Было два момента времени, когда Кевина можно было о чем-либо попросить или просто нормально поговорить с ним: после хорошего секса и после успешного концерта. По сути, эти процессы были отчасти схожими. В одном случае нужно было обнажаться телом, а в другом — душой, но все равно в итоге получишь массу удовольствия. И, пожалуй, оргазм от концерта был для Кевина ярче и сильнее.
Сексом он предпочитал заниматься по старинке, вдвоем. Пробовал как-то иначе — не зашло. Когда же Кевин стоял на сцене, перед ним, прямо за ярким светом рамп, сидели сотни, а то и тысячи человек. Они любили его, боготворили его, сбивали ладони до боли, силясь продемонстрировать свое отношение к исполнителю. Зритель жаждал его музыки, он хотел Кевина.
Среди поклонников было немало мужчин, огромное количество женщин бальзаковского возраста и старше, и достаточное количество юных дев, которых интересовала не сколько техника игры на скрипке, сколько молодой и видный скрипач, ласкающий свой инструмент столь же страстно, как и их в юных горячих фантазиях. Все это ужасно льстило, и Кевин бы не променял это чувство ни на что. Он был настолько фанатичен в своих выступлениях, что с легкостью отказался бы от пищи и воды, лишь бы сыграть еще раз.
Когда Кевин выходил на сцену, он словно растворялся на ней. Он чувствовал все эмоции слушателей, жадно впивающихся в него глазами, и давал им то, что хотел дать. Он творил, слившись со своим инструментом воедино. Он любил, страдал, злился, бросал вызов и умирал с каждой исполненной мелодией. Кевин жил своей игрой и не мыслил себя без скрипки и своих фанатов.
Время подошло к концу, и благодарные зрители оглушили его аплодисментами. Они хотели еще, и лишь немногие уже устали сидеть в мягких креслах просторной филармонии. Кевин бы с радостью исполнил многие желания, но уставшие пальцы требовали отдыха, а арендодатель не позволил бы находиться в зале даже половину этой славной ночи.
Кевин подошел к краю сцены, принимая букеты цветов с широкой улыбкой и искренней благодарностью. В такие моменты он любил зрителей даже больше, чем родную мать. Ведь именно они исполняли его мечту раз за разом, день ото дня. Кое-как поклонившись в последний раз, чуть не пошатнувшись под тяжестью цветов, шуршащих многочисленными обертками, Кевин окончательно скрылся за кулисами, хотя аплодисменты продолжались, словно не желая стихать.
Он улыбался — растрепанный, чуть раскрасневшийся и немного потный из-за жара осветительных приборов и резких движений. Кевин был горд собой и крайне доволен своей игрой. Его пальцы и его инструмент слушались сегодня безотказно, и это не могло не радовать.
Кратко кивнув некоторым знакомым лицам, не стирая улыбки с лица, Кевин направился в гримерку, отдавая по пути гору букетов своему юному ассистенту. Новенький мальчишка, которому было от силы лет восемнадцать, растерянно смотрел на них, не понимая, что делать. Кевину же было пока плевать на его нерасторопность, он зашел в небольшую комнатку и плюхнулся в крутящееся кресло перед зеркалом, улыбаясь своему отражению. Посидев так пару секунд, он потянулся за ватным диском, чтобы стереть с лица косметику для выступления.
Первое время это вводило Кевина в ступор. Парню и краситься? Теперь же все происходило автоматически. Он мог и без помощи гримеров затемнить свои глаза, чтобы зрители издалека хотя бы видели их расположение, и сделать чуть ярче губы с той же целью.
Молодого паренька, тихо следующего за ним, Кевин даже не заметил. За кулисами было много людей, и многие же обращались к нему, выражая свой восторг и высказывая благодарность за красивое выступление. Кевин попросту не мог обратить на них всех внимания, у него на это бы ушло слишком много времени.

Кевин не удивился, когда дверь распахнулась и кто-то вошел внутрь его гримерки. Так бывало и бывало часто. Кевин даже не повернул головы в сторону пришедшего, продолжая стирать грим со своего лица. Если этот кто-то был работником, он обратится к молодому таланту со своим делом и они быстро все решат. Если кто-то случайно прорвался в личное пространство скрипача, то скоро его заберут охранники. В общем, для обеих этих ситуаций не требовалось отрываться от зеркала и своего занятия.
Вошедший бодро представился, но имя это ничего Кевину не дало. Затем парень заявил, что он новый продюсер, и что ему, видите ли, приятно познакомиться. Еще бы ему не было приятно. Такой молодой, а уже находится рядом с настоящей звездой. Интересно, он вообще кем-нибудь до Кевина занимался?
На миг скрипач почувствовал укол раздражения. Это агентство, кажется, поставило перед собой цель довести Кевина до белого каления. То они присылают глупую девку, то вот молодого, сопливого еще недо-специалиста. Но настроение от проведенного столь успешно концерта было таким прекрасным, что даже Кевину с его скверным характером не хотелось такое портить. Да и кровь еще полнилась гормонами счастья.
Кевин повернул голову, кратко посмотрев на жизнерадостного парня. Типичный ботаник, даже немного нелепый, в дурацких очках. Ему бы в фильмах про Гарри Поттера сниматься, а не со звездами работать. Или писать диссертацию про редкий вид сибирских комаров, случайно зароившихся на Аляске.
Протянутую руку Кевин проигнорировал. Не потому, что хотел специально оттолкнуть от себя этого Питера, или потому, что демонстрировал свое непомерное эго. Просто у Кевина был принцип, который он почти всегда соблюдал. Он не здоровался за руку, и не жал руки фанатам, и старался не давать касаться своих рук.
Почему? Он и сам не мог объяснить. Кевин не боялся заразиться или что-то вроде того. У него не было религиозных убеждений, которые бы гласили о каких-нибудь энергетических центрах, расположенных в ладонях, что загрязняются от разных прикосновений незнакомцев. Да-да, и такое бывает. Просто Кевину не нравилось прикасаться к чужим рукам. Если кто-то специально трогал его, он чувствовал омерзение.
Кевин вернулся к своему занятию, смывая с глаз подводку, пока Питер рассыпался в комплиментах. Это было приятно, хотя скрипач и сам уже знал, насколько он был замечателен этим вечером. Но лишний раз услышать подтверждение лишним не будет. Закончив с макияжем, Кевин откинулся на стуле и спросил лишь одно:
— А что стало со старым?
Кевин и впрямь понятия не имел, что от него отказался очередной менеджер. Возможно, они поссорились или скрипач сам его прогнал. Кевин не запоминал таких мелочей. Продюсеры приходили и уходили. Он даже не помнил их лиц и имена, слишком часто они менялись.

Кевину было всего двадцать шесть лет. И несмотря на то, что теперь он к ней принадлежал, он ничего не смыслил в жизни богемы. Ему посчастливилось пробиться наверх и, вероятно, лишь благодаря природному обаянию и своим поклонникам удавалось держаться на плаву. Тех же, кто помогал Кевину в этом, он не ценил.
Рано заполучив «звездную болезнь», Кевин считал всех профессионалов, окружающих его, чуть ли не рабами. Он был искренне уверен, что с ними, конечно, лучше, но главным оставались его чудесные руки и волшебная музыка. Зрители любят его, а не умелую рекламу, выстраиваемую продюсером и агентством. Они приходят, чтобы послушать его скрипку, а не потому, что им пообещали дешевые билеты.
Поэтому, когда Питер сказал правду о том, что предыдущий продюсер не выдержал и отказался от артиста, Фостер лишь смешливо фыркнул. Слабак. Какая-то ссора выбила у него почву из-под ног? Вот так просто? Кевин терпеть не мог слабых людей. И сейчас ему казалось, что Питер тоже надолго не задержится. Такой сладкий мальчик-зайчик. Через пару недель уже побежит плакаться своей мамочке.
— Что-то еще? — поинтересовался Кевин, выбрасывая в специальное ведерко грязные ватные диски и внимательно осматривая свое отражение в зеркале, не осталось ли больше косметики. Кажется, все было в порядке.
Благодарить продюсера за проделаную работу Фостер не стал. Он и не чувствовал особенной благодарности. Черт возьми, это была работа этого Питера, заниматься этим всем, так что чего такого? Молодец, сделал, возьми с полки пирожок, понюхай, положи обратно. Было бы странно, если бы новый продюсер, которому следовало выделяться, чтобы задержаться на своем месте подольше, палец о палец не ударил.
— Тебе нравятся парни или девушки? — внезапно спросил Кевин, повернувшись на стуле и глядя Питеру прямо в глаза.
Вся эта болтовня о работе утомляла. Кевин отработал свое. Он провел просто чудесный концерт, и рука его ни разу не дрогнула. Он выложился по полной и теперь хотел отдохнуть до новых тренировок и выступлений, съемок и интервью. То есть ближайшую ночь, так как завтра днем у него намечена фотосессия для какого-то журнала, вещающем жителям Нью-Йорка о культуре и искусстве.
Так вот представления об отдыхе у скрипача были довольно примитивны. Он хотел чего-нибудь выпить и заняться сексом. Он был молод и пользовался этим на полную катушку. К тому же не хотелось особенно заморачиваться. Спонтанные поездки и экстремальные занятия — это, конечно, хорошо, но у Кевина на это особенно не было времени. Куда вот ему поехать на ближайшие несколько часов?
Выпивка и секс — простые и доступные удовольствия, которые расслабят его не меньше. И Кевина совершенно не смущало то, что он обратил за этим внимание на Питера, с которым ему еще предстояло работать. Он был бы не первым продюсером, оказавшимся в постели скрипача. Фостер даже мог поспорить, что те, с кем он спал, продержались рядом гораздо дольше остальных. Так что… в чем проблема?

Эйфория немного спала, и настроение опустилось на одну планку ниже. Питер ворвался в его посторгазменный мир без предупреждения и приглашения, и еще собирался поговорить о работе сейчас. Сейчас, после выступления Кевина, когда тот выложился весь, отдал всего себя без остатка музыке, скрипке и зрителям.
Нет, кажется, нужно было составить список непреложных правил в трех томах и отправить во все эти тухлые агентства, чтобы рассылали продюсерам и прочим специалистам, прежде чем направлять их к Кевину.
Серьезно? Что Питер хотел сейчас услышать от своего подопечного? Время — вечер, концерт — окончен, все дела — ждут до завтра. Неужели так сложно понять? Кевин подавлял в себе вспышку оправданной, как ему казалось, злобы только потому, что не хотел портить себе самому ночь, которая сулила отдых и развлечения.
Благо внезапный вопрос скрипача прервал эту начатую заунывную речь о делах. Реакция Питера оказалась однозначной и довольно необычной. В тех кругах, где общался Кевин этот вопрос еще никого не заставлял смущаться. То есть не все конечно задавали его в лоб, но среди всей этой богемы не считалось зазорным быть геем или бисексуалом. Да и случайные связи были вполне себе обыденным фактом.
Самому Кевину и вовсе было плевать, с кем спать. Мужчины или женщины, старше его или младше, хоть трансгендеры с трансвеститами. Секс — дело такое, свободное. Если не по любви. Но в последнее Кевин не верил. Воспитанный матерью-одиночкой, хватавшейся за любого богатенького мужчину (то есть не слишком разборчивой в связях), он плевать хотел на всякие романтические отношения. Бред это все.
Есть люди, которым удобно жить друг с другом, есть красивые показушные истории любви, которые непременно закончатся разводом лет через несколько. Некрасивым таким, скандальным разводом. А вот секс никуда не денется. Буду новые партнеры, найдутся новые интересы, он никогда не устареет.
— Значит, парни, ясно, — снова оборвал этот лепет Кевин. Вряд ли бы парень был бы так ошарашен, если бы был нормальной якобы ориентации.
Может, конечно, он был из тех, кто падал в обморок от слова жопа и концепция свободных отношений была Питеру настолько омерзительна, что даже мысль об этом — о том, что ему такое предлагают — вводила в ступор. Но такие не идут работать в шоу-бизнес. Всем мамы с детства говорили, какой здесь разврат. Вот и не суйся со своими моральными принципами. Хотя Питер, похоже, был как раз из тех, кто сунулся.
— Я собираюсь поехать в клуб, выпить и затащить в постель какого-нибудь симпатяжку, — спокойно проговорил Кевин. — Если хочешь со мной — присоединяйся. Если нет — все дела решим завтра после фотосессии. У меня там окно на два часа, если из-за предыдущего засранца другие дела не отменились. И да, поставь меня в курс дела, если какие-то планы перенеслись или отменились. Желательно по электронной почте.
Если что-то в Кевине и было хорошего, так это его четкое отношение ко времени. Он никогда не опаздывал, даже если спал всего пару часов за ночь. Он приезжал ровно на пятнадцать минут раньше и был готов к встрече, сессии, интервью, чему угодно. Кевин вел электронно свое расписание, не доверяя помощникам, и никогда не забывал о тех или иных мероприятиях. Правда, поэтому и от помощников требовал многого. Терпеть не мог опаздывающих или когда его не вводили в курс дела вовремя.
Честно говоря, как подопечный Кевин был отличным. Он относился к своей работе действительно ответственно. Потому что любил ее и только ее. А вот людей — не очень. Поэтому хороший подопечный был отвратительным человеком.