да. Вижу, вы очень сложные. Тут и способностей не требовалось, чтобы понять, кто влюблён до розовых соплей.
Мэттью же снова похихикал, когда Майки признал, что ему нравится увиденное. Даже прошептал одними губами партнёру «слышал? Я крутой». Ну, чтобы папа снова не ворчал, что у него там изображение дёргается.
Но папа чёртика в это время несколько виновато улыбался Майклу. Ну не привык ещё джинн, возрастом старше Христа, что за последнее столетие технологический прогресс шагнул слишком далеко. Он ещё даже не успел привыкнуть к тому чёрно-белому, убогому УЗИ, где можно было делать только пару стоп-кадров. А тут уже вон, сразу можно было запись включать и не на ограниченное количество времени!
Мэттью получил новые указания и покорно исчез. Думал, что испытает некоторое облегчение, но нет. Всё оказалось не так уж и смутительно. Все смотрели на экран, а не на чёртика, так что… всё было терпимо.
Спустя примерно две секунды чертёнок появился снова, и снова исчез, и снова появился. Пока не начал хихикать уже от этого, представив, как это выглядело со стороны. Ну и поймав улыбочку своего вампира. Тот до сих пор подмечал, как мигал его партнёр, пока чихал, и всегда смеялся над этим, негодник.
Тут, к слову, Уинфред перестал смотреть на экран. То, что пропадало и появлялось какое-то всё ещё слабо понятное изображение, это ещё нормально. А вот то, что на столе исчезал и появлялся целый парень — к этому Джеймс ещё как-то не привык. Выглядело ну очень странно. Как будто спишь или фильм смотришь в 5D каком-нибудь.
Потом Уинфред поймал себя на том, что слишком уж надолго задержал взгляд на бедном парне, когда все уже снова уткнулись в монитор, ожидая, когда Майкл прокрутит полученное видео и замедлит его покадрово. Впрочем, сам пацан тоже уже бодро вытирался от геля и смотрел, что же там эти увлечённые натуры наснимали в его исчезновениях.
Видео, каким бы новомодным ни был УЗИ-аппарат, получилось нечётким между исчезновениями. Всё же Майки не мог держать датчик совершенно неподвижно, поэтому он не всегда попадал в ту же точку на месте появившегося чертёнка. Не с тем же нажимом и всё такое прочее. Однако момент исчезновения заснять удалось. Уинфред даже разглядел на этих «дёргающихся штучках», как одна в какой-то момент захлопнулась, а стенки самой камеры продолжили сжиматься (хотя, как Майки объяснял, обычно было наоборот — камера сжимается, кровь выходит, клапан открыт, это было даже логично).
— Божечки-кошечки, я сам до сих пор в восторге с этого, — улыбнулся Маркус, просматривая вместе с Майки снова и снова. — Энергия чертей слаба сама по себе, поэтому у них нет регенерации и других модных приспособлений. Но эволюция распорядилась так, что у них появилась физиологическая возможность выживать. Они прикладывают давление, создаваемое собственным же телом, к крови, к энергии в этой крови, заставляя её работать. Это невероятно!

Люди называли это явление «душой», нечисть — «энергией», но суть оставалась единой. Существовал некий набор энергетически заряженных атомов, который был почти неизменным. Эдакое ДНК, только в ещё меньшем формате. Это сочетание атомов, что легко объяснялось физикой, могло притягивать к себе другие, так сказать, нейтральные молекулы. А могло избавляться от них, когда связи ослабевали по разным причинам.
Когда существо умирало, эта душа покидала тело, и смерть «избавляла» душу от нейтральных молекул. Когда существо зарождалось, в нём зарождалась и душа, которая, напротив, притягивала к себе часть родительской энергии и нейтральные молекулы извне. Родительская нечистая энергия укрепляла все эти молекулярные связи, позволяя новой душе, их ребёнку, как будто бы притянуть к себе больше энергии. Рождался нечистый ребёнок. Людская энергия была маловесна, а потому не обладала такой способностью.
Во всём мире существовал некоторый баланс этой энергии. Поэтому, как уже было давно доказано джиннами, те же самые войны, напротив, увеличивали рождаемость. Высвободившаяся энергия искала новое пристанище, ведь не могла блуждать бесцельно по белому свету. Смерть того же джинна вызвала мощный всплеск энергии, который даже простые люди видели невооружённым глазом. Эта нейтральная энергия тут же принялась прикрепляться к «сильным душам», которые притягивали её, как магнит. Так что джинны не безосновательно ждали к началу следующего года мощной волны рождаемости среди нечисти.
Но, конечно, случались и исключения относительно бесцельно блуждающей энергии. Тот самый изначальный энергетический набор хранил в себе невообразимое количество информации. Ведь каждый такой набор существовал со времён зарождения первой жизни, как не безосновательно полагали джинны. Переходя от существа к существу, эта душа хранила в себе все следы от всех прожитых жизней.
Именно этому явлению обязаны местами правдивые истории, когда существо заявляло, что помнит предыдущую жизнь. Обычно, это были дети, и не напрасно — энергия ещё только осваивалась в растущем организме, происходили некоторые сбои, и вместо того, чтобы продолжать записывать новую информацию, душа начинала работать на её передачу. Существо начинало видеть то, что было с его душой в другом теле. Со временем энергия крепла и как будто запечатывала в себе все эти воспоминания.
К слову, джинны до сих пор бились над этой задачей: если говорить грубо, то им хотелось поймать эту душу, чтобы заставить её раскрыться. Получить эти тонны информации от начала времён, чтобы понять… да всё, честно говоря. Понимание, когда и как зародились все эти связи, буквально раскрыло бы тайну жизни. Люди немало способствовали прогрессу в этом направлении. Тот же самый Хокинг активно работал с джиннами и совершил невероятный прорыв, как в «открытой» деятельности, так и в тайной, о которой знали только джинны.
Так вот, возвращаясь к блужданию энергии, иногда эмоциональные страдания и переживания человека или нечисти были настолько сильны, что при смерти, выходя из тела погибшего, энергия не рассеивалась, спеша к новому зарождению. Эти предсмертные переживания, как нейронные связи удерживали энергию рядом с душой, сохраняя память и воспоминания, как будто у души было тело. Так появлялись призраки.
В общем, вся эта тема с энергией действительно была больше в области физики, чем биологии, хотя частично объясняла многие моменты эволюции существ. А также затрагивала нюансы относительно полукровок и обращённых нечистых. Но для судмедэксперта, пожалуй, эти знания были разве что мельком интересны, а практической ценности не несли никакой. Так что Маркус, хоть и был глубоко в теме, особенно не затрагивал всего этого.
— Черти оставались долгое время неизученными как раз из-за их способности исчезать, — развёл руками джинн. — Когда они умирают, этот клапан захлопывается в некоторой агонии, так что останков для изучения они тоже не оставляют. Так что всё это относительно ново и для меня, знаешь ли. Удивительные создания…
При сыне Маркус, разумеется, умолчал, что некоторые исследования джинны всё равно проводили. На добровольцах или смертниках, однако некоторые из них были очень жестокими. Когда появился наркоз прогресс в познании чёртиков прыгнул вперёд, но до этого… Да, джинны знали о том, как действует ладан ещё до изобретения действенного обезболивания. О том, как молекулы ладана, попадают с дыханием в кровь и, распространяясь по организму, связываются с энергетическими молекулами, заглушая их.
Способность отключается. Маркус видел, как судорожно дёргается эта пятая камера в бесполезных попытках спасти хозяина, перенеся его в иное пространство. Но, пожалуй, юному Мэттью не стоило знать и толики тех зверств, к которым приходилось прибегать за неимением иной возможности. Гуманность появилась гораздо позднее.
Потом вся шайка-лейка постепенно разбрелась. Мэттью вежливо спросил, не нужна ли его помощь уже сегодня — ему явно не требовалось никакое «официальное трудоустройство». Вряд ли он вообще считал это какой-то работой. Скорее — способом убить время в ожидании, когда его милый вампирчик освободится.
— Пиздец, — искренне выдохнул Уинфред, когда они с Майки остались одни. — Интересно, когда приходит смирение с тем, что они выглядят как люди, ведут себя как люди, а потом то исчезают, то регенерируют, то винтовки из воздуха достают.

Мозг, и правда, взрывался, как верно подметил Майки. Уинфред буквально чувствовал каждый раз это сопротивление собственной психики, которая не хотела верить в то, о чём он не знал долгие тридцать с лишним лет. Ну не могут обычные с виду парнишки брать и исчезать в воздухе. Ещё и хихикать при этом.
И, да, Майки немало помогало то, что он разбирался в биологических, читай — медицинских основах всех этих способностей. Он их понимал в полной мере, что помогало ему разложить в голове всё по полочкам, и вот это уже не казалось таким уж необыкновенным. То есть для Майки всё, произнесённое джинном, звучало логично. А, ну, теперь всё ясно.
Для Уинфреда же… Нет, ни черта (ха-ха) не ясно! У парня просто какая-то генетическая аномалия, родился с не таким, как у всех, сердцем, почему он, блин, исчезает в воздухе? Другие с патологиями сердца вот не исчезали, а умирали. Что, блин, происходит?
Правда, помогал присущий человеку стадный инстинкт. В кабинете помимо испытуемого и Уинфреда было ещё три существа, и все трое преспокойно смотрели на экран, и на чёртика, да и вообще никто и бровью не повёл, когда парнишка исчезал. А когда все окружающие воспринимают нечто странное спокойно, мозг невольно задумывается — а точно ли оно вообще странное? Никто не удивлён кроме тебя. Значит, это норма.
Ну и, конечно, немало помогал Майки с его объятиями и поцелуями. Тут уж не до исчезающих ребят. Мозг Уинфреда очень быстренько заменил это воспоминание наслаждением от текущего момента. Вот так вот он и работал всё время.
Поговорив ещё немного Уинфред всё же уехал. И чтобы не мешать, и чтобы не вызывать желание у Лассена прогнать его ссаными тряпками (в здании ФАС вряд ли надолго станет секретом, что кто-то ни черта не наслаждался своим отгулом). Да и Фрэнки нужно было забрать из школы. Джеймс пообещал младшему Джеймсу, что проведёт с ним добрую половину дня, чему сын был, конечно же, очень рад.
Вечером Уинфред всё же заехал за Майки. Он заранее выяснил, как они проводят время вечером — вместе или по отдельности. Майки не пожелал оставаться в одиночестве, так что его партнёр тут же проявил настойчивость в желании его подвести. Ну, опять же, что такого? Они могли бы заехать куда-то, чтобы вместе поужинать после работы. А потом доехать до квартиры Майкла по всем уже понятным причинам. Джеймс уже посмеивался разок, что они поистине превратили жильё Майки в место для секса.
Вскоре наступила и пятница, когда Джеймсу можно было уже официально возвращаться на работу. В целом, он не переживал. Да, с февраля он несколько сдружился с ребятами из команды Рона, но это же не значило, что он не сдружится и с новым составом. В целом, Уинфреду было плевать на переназначение. Работа и работа. В апреле они вообще работали в «сборной солянке» с парнями из разных отделов, и ничего. Сблизились ещё сильнее, чем при рядовой, каждодневной работе в офисе ФАС.
— Так тут же камеры везде, — улыбнулся Уинфред на замечание партнёра о шинах. — Но мог и обоссать, конечно.
Посмеиваясь, он притянул на миг Майки к себе поближе, прикасаясь лёгким поцелуем к его виску. И даже вид крайне недовольного Рона у входа не заставил Уинфреда начать нервничать или выпустить Майки из полуобъятий. Наоборот, что-то дурное внутри то и дело подначивало Джеймса как-то совсем показательно повести себя, чтобы Рон уверился — ему тут точно уже ничего не светит. На Майки вон и следа не осталось от той его вспышки дурости.
Так что Уинфред просто прошёл с Майки мимо. Вне стен ФАС он даже не был обязан как-то здороваться с руководителем — уже почти бывшим. Не в армии. Вот, когда они пропикали свои пропуска на входе, привычно подхватывая все металлические предметы после рамки, Уинфред нехотя отлип от Майки. Теперь они точно были на работе.

Широко улыбнувшись от такого миленького поцелуя, Уинфред тоже сказал своё «до встречи» и пошёл в другую сторону, к лестницам на второй этаж. Ну вот какое назначение может ему испортить настроение при таком партнёре? Нет, Уинфред даже не скрывал того, что был влюблённым дурачком. Так сильно его жмыхнуло, как говорится. Зато был очень даже счастливым влюблённым дурачком в отличие от некоторых. Например, тех, кто сверлил теперь злобным взглядом затылок Джеймса.
На миг, правда, Уинфреда кольнуло опасение. Вдруг сейчас этот хрен попрётся снова к Майки за новыми разборками. Даже подумалось, а не вернуться ли для сопровождения. Но потом Джеймс откинул эту мысль. Ну вряд ли Рон настолько полоумный, что после первого происшествия решит усугубить ситуацию и уж точно вылететь из ФАС.
Так что Уинфред поднялся на нужный этаж и вскоре уже стучался в кабинет Лассена. Тот оказался свободен и готов принять Джеймса с самого утра. И, да, Уинфред заметил его хорошее настроение. Агент, конечно, славно скрывал эмоции, но всё же, когда у главного начальника было дурное расположение духа, это чувствовалось сразу.
Сперва Лассен поинтересовался прошедшим выходным. Уинфред ответил, что всё нормально. В подробности, естественно, не вдавался, оно не требовалось. Наверняка, Лассен, в целом, знал уже, что половину дня Джеймс провёл-таки не дома. Но, видимо, то ли претензий не имел, то ли заранее догадывался, что так оно и будет. Не первая Санта-Барбара в этих стенах, честно-то говоря. Об этом и простые рядовые знали.
Потом Лассен задал несколько неожиданный вопрос. Скорее, он заставил Джеймса растеряться, потому что… А был какой-то другой вариант ответа? Вроде как их всех тут на лояльность и толерантность проверяли. Да, многие ребята опасались оборотней или подшучивали над ними, но, в целом, какой-то прямо агрессии от агентов лично Джеймс не замечал. Хотя он мог быть ограничен личным опытом, он это понимал.
— По-разному, — честно, как его и просили, ответил Уинфред. — Но, в целом, как к расе, нормально.
Все эти способности плохо укладывались в голове, это верно. Но, в целом, если оборотень не был мудаком и не пытался укусить Джеймса за задницу, с чего бы ему на него злиться? Просто потому, что родился не таким? Так это тогда можно и всех геев ненавидеть или афроамериканцев там. Вот если ведёт себя, как падла, то тут другой вопрос. Но, опять же, не потому, что он оборотень, а потому что мудень.
Лассен, благо избавленный от таких «техасских», как говорил Майки, рассуждений, тем временем поднял телефон и кого-то пригласил. Ну, вероятно, оборотня. Для каких целей было непонятно, но тянуть кота за хвост Лассен не стал, быстро ввёл Уинфреда в курс дела. Значит, у него будет не новая команда, а назначение напарника для совместной работы. Это было, честно говоря, даже привычнее, действительно. Джеймс почти десять лет отстрелялся в полиции. Даже скучал по своему бывшему напарнику, с ним они тоже долго были, так сказать, вместе.
— Окей, без проблем, — только и проговорил Уинфред. — Если он не склонен бить моего партнёра, мне всё равно, есть у него хвост или нет.
Да, это была некоторая шуточка. Грубоватая, но чего ожидать от техасского парня и бывшего полицейского (а, как известно, бывших не бывает).
Потом вошёл этот самый Хьюстон. Интересно, Майки оценит иронию? Он знал, что его партнёр какое-то время жил в том самом техасском Хьюстоне, прежде чем перебрался окончательно в Нью-Йорк, подальше от родного штата.
Джеймс поднялся, чтобы пожать руку волку, и присел обратно. Посмотрел, конечно, на того, кто теперь будет его напарником. Обычный парень, высокий шибко, но к этому Уинфред за свои-то годы попривык. Серьёзным и напыщенным Хьюстон не казался. Джеймс бы сказал, что вот сейчас он отлично видел, почему вампиры и оборотни считались врагами — Дерек представлял собой полную противоположность этих бледнокожих аристократов с этими их ужимистыми надменными улыбками.
— Курить не брошу, придётся потерпеть, — чуть улыбнулся после представлений Джеймс, пошутив, так сказать, для знакомства.

Пожалуй, Лассен сделал правильный выбор, начав свои эксперименты с Джеймса. Возможно, конечно, он опирался на то, что у него как раз был сотрудник под перевод, но получилось всё равно удачно. Уинфреду было и впрямь плевать, выл его напарник на полную луну или нет. Парнем он казался неплохим, от простоватого юмора не кривился, с каким-то пафосом к людям не относился, чего ещё нужно было, ну.
По тем же принципам Уинфреду было всё равно и на то, что это какой-то там эксперимент. Ему только на руку. С одним существом сработаться всегда было проще, чем с целой командой. Это раз. Два — получается, что начальником их мини-банды был теперь Лассен, а не какой-нибудь дурной посредник-самодур вроде Рона. К Лассену Джеймс претензий никаких не имел и считал его мужиком разумным. Апрель вон вывез как.
Да и, честно говоря, было даже интересно попробовать поработать с нечистью бок о бок. Не так мельком, как в апреле, а как им с Хьюстоном сейчас предлагали. Напарниками. Уинфред сразу снов подумал (как и полагалось счастливому влюблённому дурачку), как на это отреагирует Майки. Он вон чёрта брал в оборот, а Джеймс с волком будет работать. Потом по-любому будут делиться друг с другом впечатлениями.
На замечание про Майки Уинфред чуть улыбнулся и уж тоже хмыкнул, когда речь зашла про полнолуние. Он и так был на подобных дежурствах лишь дважды — всё же роль отца-одиночки давала некоторые преимущества, но, честно говоря, было особо приятно лишиться этих дежурств вовсе. Кому вообще в возрасте под сорок и уж конечно за сорок нравилось ночами носиться за одичавшими волками.
— Ну что, кажется, в ближайшее полнолуние у нас совместный выходной. Проведём его вместе, напарник? — улыбнулся Джеймс, когда оба уже вышли из кабинета Лассена, получив все нужные наставления.
Шуточка, конечно, отсылалась на эту полицейскую привычку устраивать семейные вечера между напарниками. Джеймс тоже такие посещал с бывшим напарником. Не мог не посещать, за время совместной работы они сильно сдружились.
В общем, Уинфред без проблем показывал и рассказывал Хьюстону, что к чему. Потом и к Майки отвёл, конечно, им частенько приходилось работать и в содружестве с судмедэкспертом. Так что с партнёром напарника Хьюстон познакомился уже в первый же день назначения, что обычно случалось редко.
Уинфред естественно улыбнулся Майки, как только увидел его и это приятное волнение в синих глазах. Буквально всем видом показал, что всё в порядке.
— Это Майкл, наш судмедэксперт, — представил сперва своего партнёра Джеймс и улыбнулся шире. — Доктор Эддингтон вообще-то.
Потом представил и своего спутника, обозначив, что Лассен решил не переводить его в другую команду, а поэкспериментировать. Создать пары напарников из людей и нечисти. И, да, Дерек был волком.
Конечно, если бы самого Хьюстона не было рядом, Джеймс бы поделился этой новостью более эмоционально и подробно, но приходилось всё же немного сдерживать себя. Они же не сладенькая парочка типа той нечисти, чтобы даже при других начинать вести себя крайне нерабочим образом. Ну, как парочка.

За время, пока Джеймс вводил Хьюстона в курс происходящего и их задач, парни успели перекинуться и обычными вопросами. Вроде как, откуда родом, чем занимался раньше, семейный статус, всё такое, подобающее знакомству. Уинфреду определённо нравилось услышанное. Хьюстон был простым волком, несмотря на чистокровность происхождения. Без вот этого вот миллиарда вампирских титулов. Он даже к крупной стае никакой не принадлежал, что, честно говоря, тоже было плюсом.
Да и по юмору Дерек оказался близок. Несмотря на всю непробиваемость, Уинфред не смог бы сработаться с занудой или сухарём. А так очень охотно посмеялся над ответной шуточкой про совместное полнолуние.
Некоторых почему-то сильно коробило о того, что в пищевой цепочке они были едой для вампиров и оборотней. Но не Джеймса. Ну, он же не обижался на какого-нибудь тигра, что тот априори хотел его слопать. Они вот, как люди, тоже немало мяса ели от разной живности. Так уж устроена жизнь. Пока у Дерека слюна не капала при виде напарника, всё было в порядке, и можно было вполне себе поржать.
Майки после короткого рассказа, вводящего в курс дела, тоже заметно заинтересовался этим экспериментом. Уинфред видел по этим синим глазам, что партнёру тоже есть много чего сказать. Но не при самом Дереке. Всё же они были вежливыми или типа того. Не доросли ещё до сплетен при самом объекте сплетен.
— Николас ещё не приехал? — спросил Уинфред у партнёра.
Почему у Майки и откуда ему вообще об этом знать? Да потому что весь ФАС уже подметил, что один чистокровный вампир без своего милейшего сопровождения не появляется. А это самое милейшее сопровождение сейчас временно работало у Майки. И если чёртик был на месте, значит и Николас тоже прибыл.
Оказалось, что нечисть совершенно не славилась пунктуальностью. Хотя, наверное, их в этом винить было нельзя, всё же они по-настоящему не работали на ФАС. Могли себе позволить и не отмечаться на входе, и приезжать выспавшимися.
— Вообще-то Николас уже здесь, — раздался сперва мелодичный голосок из ниоткуда, а потом на свет божий показался сам его обладатель. — Привет.
Мэттью заинтересованно осмотрел Хьюстона, но спрашивать ничего не стал. Сделал глоток из закрытого стаканчика, который принёс с собой, и замер. На какие-то секунды взгляд, направленный уже на Майки, стал особенно жалобным.
— Кажется, я перепутал стаканчики, — проговорил чертёнок так же жалобно. — Это абсолютно точно не чай.