Джо никогда особенно не любил свой день рождения. Этот день напоминал ему, что он старел, а стареть Джо не хотел. Да, возможно, это было что-то детское или глупое, но откровенно говоря, он боялся смерти и не хотел быть к ней ближе, хотя и регулярно напоминал себе (хотя бы своей татуировкой), что это неизбежно. Так что вместо классического празднования с тортом и романтикой, Джо собрался бить морду и расставаться с партнером. Хуже-то этот день уже не станет.
Впрочем, изначально он не собирался драться, просто разобраться и отвоевать свое. Ему откровенно осточертело, что он выворачивался наизнанку, чтобы показать себя, чтобы внести в этот мир нечто большее, чем дурацкая рождественская песня. Он ведь знал, что был способен на большее! И, как оказалось, Джо действительно написал нечто ценное. Всего год назад он написал очередную мелодию и разослал ее по студиям, но получил в ответ лишь отказы, а недавно выяснилось, что до боли знакомая музыка играет на подложке у попсового популярного певца и занимает лидирующие места в чартах. И, что самое интересное, продюссированием этого певца занимается тот человек, который, глядя в глаза Джо, говорил, что из этой мелодии ничего не выйдет.
Джозеф пытался созваниваться с ним и выяснять, но тот говорил, что у него нет времени и парень себя просто накручивает. Тогда он решил поехать к нему лично, в его дорогой офис, пусть не в пентхаусе блестящего небоскреба, но на третьем этаже дорогого манхэттенского бизнес-центра. Прорвавшись сквозь деликатную секретаршу, Джо закрылся в кабинете с плагиатером и вел с ним долгую беседу. Которая перетекла в ругань, а следом и в драку.
Этот урод просто насмехался над ним! Смеялся ему прямо в лицо. Джо не мог этого вытерпеть. Только вот драка зашла совсем далеко. Не успела секретарь позвать охрану, как кто-то из сцепившихся споткнулся и полетел вместе с оппонентом прямо на дорогое, модное стекло от пола до потолка. Последнее, что Джо помнил, это звон стекла, появляющийся ужас в глазах соперника и слишком быстро приближающуюся улицу Манхэттена. Кажется, он даже не успел испугаться…
Дальше все казалось нарезанными кадрами. Снова стекло, только уже хрустевшее под его телом, когда кто-то пытался поднять его. Ужас и визг людей, сирена машины скорой помощи. Лица в белых масках, склонившиеся над ним и проговаривающие непонятные слова, словно на чужом языке. Белые лампы какого-то длинного коридора, на которые Джо почему-то подумал, что все, его везут в морг. А потом начала появляться боль. Она была настолько дикой и пронзающей все его существо, что оставаться без сознания больше не получалось.
Джо открыл глаза, но кричать почему-то не мог. Он совершенно не понимал, что происходит, как он здесь оказался и где это «здесь». Только спустя пару секунд, которые продлились вечность, по белым халатам людей он понял, что в больнице. На лице его была маска, а тело уже опутали куча трубок. Медсестры безжалостно резали его одежду ножницами, а один из врачей раздавал приказы.
- Что вы делаете… - едва прошептал Джо, и глаза его, словно пьяные, разъехались в стороны. Он никак не мог сфокусироваться. Все, что он видел, это огромные пятна крови на одежде, врачах, каталке, белых простынях. Это что? Все его? Он что, умирает? Джо отчаянно попытался собраться с силами и мыслями, чтобы выкарабкаться из текущего состояния, но казалось, что каждый судорожный рефлекторный вздох только продлевает его агонию.

Один из врачей в традиционно белом халате услышал Джо. Он склонился над своим пациентом и ободряющим голосом говорил с ним. Но Джо едва слышал его. Слова доносились откуда-то издалека, пробиваясь в череп словно через толстый слой ваты. Джо едва нахмурился, пытаясь сконцентрироваться на светлом лице склонившегося доктора, сосредоточить внимание на его словах. Все это давалось с большим трудом.
Впрочем, основную мысль Джо уловил – больнице нужен был тот, кто сможет хоть что-то сказать, не залив при этом пол кровью. Тот, кто смог бы принять за него решение. От одной только этой мысли паника усилилась, а на лице проступили крупные капли пота. Дышать было тяжело, несмотря на маску, через которую в нос бил чистый кислород, а говорить еще тяжелее.
- Кай, - прошептал одними губами Джо. Затем повторил, - Кай… Мой… муж…
Вторая часть слова пропала в сдавленном дыхании, но первый слог Джо выдохнул достаточно отчетливо. Конечно, они с Каем не были женаты, да и никогда не задумывались об этом всерьез. Но в такой ситуации, несмотря на мозаичную неразбериху, прыгающую в голове, как малолетки на танцполе, сработал какой-то рефлекс.
В его телефоне Кай не был подписан своим именем, что затруднило бы его поиск. Да и слово «муж» было произнести гораздо проще, чем отражающее реальное положение дел «партнер». Теперь врачи хотя бы знали, в какую сторону копать. Если, конечно, его небольшой iPhone был еще жив после падения вместе с владельцем с головокружительной высоты.
Мысли Джо заблудились где-то в этой стороне, и он с ужасом осознал, что не может вспомнить фамилию человека, с которым прожил столько лет. Она словно ускользала от него. Джо вспоминал много фамилий, но не был уверен, что они имеют хоть какое-то отношение к Каю. А если одна из них и была его, он просто этого не помнил!
О том, что обратиться нужно именно к нему Джо даже не задумывался. А к кому еще? Он не вспомнил ни о брате, ни о других, менее ответственных родственниках, ни о том, что еще несколько часов назад хотел порвать со своим молодым человеком. Кай был указан, как контактное лицо, с которым следовало связаться вот в такой вот ситуации, но, видимо, не здесь. Эта информация осталась в поликлиниках, в которые Джо обращался, у его семейного доктора.
Джо прикрыл глаза, но так и не смог скользнуть в приятную пучину забытья. Что-то не давало потерять ему сознание. До травмированного слуха донесся вопрос врача, адресованный не ему, но Джо осознал, о ком идет речь.
Конечно, в их ужасном происшествии был еще один человек. Тот, что сыграл роль подушки безопасности, на которую рухнул Джо. Конечно, упасть с третьего этажа на тело другого мужчины – то же самое, что рухнуть на небольшой сугроб. Амортизация была минимальной, как это было заметно по тому, на ком не было живого места. Джо не видел себя со стороны, но был уверен, что врачам было чему удивляться – например, почему он еще жив?
- Он мертв? – прошептал Джо, скосив глаза в сторону соседней палаты, через открытые двери которой была видна каталка.
Продюсер выглядел так, словно его переехал каток. Неужели, он сам так выглядит? Неужели, из него самого кровь лилась такими же потоками? Бледное лицо недавнего соперника застыло восковой маской, и Джо почувствовал подступающую тошноту. Неужели, он сам скоро умрет? Возможно, Кай даже не успеет приехать. Он не успеет последний раз посмотреть на него, коснуться его, почувствовать его родное тепло и запах?
Джо едва приподнял голову, насколько позволял фиксатор шеи, и его вырвало. Темно-бардовая желчь, полная спекшейся крови, потекла по его подбородку и груди. Прибор рядом с Джо пронзительно запикал, обозначая повышение пульса, но самому Крэйну казалось, что на миг стало легче. А потом вернулась нестерпимая боль.

С почти отсутствующим дыханием вернулась паника. К счастью для врачей, Джо почти не мог двигаться, поэтому никаким процедурам он не мешал. Только смотрел на все происходящее сквозь расширенные зрачки, один из которых заметно отличался от другого.
То, как между ребрами вводили трубку, Джозеф даже не почувствовал. Грудь и без того болела во всех местах так, что прокол стал меньшей из бед. Кроме того, в легкие моментально поступил воздух. Джо сипловато, но резко вдохнул и закашлялся, морщась от боли. Дикий ужас, твердящий все это время, что смерть застанет его в кровавой рвоте на больничной койке, постепенно отступил, хотя и не ушел совсем.
Хуже всего было то, что голова упорно не хотела работать ясно. Сознание оставалось спутанным, каждая мысль давалась с большим трудом. Джо мог начать думать об одном, но через долю секунды забывал об этом. Периодически он пытался вспомнить фамилию Кая, и это единственное, что хоть как-то ему поддавалось. Какое-то слово крутилось на кончике языка, перед мысленным взором всплывали нужные буквы, но они словно были размытыми, и Джо никак не мог их разобрать и прочесть.
Вокруг все бегали и мельтешили, отчего перед глазами все двоилось сильнее, но хотя бы тошнота поулеглась. Хотелось только одного: чтобы врачи вытащили его. Он был слишком молод, чтобы умирать, да еще и так глупо, в свой день рождения. Кай, наверное, готовил что-нибудь, он всегда любил этот день больше, чем сам Джо, неизменно грустивший по поводу своего неторопливого старения.
Джозеф так и молчал, когда в палату вошел полицейский. Его напарник остался снаружи, за дверью, но этого Джо не видел.
— У нас ордер на арест этого человека по подозрению в убийстве, — проговорил полицейский Томасу, как старшему врачу. — Нам придется остаться здесь, пока он не сможет заговорить или… — скосив глаза на едва держащегося в сознании Джозефа, мужчина тише добавил: — У него есть шансы?
Твою мать… Джо задышал чуть чаще, расслышав некоторые слова и верно трактуя смысл. Значит, продюсер мертв? И он… убил его? Но ведь это все было случайно, они оба выпали из окна, и было совсем не ясно, кто из них оступился или толкнул другого. Ведь они вместе выпали, и Джо пострадал не меньше!
Он отвел взгляд от полицейского. Хотя сейчас было не лучшее время думать о последствиях — надо было еще выбраться из больничной койки, — Джо не мог прекратить то и дело представлять дальнейшее разбирательство. Он ни разу в жизни не был задержан, даже на несколько суток за какое-нибудь мелкое правонарушение вроде пьянства. А теперь он был подозреваем в самом настоящем убийстве.
Расслышав и последующий вопрос доктора, Джо вздохнул. Ничего больше он сейчас не хотел, как присутствия Кая рядом. Он поможет, поддержит и разберется со всем. Он будет рядом, даже если Джо осталось недолго.

Казалось, Джозефа качало на волнах. Он словно попал в шторм на маленьком плоту. Его то поднимала волна надежды, то обрушивала вниз, в пропасть паники и ужаса. Когда полицейский ушел, на какую-то минуту стало легче. Не видеть строгой официальной формы, не ждать ареста и последствий. Но перестать думать о том, что он натворил, Джо не мог. Слова полицейского будто засели в его голове. Обвинение в убийстве.
Врач, командующий тут всеми, продолжал успокаивать Джозефа словами о муже. Но проходило время, а Кая все не было. Персонал просто не мог его найти по одному только имени. Фамилия на какой-то миг всплыла в голове Джо, но тут же исчезла, словно назло, едва он открыл рот, чтобы сообщить эту дополнительную информацию.
Номер телефона, конечно, Джо наизусть не помнил, да и их совместного адреса проживания никак упомнить не мог. Любая сложная информация давалась с трудом и расплывалась в голове словно кисель. Джозеф так и не мог сконцентрироваться ни на чем конкретном, хотя и пытался изо всех сил. Отчего-то сейчас желание поспособствовать поиску партнера преобладало над желанием выкарабкаться с того света. Может быть, Джо, будучи человеком склонным к меланхолии, терял надежду и хотел только увидеть Кая в последний, казалось бы, раз.
Депрессивное сознание тут же охотно подбросило Джозефу воспоминания о том, как он отвратительно вел себя в последние дни. Как хотел серьезно поговорить с Каем сегодня, что неумолимо привело бы их к расставанию. Неужели он умрет, а Кай запомнит его таким? Раздраженным, грубящим или умалчивающим о своих не самых светлых планах. Неужели у него не будет шанса сказать Каю о том, что несмотря на все это дерьмо в их отношениях, творящееся в последнее время, он любит его?
Джо отвел глаза от царящего вокруг него слаженного медицинского хаоса, как бы противоречиво это не звучало. Он лежал и смиренно ждал сам не зная чего. То ли смерти, то ли приговора, то ли чего-то третьего.
— У нас перелом позвоночника, — прозвучал очередной удар, который Джозеф прекрасно расслышал и понял.
Он едва заметно вздрогнул — той частью тела, которая была подвижна, — но вновь промолчал. Он был уверен, что это только начало. Сейчас у него обнаружат разрывы во внутренних органах, какую-нибудь чертовщину с сердцем, и действительно будут стараться, но в глазах врачей появится жалость, которая ясно скажет о том, что Джо осталось недолго.
Но несмотря на пессимистичный настрой, полностью поглотивший сознание Джозефа, какая-то его часть продолжала бороться. Он отчаянно пытался пошевелить ногами или почувствовать хоть что-то ниже пояса. Ощущение было странным, словно он лежал в горячей ванной. Сверху он чувствовал прохладу и все прикосновения, а ниже пупка словно ничего не было, будто он лежал в воде и не шевелился.
— Мне больно, — тихо проговорил Джо, когда это ощущение стало совсем нестерпимым, хоть и приглушенным сильными обезболивающими, которые ему периодически вводили. Хотелось, чтобы медсестра прилично повысила дозу, и опиум в вене помог Крейну забыться.

Всё происходящее напоминало развязку затяжной драмы, где на главного героя сваливается всё и сразу. Даже то, о чём зритель совершенно не подозревал. Беды накапливаются и накапливаются, пока не наступает неожиданная и ещё более трагичная, чем вся история, кульминация. И как бы не повернулся сюжет на последних минутах, герою всё равно будет плохо, и прежняя жизнь никогда к нему не вернётся.
Джои переживал не самые простые времена. Творческий кризис, давящий на нервы, проблемы в личностных отношениях. Потом предательство потенциального работодателя, ненавистный праздник и, как итог, критичное падение с высоты, подвергнувшее здоровье Джои смертельной опасности.
Причём, самое паршивое в его ситуации было то, что как бы не справились врачи — о чём уже было сказано, — всё будет плохо. Либо Джои умрёт, так и не увидев своего партнёра, дрязги с которым теперь казались невероятно мелочными и незначительными, либо он выживет и будет осуждён по уголовной статье.
К счастью, если так можно было сказать, погрешив милосердием, повреждения, полученные Джои были настолько обширными, что он не задумывался ни о чём из вышесказанного. Его повреждённый мозг просто отказывался выстраивать логические цепочки событий, а посему парень до сих пор ещё не впал в панику.
Дополнительная доза обезболивающего, пущенная по вене, подействовала, и Джои впал в лёгкий транс. Он не реагировал на не такое уж и тихое обсуждение хирурга и врача скорой помощи, и не собирался говорить или двигаться. Единственное, каких попыток Джои до сих пор упрямо не оставил — это попыток вспомнить фамилию своего партнёра.
Наверное, страх сыграл в этом немалую роль. Потому что желанное имя всплыло в голове сразу же, как только врач объявил Джои о том, что его везут в хирургию на операцию. Мысль, пусть и размытая, о том, что его погрузят в медикаментозный сон, не дождавшись Кая, испугала очень сильно. Что если он не проснётся? Что, если Кай прибудет в больницу, чтобы только услышать о том, что его партнёр погиб на операционном столе?
Как многие смертники, кающиеся в грехах перед бесконечной темнотой, Джои хотел попросить у партнёра прощения. За все эти дурацкие ссоры, не стоившие и выеденного яйца, за своё отвратительное отношение к человеку, который действительно поддерживал Джои все эти годы. За всё, чего Кай не заслуживал. За себя.
— Линден, — прохрипел Джои, не тратя свои силы на что-то другое. — Кай Линден…
Он хотел было попросить не начинать операцию, подождать, пока не приедет человек, ответственный за такие экстренные случаи, но не успел. Врачи перед воспалённым сознанием Джои двигались так быстро, что он не успевал за событиями. Кроме того, желание заснуть и избавиться от невыносимой боли, лишь приглушённой препаратами, становилось всё сильнее, что совладать с ним было сложно.
Над Джои склонилось новое незнакомое лицо в синей маске. Мужчина что-то говорил, но пациент его уже не слышал. Так что пластиковая прозрачная маска с приторно-сладким газом показалась Джои благословением свыше. Он охотно вдохнул смесь для наркоза и даже не заметил, как погрузился в сон.
В отличие от многих плановых операций, сон этот был не таким уж и беззаботным. Обычно, если дозировка рассчитана верно, люди не видели ни ярких картинок, ни испытывали жуткого пробуждения — просто засыпали и просыпались, испытывая лишь дискомфорт после проведённой операции, но не после наркоза.
Джои же, напичканный другими препаратами в скорой помощи и не сдававший должное количество анализов, да и просто не давший врачам времени всё нормально подготовить, спал просто отвратительно. Ему казалось, что он болтается в темноте, а невидимая чудовищная сила затягивает его. Не было ни звука, но в голове словно пронеслось ментальное: «Это конец, Джозеф. И ты отправляешься в ад».
Пробуждение тоже было ужасным. Он постоянно что-то говорил, то умоляя не трогать его, пребывая в первобытном ужасе, то бессознательно признаваясь в любви Каю, чьё лицо видел то ли во сне, то ли на самом деле. Кажется, врачи что-то спрашивали его, и Джои что-то отвечал невпопад, но снова погружался в сон, и сколько это продлилось он бы точно не смог сказать. Даже когда сознание болезненно вернулось к нему настолько, что Джои, наконец, смог открыть глаза и осознать простую, но удивительную мысль — он был жив.
Боль никуда не ушла, но заметно уменьшилась, хоть хреново было по-прежнему. Перед глазами всё плыло, тело было окутано трубками и пикающими приборами, в горле пересохло так, будто Джои не пил уже неделю. Теперь уже болело всё, парень не выделял конкретных мест. Даже голова и горло, из которого ещё не вытащили трубку, чтобы он мог дышать. Хотя самым кошмарным всё же было то, что боль распространялась ровно на половину тела. Всё, что было ниже пояса, Джои просто не чувствовал, как бы не пытался.

Джои понял, что окончательно проснулся, только когда приборы запищали чаще, а вокруг тут же проявились люди в белых и синих формах. Кто-то записывал показания, кто-то проверял и менял капельницу. Третий задавал какие-то вопросы, на которые Джои сначала бессмысленно, но со временем более осознанно моргал. Кивать не получалось.
Он всё пытался высмотреть в потоке лиц одно-единственное, которое хотел сейчас видеть, но не замечал его. На миг охватило какое-то мерзкое отчаяние. Врачи не смогли найти Кая, и тот всё ещё находился в неведении, почему его партнёра до сих пор не объявился дома. В свой чёртов день рождения.
Джои и раньше не любил этот день, приближающий его к неумолимому старению и смерти, но Кай всегда старался сделать его лучше. И у него это всегда получалось.
Сегодня, получается, Джои действительно родился заново. Он не умер, но жизнь его уж точно никогда не будет прежней. Как-то отупело, ещё не осознав до конца собственное положение, он снова попробовал пошевелить ногами — ничего…
Трубку из горла вытащили — мерзкая процедура, от которой Джо закашлялся, жадно хватая воздух ртом. Но всё же после всех остальных ощущений вполне терпимая. Хотя говорить пока Джои не мог, к общей боли добавилась ещё саднящая горло.
Но вот после очередной процедуры дверь в палату открылась. Под голоса врачей, твердящих, что эта встреча ненадолго, вошёл Кай.
Теперь ко всем неприятным физическим ощущениям добавились ещё и моральные страдания. Джои было откровенно стыдно. За то, что вёл себя так паршиво последние месяцы, хотел откровенно порвать с этим человеком, невзирая на их взаимные чувства, а когда жизнь оказалась на волоске, только о нём и думал. За то, что явно заставил волноваться и, хуже того, плакать, что было заметно по покрасневшим глазам и крыльям носа. За то, что никогда не был по-настоящему достоин этого прекрасного и талантливого парня.
Джои ощутил тепло пальцев партнёра, опустившихся на его руку. Он тихонько сжал руку Кая, насколько позволяли все эти трубочки и датчики. Он молчал и мог только медленно моргать в ответ на вопросы, а вскоре и вовсе почувствовал непреодолимую тягу заснуть, вновь уйти в сладостное забытие. Туда, где не было боли и всех этих душевных мук. Где только невесомо реял один маленький вопрос — а может лучше было и не выкарабкиваться?
Когда Кая попросили выйти из палаты Джои уже не узнал, незаметно для себя он снова уснул — организм старался сохранить все силы на выздоровление. Он просыпался ещё несколько раз ненадолго и, вроде бы, видел партнёра рядом (или просто представлял себе такой расклад). Кажется, он даже видел своего брата, Стивена, чьё лицо удивительным образом сгладило волнение. Джои, пожалуй, никогда своего большого брата и не видел таким. Наверное, тоже придумал. Лекарств в него вливали достаточно.
В какой-то момент Джои окончательно «выспался». Он не знал, сколько прошло времени. Из-за того, что большую его часть находился без сознания, казалось, что каких-то полчаса. Но по количеству отрывочных воспоминаний с Каем и Стивеном можно было предположить, что не меньше суток, а то и нескольких.
Боль в верхней половине тела никуда не делась, хотя и стала слабее или привычнее. Нижняя по прежнему «молчала». В голову словно набили вату, но хотя бы сознание было довольно трезвым и мысли перестали путаться. Кажется, и трубочек стало меньше. Хотя та, что шла из-под одеяла откровенно пугала Джои. Оставалось надеяться, что она идёт к бёдерной артерии.
За окном густились сумерки. Кажется, светало. И в этом рассеянном рассвете Джои заметил, что его партнёр всё ещё рядом — небритый, помятый, спящий в кресле в какой-то неестественной позе, но всё же рядом.
— Хей, — тихо и хрипло позвал Джои.
Он знал, что Кай, скорее всего, задремал какой-то час назад, но боялся, что скоро усталость снова возьмёт своё, и они снова не увидятся.