В отличие от самостоятельной практики, юридическая организация, какого размера бы не была, всегда наблюдает за своими сотрудниками и обучает в той или иной форме. Так что Джонни уже прекрасно знал о своём промахе с ходатайством и выслушал на этот счёт долгую, нудную лекцию от руководителя. Тот был неплохим мужиком и уж точно блестящим адвокатом... в своё время. Сейчас же, разменяв шестой десяток, он предпочитал руководить и читать лекции в альма-матер Джонни.
Впрочем, Джонни ничего не потерял. С первых часов общения с подзащитным он избрал тактику «мы ничего не совершали». А если клиент не виновен и оказался жертвой какой-то случайной ошибки, то зачем лезть из кожи вон и подавать тысячи прошений, большую часть которых отклонят?
У них и так было неплохое преимущество. Во-первых, на главной улике — орудии убийства — не было никаких отпечатков, гарантирующих вину. Во-вторых, дело казалось таким простым, что многие с «другой стороны» беззаботно расслабились. Джонни был молод, почти бесплатен, допускал изредка глуповатые ошибки из-за торопливости, а его подзащитный был латиноамериканцем в татуировках из неблагополучного района. Что тут могло пойти не так?
Джонни был уверен, что многие верили — это дело не дойдёт до суда. Но вот он стоит рядом с дверьми, в полголоса переговариваясь со своим подзащитным, непривычно одетым в белоснежную рубашку, которая, на удивление, не смотрелась седлом на корове. За рубашкой этой Джонни бегал сам. Мелочь, но деталь важная, учитывая то, на какие доводы собирался упирать адвокат. Обнажи мистер обвиняемый татуировки на смуглых руках — добрая половина присяжных увидит в нем злодея. Вот такая вот толерантная Америка!
Сейчас же перед судом предстанет добропорядочный гражданин, хорошо проявивший себя на рабочем месте (о чем доложит бригадир стройки) и не способный на злодеяния (для этого у Джонни была припасена бывшая жена). Да, кается, был в ту ночь грешен — напился до зелёных чертиков, что даже не помнил, как вляпался в лужу крови, испачкав единственные ботинки. Помнил бы, анализы крови были бы другими, да и тут же в полицию позвонил, но нет — как упал в кровать, так и проспал до утра, не слыша воя сирен.
Верил ли в это сам Джонни? Отчасти. Верил в то, что каждый имеет право на справедливый суд и невиновность за отсутствием доказательств. Правдой ли была эта линия, выстроенная Джонни вместе с подсудимым? Об этом старался не думать. Все действительно могло быть так, как они рассказывали, а может, рядом с ним сейчас стоял дурак, неумело совершивший первое убийство. Джонни бы защищал его интересы в любом случае.
Когда настало время, Джонни прошёл в зал суда, сопровождаемый суровыми парнями с оружием, призванными следить за порядком. Прошёл, и чуть не оступился через пару шагов, остановив взгляд на одном из присутствующих. До судебного заседания ему ещё не довелось встретиться с помощником прокурора, только с его протеже, которые не преминули намекнуть за стенами официоза, что тот был акулой. Проглотит и не заметит мелкую рыбёшку в лице Джонни. И вот теперь он стоял и смотрел на свою погибель.
Конечно, промедление было секундным, но за этот миг в голове Джонни пролетело даже чересчур много картинок. Мистер Эрик Лассен. Терри Лассен. Так вот откуда ему показалось таким знакомым это имя! Конечно, многие юристы знакомы друг с другом не только заочно, но уж явно не каждый мог похвастаться, что видел исполнительного помощника прокурора округа голым.
Вовремя одернув себя, Джонни убрал излишнее удивление с лица и сдержанно прошёл на своё место. Что бы ни было в прошлом, это не должно отразиться на работе, хотя взгляд то и дело устремлялся вправо, на того, кто явно был более сдержан мимикой.

Джонни также старался не показывать своей заинтересованности, но волновался сильнее своего оппонента. Вряд ли Терри бы стал рассказывать об их встречах — этим бы он сделал хуже только себе. Ведь он занимал достаточно высокий пост, в то время как его незадачливый любовник был обычным адвокатом, который хватался за все подряд, чтобы выбраться наверх из своей низшей когорты. Джонни боялся, что не сможет отвлечься от личного и перейти к профессиональному, и это было хуже, чем желтая пресса.
Конечно, их не связывали такие уж отношения, они даже не знали ничего толком друг о друге, что было понятно сейчас по недоумению обоих. Просто столкнулись на каком-то ужине, поняли, что симпатизируют друг другу, и молчаливо решили провести время без каких-либо последующих обязательств.
Они обменялись номерами чисто из вежливости, Джонни был уверен, что никто из них не собирался звонить и требовать продолжения встреч. И действительно пару недель он почти не вспоминал о случайном любовнике. Потом вспомнил.
Ночь была на самом деле хорошей. Не сказать, что волшебной и звезды падали с небес, как показывают в кино, но и не той, о которой хочется поскорее забыть. Джонни был в хорошем настроении и выпил немного вина, долго смотрел на свой телефон, а затем написал сообщение. Даже не позвонил, потому что не особенно рассчитывал на ответ. «Как ты смотришь на то, чтобы сегодня встретиться?».
Когда пришел краткий и положительный ответ от Терри, Джонни даже немного удивился, но уже допивал вино и выходил из дома. Договориться о месте можно было и по пути к шумному центральному Нью-Йорку. Не поехал же бы этот мужчина к нему на Лонг-Айленд, растеряв все желание, а также пару часов жизни по дороге.
После той второй ночи они больше и не виделись, да и разъехались снова без каких-либо обещаний. То, что им было хорошо в постели, не значило, что им срочно нужно было начать узнавать друг друга и выстраивать отношения. Откровенно говоря, Джонни думал, что Терри женат. Он выглядел как очень занятой и очень женатый человек. Но это были его проблемы, Джонни не спрашивал и не хотел задаваться этим вопросом.
Впрочем, разложив все по полочкам, Джонни успокоился. Никакого значения эти две ночи не играли, и он ни за что не пожертвует своей скромной, но все же репутацией из-за каких-то случайных встреч.
Он поднялся, когда в зале суда появился судья, затем выступил вперед со своей речью, которую по правилам должен был произносить первым. Джонни больше не смотрел на мистера Лассена, его внимание и его старания были направлены на присяжных и судью, первых из которых он должен был убедить в своей точке зрения.
— Уважаемые присяжные, — уверенным голосом начал Джонни, подавив в себе все сомнения. Он кратко рассказал об обвинении, выдвигаемом против его клиента. Адвокат специально вставлял добавочные слова: «якобы» и «предположительно», чтобы четко дать понять еще до озвучивания линии защиты, что они не признают верность данного обвинения.
— Мистера Круса подозревают в совершении убийства в ночь на такое-то число, холодным оружием, приложенным к делу, как улика номер такой-то. Якобы мистер Крус подкараулил ночью и, указанным ранее орудием убийства, зарезал жертву, затем стер отпечатки с рукоятки ножа и якобы выбросил оружие в мусорный бак, где его и обнаружило следствие. Предположительно после этого мистер Крус направился домой, якобы посчитав, что скрыл свое преступление.
Джонни чуть помолчал, перед тем как приступить к самой важной части — озвучиванию своей точки зрения, полностью оправдывающей клиента. Он дал пару секунд присяжным услышать общий фон картины, и теперь хотел выстраивать на ней свой пейзаж.
— Я искренне прошу вас быть беспристрастными, дабы никакие стереотипы не повлияли на решение и исход дела. Мистер Крус действительно проживает в неблагополучном районе и действительно ранее привлекался по делу о хранении наркотиков. Прошу также отметить, что наказание за свое правонарушение мистер Крус отбыл более пятнадцати лет назад, и с тех пор ни разу не преступал закон.
Молодой адвокат говорил честно и открыто, словно каялся перед слушающими его людьми. Мол, да, клиент был грешен, но с кем не бывает, это не значит, что он снова встал на нечестивый путь. Кроме того, Джонни старался предотвратить поспешных решений, связанных с упомянутыми стереотипами. Конечно, присяжные и так должны быть непредвзяты, но Джонни еще раз надавил на толерантность американцев — лишним не будет.
— Мистер Крус действительно был пьян в ту ночь. С десяти вечера до полуночи он просидел в баре «Джейк и Джонсон» на Стейтон-стрит, что подтверждают опрошенные свидетели. Медицинское заключение показывает, что мистер Крус был изрядно пьян к тому времени, когда произошло убийство. Он возвращался домой и в таком состоянии просто не заметил ни трупа, ни лужи крови, в которую наступил. Отпечатки ботинок мистера Круса, найденные на улице, определенно вели в сторону дома. Он не стоял на месте, не рассматривал тело — просто прошел мимо, поднялся на свой этаж и лег спать. Это доказывает то, что экспертиза без труда подтвердила наличие крови на ботинках мистера Круса. Если бы мистер Крус совершил преступление, он бы непременно постирал одежду и отмыл обувь, едва очнулся. Но мистер Крус не заметил того, что наступил в кровь, поэтому даже и не думал как-то скрывать эти якобы улики. Кроме того, попрошу отметить, что единственная свидетельница не дала четких показаний. Она усомнилась в своих показаниях, что еще раз подтверждает то, что мистер Крус не совершал подобного преступления. Мне даже больше нечего сказать, так что у меня все.
Мило улыбнулся Джонни своей кривоватой улыбкой, словно посмеивался над ситуацией. Действительно, выглядело нелепо. Несчастный пьяница прошелся рядом с совершенным преступлением, а теперь его хотят за эту неловкость посадить на двадцать пять лет.

Джонни едва слышно перекинулся парой слов со своим подзащитным, и внимательно выслушал речь обвинения. Он также сделал пару пометок на своих листах, но менять линию не стал. Пока, хоть суд только начался, все шло как нужно. Джонни продолжит упирать на нелепое стечение обстоятельств, которое должны будут подтвердить свидетели, коих адвокат нашел и должным образом подготовил.
К счастью, лукавить сейчас не приходилось. Люди, которые замерли в ожидании, были донельзя удивлены тем обстоятельством, что знакомый им человек попал в такую беду. Джонни надеялся, что такая искренняя реакция поможет подействовать на судью и присяжных. Она убедит их в том, что мистер Крус всего лишь жертва своей слабости — пристрастия к алкоголю. Только вот алкоголизм по закону не преследовался.
— Да, ваша честь, — вновь поднялся адвокат, когда настало время допрашивать свидетелей. — Рассел Уолтон, тридцать четыре года, работает барменом в «Джейк и Джонсон», был на своем рабочем месте в ночь, когда произошло убийство.
Дождавшись, когда свидетель поднимется на положенное место и поклянется не лгать перед лицом суда, Джонни начал допрос. Краем глаза он увидел направленный на него короткий взгляд Терри и улыбнулся под нос.
В голове до сих пор не укладывалось, что его любовник оказался помощником прокурора, самим Эриком Лассеном. Да и наоборот ситуация выглядела крайне забавно. Видеть этого серьезного делового мужчину в очках, и знать, как он выглядит без одежды… Джонни убрал улыбку с лица, выбрасывая всякие глупые мысли из головы. Чертовый профессионализм, он должен быть чертовски профессиональным!
— Мистер Уолтон, скажите, пожалуйста, узнаете ли вы этого человека? — начал с обычного рядового вопроса Джонни.
— Да, я знаю мистера Круса. Он наш постоянный клиент, — кивнул свидетель.
— Как часто мистер Крус бывает в вашем заведении?
— Не могу сказать точно, — задумался на миг Рассел. — Но на своих сменах я его вижу один-два раза в месяц.
— Вы видели мистера Круса в ночь такого-то числа? — невозмутимо продолжал Джонни.
— Да, он просидел пару часов за барной стойкой, потом ушел. Около полуночи где-то.
— Как мы уже знаем, мистер Крус покинул бар в крайне нетрезвом состоянии. Часто ли он напивался так на ваших глазах?
— Когда как, — пожал плечами бармен. — Обычный посетитель. Иногда пил много, иногда пропускал пару стаканов и уходил.
— Мистер Крус проявлял агрессию в ту ночь? Злился на кого-то? Или, может быть, был чрезвычайно задумчив? Отличалось ли его поведение от остальных посещений?
— Нет, — уверенно покачал головой Рассел. — Он пришел один, мы с ним перекинулись парой фраз. Он был усталым, да и только. Да и никогда он не устраивал никаких драк. Иногда с товарищами приходил. Один раз ругались на начальство, но это же у всех бывает.
Свидетель нервно усмехнулся. Попытался пошутить, но все же волнение из-за нахождения в зале суда дало о себе знать. Джонни кратко ободряюще улыбнулся.
— Правильно я понимаю, что мистер Крус всегда вел себя достойно в вашем заведении и не вызывал никаких подозрений?
— Да нет, приходит, пьет, платит, уходит. Вот и все.
— Спасибо, мистер Уолтон, — кивнул Джонни. — У меня все, ваша честь.
Его линия защиты была очевидна. И Джонни надеялся, что это поможет. Ему требовалось лишь доказать всем окружающим, что никто, кто сталкивался с его подзащитным за жизнь, не признает его способным на такое злодеяние.

Джонни не воспринимал сложившуюся ситуацию всерьез. Ну, потому что они оба были как будто и не при чем. Между ними не было ничего серьезного. Ну переспали пару раз, почти даже не разговаривали друг с другом. Поэтому и не знали, что оба были юристами, да еще и работали над одним делом. Как-то не было у обоих желания рассказывать о работе первому встречному, которого случайно затащил в постель.
Так что волноваться было не о чем. Ну что теперь? Неужели Терри думал, что, если Джонни начнет проигрывать дело, он встанет, вскинет руки и возопит на весь зал суда: «Господи, я трахался с ним!». Смешно. Джонни хоть и не был супер-профессионалам и обладал малым опытом, но все же и дураком не был. Себе же хуже сделает, если их юридическим мир узнает, что он, молоденький адвокат, спал с защитой накануне суда. Пахнет подкупом.
Вот Джонни и сидел молча, бросая взгляды на Терри лишь по мере необходимости, когда тот начал говорить. Свидетель начал отвечать на вопросы защиты, и Джонни тоже принялся делать пометки в блокноте, чтобы не забывать, о чем велась речь, какие моменты были упущены или, наоборот, затронуты, на что можно опираться в дальнейшем.
— Ночь через две, — отозвался бармен, чуть кивая и не подозревая пока, что попал в пасть юридической акулы.
Джонни лишь кивнул в ответ чуть одобрительно. Бармен был на месте треть месяца, и уже за эту треть видел его клиента один-два раза. Значит, в среднем мистер Крус посещал бар каждые выходные, а то и чаще. Не так, чтобы это было обыденностью. Учитывая зарплату мистера Круса, он много просаживал в баре на алкоголь.
— Была полная посадка, — вновь подал голос свидетель. — Сорок человек, может чуть больше у бара стоя. Точное время — нет вряд ли. Я отошел покурить, и было около полуночи, я еще подумал, что мне осталось часов пять работать. Когда вернулся, он как раз собирался уходить. Но прямо по минутам не скажу, не помню.
Затем Терри ускорился, задавая сразу несколько вопросов, не давая свидетелю опомниться. Джонни поднял голову, подмечая растерянность на лице бармена. Конечно, когда ты первый раз выступаешь в суде, да еще и по поводу убийства, ты нервничаешь. Сразу, наверное, кажется, что обвиняют именно тебя. Что ты сказал что-то не так, что ты навредил. Джонни вновь улыбнулся, стараясь показать бармену, что все в порядке, как его слух подцепил следующую фразу, произнесенную защитой.
— Протестую, — мягким голосом, но достаточно громко, чтобы ввинтиться в монолог Лассена, проговорил Джонни, приподнимаясь со своего места. — Подобных указаний на болезненный алкоголизм с моей стороны не было, не переворачивайте мои слова, мистер Лассен.
Протест был крошечным, почти незначительным, почти не влияющим на исход дела. Скорее всего, судья пример его и попросит защиту быть точнее в своих словах. Ничего такого. Но это была одна маленькая деталь из всего паззла. Джонни гнул свою линию — линию невиновности и правды. У мистера Круса не было алкоголизма, как болезни, Джонни никогда не уповал на это, иначе бы предоставил необходимые справки от врачей. И сейчас он просто хотел указать на то, что был предельно честен со всеми присутствующими. Не более того. Джонни чуть улыбнулся Терри, бросив на него краткий взгляд, прежде чем занять свое место.
— Ну да, он… — замялся свидетель, когда нюанс был исчерпан. — Не всегда напивался. Как я говорил, иногда выпивал и уходил, иногда чуть ли не валился на пол от количества выпитого. Я не знаю, мог он остановиться или у него просто денег не было. Мы никогда о таком не говорили. Просто говорю, как есть. Было и так, и так.
Джонни снова кивнул самому себе, делая еще пару отметок в блокноте и поднимая голову.

На лёгкий подкол со стороны помощника прокурора Джонни отреагировал кривоватой ухмылочкой, которую его лучший друг неизменно называл злодейской. Ох уж это пренебрежительное отношение к юности. Да, среди матёрых волков вроде Лассена Джонни был ещё щенком, но, как всем известно, у щенков бывают самые острые зубки.
Так что, в целом, адвокат добился своего. Вопрос был переформулирован и гнуть свою линию «напился в самое неподходящее время» оказалось проще.
За этим свидетелем последовал другой, а за ним третий. Джонни и Эрик соревновались в точности вопросов и красноречии, стремясь убедить как можно больше присяжных в верности именно своего решения. Привычное дело даже для относительного новичка Фальконе, и эти перипетии только подогревали кровь. Ту итальянскую часть, которая не желала покоя и постоянно требовала какого-то азарта и эмоций.
Затем суд объявил перерыв, который Джонни планировал провести в одиночестве, готовясь к следующему раунду. Теперь, когда «оппозиция» оказалась доподлинно известной, было тяжелее собраться с мыслями. И уж точно Джонни не планировал сейчас проводить с Терри хоть какое-то время наедине, чтобы не стало ещё труднее.
Однако, человек предполагает, а Бог располагает. Эрик перехватил молодого адвоката задолго до выхода, и тому оставалось лишь кивнуть и последовать за мужчиной. Это вызвало лёгкое раздражение в душе — просто потому, что итальянца в целом раздражала сложившаяся ситуация. Как такое вообще могло произойти в реальной жизни? Как из тысяч других мужчин нетрадиционной ориентации Джонни мог выбрать именно этого? А главное, за что? За что на его голову такое «счастье»?
И все эти эмоции были только подстёгнуты, когда Терри запер дверь и начал говорить. Он предлагал действительно хорошую сделку, но Джонни, опять же, был итальянцем, а значит заводился с одного щелчка, а вот остановить эту бурю было уже сложно.
— И с чего вдруг мне соглашаться? У вас нет отпечатков на орудии убийства, у вас нет свидетелей, у вас нет вообще ничего, и ты мне предлагаешь «семёрку» за красивые глазки? — выпалил в ответ Фальконе куда более живо, чем его строгий собеседник.
А уж наезд Лассена в последнем вопросе и вовсе взорвал в душе Джонни миниатюрную итальянскую бомбу. Особенно в сочетании с настоятельным предложением больше не пересекаться в суде. Нет, Джонни не был остолопом, он и сам бы не хотел работать над одним делом с человеком, с которым спал. Но излишняя эмоциональность уже дорисовала и кое-что другое, а именно — что Терри предполагал не встречаться и вне здания суда. И, чёрт бы его побрал, Фальконе это не устраивало.
Нет, их отношения ещё даже отношениями назвать было нельзя. Всего два захода секса (пусть и классного) без обязательств, но вот уж этот болван напротив не решал за них двоих, когда им заканчивать такие свободные встречи.
— Merda! — довольно звонко воскликнул Джонни, хотя обычно не использовал итальянского языка на работе. — Я-то хотя бы адвокат, а вот почему ты не сказал, что ты помощник прокурора?! Porco Giuda…
Спроси Фальконе отчего же он так взорвался, он бы и сам не ответил. Он злился на себя и свою удачливость, злился на Эрика, который решил взвалить вину за случившееся только на него, злился на ситуацию в целом. Это мешало рациональному мышлению, но он был не в суде сейчас, поэтому мог и побеситься. Может, выплеснет сейчас все эти эмоции и легче станет уделать важную шишку мистера Лассена перед судьёй и присяжными. Блядь, а ведь он нравился Джонни…

Нет, краем сознания Джонни понимал, что Эрик говорил ему разумные вещи, но на то оппоненту и было больше сорока лет. Опыт и возраст шли рука об руку и помогали оставаться рассудительным в любой ситуации. Джонни же не было ещё и тридцати, и он — об этом вообще никогда не стоило забывать — рос и воспитывался в итальянской коммуне. Обучение в американском университете и юридическая практика научили Джонни вести себя прилично на работе, но, чёрт возьми, сейчас дело касалось и их личных с Терри дел. И тут итальянец вести себя спокойно никак не мог, и вероятность быть услышанным его совсем не тормозила.
Да и Эрик неосознанно подливал масла в огонь. Едва Джонни начинал успокаиваться под гнётом рабочих вопросов, мужчина затрагивал их личные дела, и это заставляло пламя в душе бушевать с новой силой.
— Ох, прости, что не сверился с каталогом крутых шишек юриспруденции перед тем, как снимать с тебя штаны, — далее, ожидаемо, полилась и итальянская речь, явно состоящая из множества ругательств.
И нет, тона голоса итальянец совершенно не сбавил. Так что удачей можно было считать то, что за дверью в этот момент никто не стоял и мимо не проходил.
Джонни и правда мог бы знать помощника прокурора с большей вероятностью, чем тот какого-то рядового адвоката. Да вот практики у Фальконе было для этого недостаточно. Он только набирался опыта, хватаясь и за бесплатные дела, на которых такие, как Эрик, почти и не присутствовали. Где бы им встретиться?
Молодой адвокат и на ту вечеринку-то попал по приглашению более опытного коллеги. Набраться знакомств, так сказать. Вот и познакомился на свою голову, о чём сейчас откровенно начинал жалеть. Всё же шло так хорошо! Как на личном фронте с Эриком — Джонни совершенно устраивали эти чуть ли не анонимные встречи ради секса и по-простому хорошего времяпровождения. Так и в этом деле, учитывая провалы с уликами и показаниями свидетеля.
Откровенно же говоря, Джонни просто нужно было выплеснуть все эти эмоции. Все люди это делали по-разному. Эрик вот просто удивился и решил пойти на сделку, чтобы побыстрее покончить с неправильным судом, на котором они не должны были встречаться. А Джонни… Джонни решал всё по-итальянски.
Находись они не в здании суда, которое всё же немного сдерживало горячую кровь, он бы просто проорал на несчастного Эрика минут пятнадцать без остановки, вываливая содержимое своей дурной головы, и успокоился. Они бы рассудительно поговорили ещё пять минут и разошлись, но сейчас Джонни просто разрывало от желания прокричаться и невозможностью это сделать. А ещё эта глупая обида за то, что всё так повернулось…
— Да иди ты к чёрту! — воскликнул Джонни невпопад и тоже сделал шаг навстречу.
Он откровенно не знал, зачем это делает, но поддавался страстному желанию, присущему итальянскому обществу. Желанию действовать, быть «здесь и сейчас», без заунывных рассуждений о последствиях и возможном будущем. Да и Эрик уже откровенно раздражал своими попытками достучаться до трезвого рассудка собеседника. Он что, не видел, что сейчас Джонни вообще не до этого? Что парень переживает, чёрт возьми, свой личный кризис!
Так что пальцы Джонни крепко перехватили края строгого пиджака, своевольно притягивая Эрика к себе, а через секунду он уже вовсю целовал этого человека, успевшего явно не только вывести итальянца из себя, но и немало завести его в сексуальном контексте. Как это вязалось друг с другом? Да кто ж его знает! Джонни даже думать об этом не хотелось, как и о том, что он сейчас слишком откровенно прижимался к помощнику прокурора в здании суда, где они работали, блин, над одним и тем же делом.

Казалось бы, человек с двумя дочерями должен был лучше всех понимать желание просто и бездумно выплеснуть эмоции на первого, кто под руку попадётся. Но Джонни о детях любовника не знал, поэтому даже не успел удивиться. Да и, наверное, девочки Лассена не восклицали матом на двух языках, несмотря на его неанглийскую фамилию.
И, конечно, сказалось то, что эти двое встречались всего пару раз, и большую часть времени на этих встречах совершенно не разговаривали друг с другом. А когда и начинали неторопливо переговариваться в ленивой неге, негласно не затрагивали личное. Вот Эрик и не знал, что Фальконе не просто носит фамилию своего отца. Она ведь вполне могла достаться ему от далёких предков, переехавших в Америку давным-давно, но нет.
Забавным ещё было то, что Джонни среди привычного ему итальянского общества считался самым тихим и, что вдвойне смешно, самым рассудительным. Попадая в родной квартал, парню не раз напоминали об американской крови, о том, что он зануда-юрист, и всё такое прочее. Просто Терри никогда не попадал, по видимости, в разнузданную стайку итальянцев, вот и одного-единственного полуитальянца усмирить не мог.
Эмоциональность Джонни сделала своё дело. Ему просто нужно было направить всю эту энергию в какое-то русло, и он это русло отыскал, крепко сжимая в объятиях только что раздражавшего его мужчину. И здесь всё было вполне себе логично — сложно злиться на человека, которого так страстно целуешь. Вот негатив весь и ушёл сам по себе.
Эрик же вовсе не сопротивлялся, даже, напротив, быстро вжал партнёра в стену, не менее жарко отвечая на поцелуй. Ещё не включив мозг, Джонни спустил руку, с мягким нажимом исследуя возбуждение любовника, и оставаясь довольным такой реакцией. Да, краем сознания в какой-то момент он тоже подумал, что им бы остановиться и не усугублять и без того сложную ситуацию. Но как-то эта мысль быстро испарилась, когда пальцы Эрика принялись настойчиво расстёгивать его ширинку.
Так что Джонни продолжил жить «здесь и сейчас», следуя традиции предков. Он тихо вздохнул от интимного прикосновения (ну хоть в чём-то смог сдержать себя и свой голос) и тоже расстегнул брюки Эрика.
К сожалению, Джонни не таскал с собой в портфеле ничего, кроме необходимых документов, запасных ручек и салфеток. И он был уверен, что и в строгом костюме Эрика не завалялось даже одного презерватива. С другой стороны, это было к счастью. Вряд ли бы итальянец смог сдержать свою страстную натуру, развлекись они иным образом.
Впрочем, и без того приходилось кусать себя за щёки или глубоко целовать Терри, чтобы не пропустить ни единого звука, кроме их тяжеловатого дыхания. Он ловко двигал кистью и ощущал ответные крепкие ласки, от которых было сложно устоять на ногах. А изредка доносившиеся отзвуки голосов из коридора добавляли остроты ощущениям. Мозг буквально пробивало искрой: чем, чёрт возьми, они занимаются на работе! В суде! На перерыве перед заседанием, на котором они снова увидятся перед кучей других людей. Где будут смотреть друг на друга и невольно вспоминать о том, что делали и чувствовали каких-то десять минут назад.
Джонни вроде бы никогда не был склонен к таким рискованным действиям. Нет, может, позажиматься где-то в общественном месте в определённом смысле забавно, но уж точно он никогда не фантазировал об этом на своей работе. Однако в какой-то момент эти мысли и умелые ласки Эрика довели его до пика. Джонни уткнулся носом куда-то в шею любовника, шумно втягивая воздух носом и кончая в ладонь.
Всего пара минут, и к нему присоединился и Эрик, ведомый настойчивой рукой партнёра. Что тоже не могло не доставить удовольствия. Джонни нравился этот мужчина, и ему нравилось доводить его самыми разными способами — эдакий бонус от того, что связался с итальянцем.
Восстановив дыхание ещё за пару минут, Джонни чистой рукой заправил член обратно в брюки и невозмутимо дошёл до стола, чтобы вытащить из портфеля пару салфеток. Он критически осмотрел свой костюм, поправив малейшие огрехи, и пригладил волосы, дабы ничего не выдавало в нём то, что сейчас произошло.
— Семь лет, — чуть ли не официальным тоном проговорил Джонни. — Я обсужу сделку с клиентом, думаю, он согласится.
Выплеснув эмоции, парень вёл себя, как ни в чём не бывало. Паниковать он начнёт несколько позднее, когда чувство приятной усталости после оргазма утихнет. А пока можно и дела обсудить, не так ли?

Джонни был эмоциональным парнем, но вовсе не дураком. Он прекрасно понимал, что сделка, предложенная Эриком, была тем, о чём и мечтать не приходилось. Лучшим, на что вообще можно было рассчитывать. Конечно, как адвокат защиты, он увещевал в три горла о невиновности своего клиента, но…
Серьёзно, даже с небольшим опытом за плечами, адвокатская хватка подсказывала, что клиент этот конкретно лопухнулся. Да, ему невероятным образом повезло насчёт улик и свидетелей, но врать при задержании он мог бы и получше. Отделался бы хоть фразой, примелькавшейся во всех фильмах, о том, что разговор не состоится без адвоката.
Так что Джонни понимал, что такой матёрый юрист, как Эрик, легко бы вывел своими вопросами подсудимого на чистую воду. Тот бы занервничал, начал путаться в показаниях, и вся линия, тщательно выстраиваемая юным адвокатом, пошла бы ко дну. Наверное, поэтому Джонни и не вызывал самого мистера Круса в качестве свидетеля. Чуйка подсказывала, что ничего хорошего из этого бы не вышло.
В общем, подсознательно Джонни немного даже радовался такой крохотной победе. Если бы он довёл дело до такого решения суда своими аргументами и пламенной речью, то цены бы ему не было. Джонни бы сам себя похвалил, что случалось редко. А вот теперь после всех этих эмоциональных всплесков неприятный осадочек остался.
Нет, Эрик предложил сделку до того, что случилось между ними двумя, так что продажным Джонни себя не ощущал. Но всё же. Не потому ли эта сделка была совершена, что Эрик хотел поскорее избавиться от нерадивого любовника на рабочем фронте?
Эти мысли Джонни попытался отбросить. В конце концов, он неплохо поработал. Да и свои личные дела отстоял, пусть и крайне странным способом.
Эрик перехватил его у выхода и заботливо оправил одежду, да ещё и запечатлел милый поцелуй, от которого Джонни невольно улыбнулся. Кривовато, будто злодейски, но тут уже он ничего поделать с собой не мог. По-другому у него не выходило.
Полностью отбросив мысли о Терри, который бы сейчас только помешал сконцентрироваться (дела ведь на этом не закончились), Джонни направился к клиенту. И, к слову, сработал превосходно, проговорив с мистером Крусом и о более плохих вариантах, если вскроется, что тот откровенно лжёт. И семь лет — даже пять при хорошем поведении — это большая удача. Это совсем не двадцать пять, когда мистеру Крусу будет… сколько уже, когда он выйдет из тюрьмы? Вся жизнь уже будет позади.
Как и предполагалось, латиноамериканец занервничал, и это даже при учёте того, что с ним разговаривал его собственный адвокат во вполне доброжелательной манере. Выслушав этот отчаянный монолог, Джонни подавил вздох, а вместо этого произнёс привычное: «Вот как мы поступим…».
По коридорам суда пришлось чуть ли не бежать. До назначенной встречи оставалось всего несколько минут, а опаздывать Джонни не любил. Хоть что-то в нём было от американской пунктуальной матери, а не от свободолюбивого, в том числе и по отношению ко времени, итальянского отца.
У кабинета судьи уже стоял Эрик, весь деловой и собранный, что даже вызвал мысленную усмешку. Нет, хорошо, что мистер Крус осознал и покаялся. Совершенно же невозможно работать в таких условиях. Нельзя невозмутимо протестовать и оспаривать заявление противоположной стороны, когда ты только что этой самой стороне отдрочил в ближайшем кабинете.
— Прошу прощения, мистер Крус был очень разговорчив, — выдохнул Джонни, несмотря на то что опоздал всего на минуту.
И снова по привычке пригладил волосы, дабы те не растрепались от бега. Извините, целая проблема создать имидж строгого, хоть и чертовски обаятельного адвоката, когда у тебя волосы так и норовят закрутиться в итальянские кудряшки.

Несмотря на всю взбалмошность Джонни, такое с ним тоже случалось впервые. Он, как и все, пожалуй, итальянцы, часто попадали в странные и забавные ситуация благодаря лёгкому характеру и чрезмерной эмоциональности. (Спасибо родителям за то, что никогда, даже мальчикам, не запрещали проявлять чувств в любых ситуациях — как положительных, так и отрицательных). Но чтобы попасть в такую передрягу, это надо было умудриться.
Честно говоря, Джонни уже мысленно предвкушал, как позвонит лучшему другу и долго будет слушать громкие впечатления, ещё громче, чем у него самого. Возможно, ещё и хохот. Надо же додуматься — переспать с кем-то в здании суда в перерыве между заседаниями. Мало Джонни было того, что он узнал о высокой должности того «мужика», с которым обзавёлся ненавязчивыми отношениями. И, видимо, того, что он оказался на одном с ним деле. Надо было добавить вишенку на торт.
Пока всё же Джонни держал себя в руках — работа занимала все мысли и откладывала нервозность на потом. Кивнув на риторический вопрос отчего-то улыбающегося Эрика, он вошёл следом за помощником прокурора в кабинет судьи, где началась приятная сердцу бюрократия. Возиться со всякими бумагами Джонни (не типично для итальянца) любил, иначе бы и не пошёл в юриспруденцию, где такая волокита занимала большую часть времени.
Через какой-то час они закончили, мистера Круса препроводила на выход полиция, и юристы остались предоставлены самим себе. Честно говоря, Джонни даже не знал, чем займёт себя, потому что предполагал провести в суде куда больше времени. Решение возникло в голове, когда взгляд упал на всё ещё улыбающегося Эрика. Чего он довольный-то какой был? Прямо даже захотелось по-детски гадость какую-нибудь сделать.
Нет, серьёзно? Джонни тут едва справлялся с эмоциями, так и норовящими перерасти в подобие истерии, а тот улыбался.
— Есть планы на вечер… мистер Лассен? — хмыкнул Джонни, хотя голос всё равно невольно снизил.
Всё же они сейчас были не в уединённом кабинете. По коридорам кто угодно мог пройти. И несмотря на невинность вопроса Джонни бы не хотел, чтобы его услышали. Конфиденциальная информация, так сказать, не для разглашения третьим лицам.
Планов у Эрика, разумеется, не было. Он, ровно как и его оппонент, думал, что проведёт в суде чуть ли не весь день. И только сейчас Джонни подумал, что, вероятно, мужчина всё же не женат. Вряд ли его предложения провести бурную ночку на манхэттенской квартире чудесным образом совпадали с командировками супруги без пяти минут прокурора.
С одной стороны, это радовало. Пусть между ними ничего серьёзного и не было, но статус «любовницы» Джонни примерять и не хотел бы. С другой стороны, их встречи становились уже какой-то закономерностью. Первый раз был случайностью, второй — приятным стечением обстоятельств, но вот третье предложение уже попахивало какой-то пугающей стабильностью, к которой оба, в общем-то, и не стремились.
На попятную Джонни идти не стал. Он быстро нашёл третий вариант, который его устроил. В конце концов, им нужно было, наконец, друг с другом поговорить. Чтобы избежать ситуаций, когда оба оказываются юристами уголовного права и сталкиваются нос к носу в суде. А там уже и решить можно, получится ли тайком встречаться под настроение или лучше побыстрее забыть эту рискованную затею (даже если в постели всё было слишком хорошо).
Выходить «с работы» вместе было чертовски странно. Нервозность вернулась с новой силой. Мозг всячески пытался опровергнуть события текущего дня, но тщетно. Эрик в деловом костюме никуда не исчезал.
— Мне нужно вино, — категорично заявил Джонни.
Как и любой итальянец, он знал, что пара бокалов лишними точно не будут. Может быть, даже помогут расслабиться и смириться с произошедшим. Правда, после такой категоричности Джонни вспомнил, что они оба с утра ничего так и не ели, потому что занимались всякими непотребствами вместо того, чтобы пообедать в столовой.
— И неплохо было бы поужинать. Ты на машине?
Ну уж если они заведомо собрались заниматься сексом сегодня вечером, то поужинать вместе тоже могли. Там, небось, и Джонни перестанет быть столь немногословным, притворяясь деловым адвокатом (не слишком убедительно, как выяснилось).

Сперва на незатейливые шуточки Эрика Джонни отреагировал фирменной кривой улыбочкой. На сей раз действительно немного язвительной. Благодаря смешанной крови, Джонни во многом проявлял двойственность характера. Как итальянец он прекрасно умел посмеяться над собой, но как юрист порой реагировал на юмор с присущей профессии циничностью.
— Какой ты оригинальный, — протянул Джонни. — Никогда раньше не слышал шуток про итальянцев и пиццу.
Терри это не остановило, и его заразительная улыбка всё же сделала своё дело. Не выдержав напора глуповатого юмора, Джонни прыснул, покачав головой.
— А я всё думал, вспомнишь ты про мафию или нет, — проговорил он с куда более открытой улыбкой.
Нервозность немного отпустила, и настроение поднималось. Однако Джонни всё равно опускал голову, когда смеялся. С давних пор — если точнее, с раннего детства — это вошло в привычку. Парень откровенно смущался дефекта, ставшего последствием перенесённого полиомиелита. Лучший друг не уставал повторять, что это не уродливость, а, напротив, некая изюминка во внешности Джонни. Бороться с собственными сомнениями было тяжелее, чем даже выступать на суде против любовника-прокурора.
— Если ты действительно хочешь итальянской кухни, я могу тебе показать настоящую итальянскую кухню, — делано проворчал Джонни, сохраняя несколько шутливый настрой.
Разумеется, он не собирался готовить самостоятельно, хотя и умел, как любой из их дружной коммуны. Для таких подвигов они с Эриком были ещё слишком мало знакомы, да и держаться предпочитали на расстоянии, не готовые к более серьёзным отношениям с коллегой. Уж Джонни так точно не строил никаких планов на помощника прокурора, который, будем откровенными, ему в отцы годился.
Нет, Джонни никогда не было особой разницы до возраста партнёра. Его совершенно не смущало даже быть таким придурковатым рядом с серьёзным взрослым Лассеном. К тому же последний выглядел просто превосходно. Вероятно, относился к тем людям, которые после тридцати, а то и сорока становятся только лучше, как вино, облагороженное временем.
Так вот, оторвавшись от любования спутником, Джонни думал отвести Терри в один из ресторанов, принадлежавший его семье. Да, этот стереотип Фальконе оправдали, держа небольшую сеть домашних заведений. Ну хотя бы не пиццерий!
Джонни не считал, что это какой-то особенный шаг. Во-первых, вряд ли они наткнутся на его кровных родственников — владельцы сами давно уже не готовили, разве только дома. Во-вторых, там будут итальянцы, а уж им-то в первую очередь всё равно, с каким там коллегой в строгом пиджачке пришёл их Джонни.
— Исключительно для тебя попрошу свою мафиозную группировку приготовить пиццу, — пообещал тот, когда Терри дал добро на итальянскую кухню.
Джонни преспокойно сел в машину к любовнику, хотя и чуть-чуть огляделся. Всё же они уезжали с парковки при суде, мало ли какие знакомые увидят. С одной стороны, конечно, ничего удивительного в том, что коллеги уходят вместе, не было. С другой стороны, адреналин, выплеснувшийся в кровь в том маленьком неудобном кабинете, ещё не до конца улёгся и продолжал подкидывать разного рода мысли.
Через пару минут те забылись, и Джонни преспокойно показывал дорогу. Теперь он совсем не напоминал серьёзного мальчика-адвоката в идеально подобранном костюме. (Да-да, итальянская мода). Вне работы Джонни был просто Джонни — немного разгильдяем, чуточку балбесом, зато не обделённым каким-то особенным очарованием.
— Как вообще так получилось, что мы ни разу не упомянули о работе? — ярко удивлялся он по дороге, припоминая их внезапную с Эриком встречу. — Об этом каждый человек говорит чуть ли не в первую очередь! А уж юристы так вообще, мы же кроме работы ни черта не видим в своей жизни. Как?!

Маска адвоката слетела с Джонни очень быстро. Честно говоря, у него и в зале суда не всегда получалось строить из себя делового, собранного и строгого человека. Итальянские черты так и вылезали наружу — то в громком голосе, то в несдержанной торопливости. По жизни же Джонни никогда не был деловым и собранным, и поэтому многие из их квартала сильно удивились, когда узнали какой факультет выбрал младший сын Фальконе.
Однако тот старался. Его по-настоящему завораживали все эти порой донельзя бюрократические дела, запутанные схемы и истории, работа со сложными людьми, пытающимися подбить легенду под невиновность. Джонни нравилось составлять яркие речи, воздействующие на присяжных, и прогадывать наперёд все хитрости оппонента. Оставалось только набираться опыта и надеяться, что у него выходит хотя бы неплохо.
— Я этого не говорил, — улыбнулся он в ответ на шутливое напоминание Эрика. — Я сегодня как раз очень удачно завершил одно дело, знаешь. Могу себе позволить.
Хоть Джонни и подшучивал, он был не против «угостить» любовника, как тот это называл. В конце концов, ресторан не возьмёт с него ни пенни — очень удобно быть сыном владельца и итальянцем, разве не так? Разумеется, такой привилегией Джонни пользовался не часто. Что уж он, не ел никогда итальянской кухни? Скорее он предпочтёт любую другую для разнообразия. Но сегодня рядом с ним был Эрик, а всем ведь на свете известно, что ничего так не настраивает на замечательное продолжение вечера, как всё итальянское.
Кстати, и в стереотипном плане Джонни совсем не возражал оплатить ужин любовнику. Он, собственно, как и Эрик совсем не думал о разнице в возрасте и социальном положении. Для Джонни всё было просто, как ясный день, — они видели друг друга без штанов и были близки, и этого достаточно, чтобы чувствовать себя свободно рядом с другим человеком.
За разговорами в машине и вовсе нервозность отпустила. Эрик снова стал Терри, и даже строгий костюмчик не мешал ему очаровательно улыбаться и продолжать шутить.
— Ты опять переворачиваешь мои слова! — звонко возмутился Джонни, хоть и продолжал улыбаться, насколько ему позволял паралич нерва. — Что за ужасная прокурорская привычка! Я имел в виду этот банальный вопрос, который все задают: «А кем ты работаешь?», бла-бла-бла, а не то, что я болтаю о работе со всеми подряд!
И, если в суде, где все разговоры были строго регламентированы, Эрик ещё мог переспорить неопытного адвоката, то перебить и уж тем более настоять на своём мнении в личном разговоре с итальянцем у него никак не выходило. Джонни ведь ещё мог повышать голос всё сильнее и сильнее, если он не договорил, а кто-то пытался вклиниться. Нет, гиблое дело, не стоит и пытаться, пока поток мыслей не иссякнет.
На деле же Джонни действительно не обсуждал работу в подробностях. Он мог поделиться интересными случаями с лучшим другом, но без каких-то конфиденциальных деталей и, чаще всего, когда дело уже было закрыто. И, конечно, как и Терри, он не рассказывал о практике первому попавшемуся любовнику. Так что прекрасно понимал, почему столь значимая фигура в юридическом мире — ни много ни мало, помощник прокурора! — не спешил даже намекать незнакомому парню, чем занимается по жизни.
В скором времени они доехали до места назначения и немного прогулялись от места парковки до милого поистине итальянского в оформлении ресторанчика. Из открытых окон уже лилась довольно громкая речь. Нет, американцы тоже постоянно захаживали в это заведение, но даже если они и разговаривали, пара столиков, занятых итальянцами, спокойно перекрикивала их.
Возможно, Эрик и правда ощутил себя странно. Мафией тут, конечно, тоже не пахло, но вот стойкая итальянская атмосфера растеклась повсюду. Начиная от администратора, встретившего их на входе с широченной улыбкой, и панибратски предложившего Джонни занять свой столик (для членов семьи и близких друзей всегда находилось местечко). И заканчивая каким-то другим итальянцем, сидящим со знакомыми в противоположной стороне помещения, который через весь зал проорал: «Джонни! Эй, Джонни, коме стай?».
— Чао, Ренцо, сто бениссимо, граци, — моментально отозвался Джонни, посмеиваясь и немного торопливо доводя Эрика до нужного столика, пока их кто-то ещё не перехватил.

Джонни был на сто процентов уверен, что воспоминания о произошедшем в суде ещё накинутся на него позже, когда он останется в одиночестве. Нельзя было просто взять и забыть, что внезапно оказался любовником помощника прокурора и совершил необычайную глупость на работе с ним же. Однако сейчас, в машине, Джонни чувствовал себя свободно и даже легонько шлёпнул собеседника по бедру, чтобы тот не вёл себя, как вредина.
Его совершенно не смущало, что рядом с ним сидел его коллега, да ещё и занимающий столь важный пост в их сфере деятельности. В конце концов, что он мог сделать Джонни? Только лишь приложить усилия, чтобы больше не пересекаться на делах, но это более, чем устраивало молодого итальянца. Не хотелось бы больше неловкостей. А вне работы Терри был просто Терри, с которым они явно не просто поужинать сходят.
В ресторане тоже всё шло вполне обыденно и легко. Наверное, поэтому Джонни и не постеснялся второй раз написать Эрику, приглашая на встречу. Они довольно свободно общались, невзирая на все различия и по возрасту, и по статусу, опять же.
Джонни уже не помнил, если честно, чем они зацепили друг друга в первый раз. Кажется, они обсуждали вечеринку, потом разговорились про вино и еду (конечно, итальянец в этом разбирался). Обсудили музыку, выяснив, что у обоих есть схожие интересы, а потом как-то всё так повернулось, и вот уже Джонни целует этого мужчину в его машине, собираясь ехать к нему домой со вполне определёнными целями.
— Да, один из трёх. Отец открыл его первым, — спокойно же признался Джонни в родстве с владельцами.
Когда Терри предложил своему спутнику сделать выбор, тот даже не заглянул в меню. Он только уточнил, нет ли у любовника каких-то аллергий или вроде того — мало ли, не все, например, переносят морепродукты. Когда оказалось, что Эрик был почти всеядным — такое итальянцы уважают, — Джонни сделал заказ для них двоих и выбрал вино, подходящее случаю и выбранным блюдам.
— Да, на меня все наши смотрели, как на чумного, — признался он со смехом, когда официант отошёл и беседа снова полилась в прежнем ключе. — Но мне нравится. Думаю, с опытом ещё больше втянусь.
Джонни пожал плечами, легко признавая небольшой опыт. Для Эрика это и не было сюрпризом, он видел, что его любовник был молод, а, следовательно, просто не мог ещё быть гуру адвокатуры. Не сразу после института это всё происходит.
— Я на самом деле наполовину итальянец, мама американка, — рассказывал дальше Джонни. — Так что родился я здесь, в Нью-Йорке, но рос в итальянском квартале. А ты давно переехал сюда? У тебя нет нью-йоркского акцента.
Они разговаривали о совершенно обычных вещах, о каких обычно разговаривают люди, когда только знакомятся друг с другом. Джонни пока это не пугало, и он до сих пор и не думал, что у них с Терри могло зайти что-то дальше встреч ради секса. Поговорили и поговорили, не только же простыни мять своими телами. Да и в целом интересно было узнать, с кем иногда бурно время проводишь. Терри казался интересным человеком.
Пара бокалов хорошего вина окончательно расслабили обоих, но не опьянили. Прекрасное чувство сытости и умиротворения, но не более того, даже за руль можно было обратно садиться. Что в скором времени они и сделали. Джонни как-то даже не спрашивал разрешения, просто пошёл за спутником, и вот они уже ехали по направлению к Манхэттену и квартире Лассена в частности. Привычной дорожкой, так сказать.
— Ты же не женат? — по дороге внезапно уточнил Джонни, так как этот вопрос нет-нет, да всплывал на поверхность, не давая покоя. — Я почему-то в первую встречу думал, что женат.

Точно! Теперь, в ресторане за неторопливым ужином и беседой Джонни вспомнил, с чего началась вся эта прелюбопытная история. С вина! А точнее, с того, что Джонни, некоторое время бесцельно проведя на вечеринке, добрался до алкоголя, и душа итальянца не выдержала. В сердцах он воскликнул: «Чёрт, кто вообще выбирал это вино?». Именно в тот момент, когда Терри стоял неподалёку.
Честно говоря, если бы Джонни был детективом или задался бы целью, он бы давно раскрутил простой клубок интриг той вечеринки. Его приятель-адвокат позвал его с собой в качестве сопровождающего, сообщив, что у какой-то девчонки день рождения. Но не у простой, а у дочери каких-то высокопоставленных юристов. Узнать о том, кем была виновница торжества, и, следовательно, чья она дочь не составило бы труда, но Джонни попросту не парился на этот счёт. Его не волновали подобные связи.
Он просто пошёл поддержать приятеля, потому что вечер был свободным. Джонни даже не смог толком пообщаться с кем-то из влиятельных коллег, дабы познакомиться поближе с теми, в чей мир постепенно вливался. Правда, оказалось, что в итоге отхватил даже больше, чем вообще предполагал.
Но на тогдашний вопрос Терри о том, как хорошо он знает именинницу, Джонни ответил честно — понятия не имеет, кто она. Пришёл с приятелем, да вот только тот бросил его в одиночестве с не шибко хорошим вином. Бывает же такое, не дешёвое, но откровенно паршивое. В общем, с тем приятелем в тот день Джонни больше не увиделся. Да и хозяйку праздника как-то тоже не заметил, если честно.
Но даже спустя время Джонни не пытался размышлять о том, как так получилось. Для него всё, опять же, было очевидно. Разве не так происходит большинство знакомств для секса без обязательств? Сталкиваешься с кем-то случайно в компании, говоришь минут двадцать ни о чём, по сути, выясняешь ориентацию и катишь чуточку более счастливым к кому-то на квартиру, дабы с утра расстаться.
С Терри, правда, изначально всё пошло не совсем так, как планировалось. И тот спонтанный второй раз, и внезапный каминг-аут относительно прокурорской должности… В общем, в какой-то момент Джонни, видимо, подкрепился жизненным принципом «сгорел сарай, гори и хата» и поехал с Терри в третий раз, невзирая ни на какие разумные опасения.
А те, между прочим, ещё и взвизгнули в машине, последний раз пытаясь вразумить оголтелого итальянца. Когда Терри ответил на вопрос о семейном статусе, Джонни откровенно подвис, посмотрев куда-то через лобовое стекло и пару раз моргнув.
— Оу… ясно, — только и пробормотал он, чувствуя себя как-то немножечко по-дурацки.
Нет, его не смутило упоминание о двух разводах. С кем не бывает, правда? Его смутило, что Терри последний раз разводился десять лет назад. То есть, когда тебе нет ещё даже тридцати, десять лет уже сами по себе звучал солидным сроком. Ибо десять лет назад Джонни ещё учился в старших классах обычной районной школы. А Терри уже разводился. Во второй, сука, раз. А считать Джонни умел, не слишком-то и гуманитарием он был. И быстро прикинул, что первый раз Терри женился, видимо, когда он сам, видимо, едва с горшка слез.
И вроде бы Джонни знал, что партнёр старше него не на пару лет, но всё же… не настолько же! Терри слишком хорошо выглядел, чтобы ему было… под пятьдесят? Вот же чёрт! И ведь не возникло такой мысли, когда Джонни узнал о должности, которая тоже не в тридцать получается за красивые глазки. Нет, Алессандро, его лучший друг, там загнётся от смеха, в каком бы раздрае сам не пребывал.
Однако эта вспышка неуверенности не продлилась дольше пары минут. Сарай-то уже сгорел, как мы помним, а там, знаете ли, дело за малым. В конце концов, ну старше и старше, был разведён и был разведён, Джонни-то какая разница? Главное, что его реально существующая супруга не вломится в неподходящий момент и за яйца не подвесит юного повесу.
Так что вскоре лёгкие разговоры продолжились, как ни в чём не бывало, и из машины Джонни выходил вновь в приятном предвкушении. Сколько бы Терри не было лет, а в постели он был очень хорош, и оба это отлично знали.

Джонни в свою очередь ни о каких серьёзных шагах ещё не задумывался. И речь даже не о женитьбе или замужестве — для этого он был слишком юн. Итальянское сообщество, в котором Джонни и был воспитан, считало его буквально мальчишкой. В его возрасте парни нередко продолжали жить с родителями, какая уж тут собственная семья.
Однако Джонни не задумывался и о каком-то более-менее серьёзном будущем с Терри. По правилам они должны были заявить об отношениях, пусть и не любовных в полном смысле этого слова, чтобы избежать таких вот столкновений на одном деле, как это произошло сегодня. Но для юристов то был серьёзный шаг, и Джонни даже отдалёнными мыслями из подсознания не затрагивал данный вопрос.
Какие отношения? Они просто развлекались друг с другом, и ни к чему это не вело. Что вообще значили в современном мире две совместно проведённые ночи? Ну ладно, почти три, но всё же. Ерунда на пустом месте. Ни о какой предвзятости и речи быть не могло. Джонни уж точно не стал бы уступать только из-за того, что видел чей-то член и задницу.
Но всё же некоторые вещи волновали и его. И это был отнюдь не возраст Терри, беспокоиться тому было не о чем. Опять же, если бы Джонни думал о совместном будущем, возможно, он бы поразмыслил серьёзнее над этим вопросом, но ложиться в постель к человеку любого возраста ему никто не мешал, даже совесть. А вот должность…
— До сих пор в шоке, что ты помощник прокурора, — так и заявил, стоя в лифте манхэттенского дома, Джонни.
У него вообще всё, что было на уме, было и на языке в обычной жизни. Это на заседаниях он подбирал каждое слово, тщательно его взвешивал и заранее готовился к выступлениям. А вне практики Джонни был самым стереотипным итальянцем и болтал, что только в голову взбредёт, в чём Терри уже мог убедиться.
Беспокоило Джонни скорее то, что он понятия не имел, как к этому относиться. С одной стороны, эта их встреча, да и предыдущие тоже, теперь казались несколько неправильными. Ну не должен рядовой адвокат защиты спать с помощником прокурора. Особенно тайно. С другой… вся эта атмосфера запретного притягивала парня всё сильнее. А уж этот харизматичный мужчина, понравившийся Джонни на первой встрече, носящий строгий и даже суровый титул почти-прокурора и вовсе возбуждал.
— Думал с такими должностями в комплекте сразу заносчивость идёт, знаешь, — продолжал Джонни, усмехаясь под нос.
Отчасти это было правдой. И отчасти по тем причинам, о которых думал Эрик. Такие должности обычно занимали люди старше шестидесяти, когда уже в целом смотришь на мир сквозь призму «я знавал и большее дерьмо в этой жизни». А Терри ничего, сохранил обаяние. По крайней мере, пока не стал полноценно прокурором.
Впрочем, Джонни так и не успел прийти к какому-либо выводу. Дверь квартиры за ними закрылась, и оба направились прямой наводкой в спальную. И из всех размышлений осталась лишь та малая часть, где Джонни думал, как этот мужчина его заводит.
Перехватив любовника за отвороты пиджака (и испытывая лёгкое дежа вю), Джонни двигался спиной, припоминая на удачу, где там были повороты и всякие углы мебели, с которыми не хотелось бы столкнуться. Когда-то он был довольно скромным мальчиком, хоть в это было сложно поверить, но итальянцы ещё помнили его таким. Неуверенный в себе из-за особенностей внешности, да и, в целом, «разбавленный» американской кровью, Джонни переломал себя только в колледже. Нельзя стать адвокатом, не научившись быть наглой сукой.
Тогда Джонни понял, что лучшая защита — это нападение. И раз уж он пришёл к любовнику, то надо действовать первым. Вот он и вёл, легко улыбаясь (отчего лицо казалось хитреньким, словно он что-то задумал) и посматривая за реакциями Терри. Тот и не возражал, разумеется, и тоже предвкушал по-простому хорошую ночь.
Только в спальной перед кроватью Джонни потянулся вперёд за поцелуем, попутно стягивая с плеч любовника дорогой пиджак. Следом наступила очередь рубашки, и оба чуть не столкнулись носами, когда спешили возобновить невольно прерванный поцелуй. Джонни тихо хихикнул. Такая лёгкая нетерпеливость возбуждала не меньше, и он взялся за ремень брюк.