На душе у Джонни было неспокойно ещё задолго до того, как он непосредственно вошёл в кабинет судьи. А всё потому, что он знал о том, что именно на этом деле ему выпало работать под судейством бывшей жены Терри. И это вот совершенно не добавляло уверенности или хорошего настроения.
Конечно, жена оставалась бывшей и никакой ревности к ней Джонни не испытывал, но и сталкиваться нос к носу не желал. Простите, но ему было всего лишь двадцать семь лет, и какие бы чувства он не испытывал к Терри, он ещё не был готов принять его прошлое целиком. Всех этих жён и детей от предыдущих браков. Однако делать было нечего, Джонни не мог ни просить о замене судьи, ни отстраняться от дела. Возникли бы вопросы.
Так что Джонни подготовился как морально, так и юридически. Ему в целом приходилось очень много времени тратить на повторное изучение всего, так или иначе относящегося к делу, так как он был начинающим адвокатом. Ему нужно было выслуживаться.
В этот раз он был почти уверен в собственной победе, однако эта уверенность заметно пошатнулась, когда Джонни вошёл в кабинет судьи и обнаружил там Терри. Внешне адвокат никак не показал своего удивления, но стало чуть больше не по себе. Как оно обычно бывает (ну, знаете такое чувство, хах), когда встречаешь человека, из койки которого ты вылез только вчера, в кабинете его бывшей жены, которая и не в курсе, что ту койку хотя бы раз в жизни видел.
Однако Джонни постарался взять себя в руки и сосредоточиться на деле. Судья приготовилась их выслушать, и адвокаты принялись за работу. Но мысли Джонни то и дело занимал чёртов Лассен, который, к тому же, решил не уходить. Поэтому, да, в какой-то момент прецедент вылетел из головы адвоката, и он на секунду застопорился.
Что же, бывает, но не успел Джонни и рта снова раскрыть, как раздался голос Терри, опередивший его на секунду-другую. Вместе с недовольным взглядом судьи в спину Лассена упёрся ещё один. И, знаете ли, тоже не слишком благодарный. Да, Терри дал подсказку, но разве Джонни о ней просил? Можно он сам будет выполнять свою работу?
Мысли так и остались мыслями. Разумеется, Джонни ничего не мог заявить главному помощнику окружного прокурора во всеуслышание. Он продолжил говорить, парировать, доказывать и вроде бы его подготовка начала давать плоды. Джонни также видел появившееся одобрение на лице судьи и даже успел капельку порадоваться… Но у кого-то явно начался словесный понос. Или появилось сильное желание самоутвердиться перед молодёжью. Или просто желание блеснуть своими познаниями.
Джонни не знал, чем руководствовался Терри, однако тот подал голос ещё раз, обрубив все старания парня на корню. Судья сухо поставила штамп и передала документ Джонни на радость второму адвокату.
Внутри итальянца словно микро-бомба взорвалась. Ему пришлось больно прикусить себя за щёку, чтобы не сказать ничего лишнего (и личного) и остаться профессионалом. Сухо попрощавшись, Джонни вышел из кабинета, стараясь дышать медленно и через нос.
Он выбежал по ступеням на улицу и бесцельно прошёлся туда-сюда, всё ещё пытаясь сконцентрироваться на дыхании. Выходило плохо. Джонни был в бешенстве.
Сперва он хотел позвонить этому чёртовому хлыщу, но своевременно остановил себя. Его голос явно будет слышно из динамика телефона Лассена чуть ли не на всё здание. Тогда Джонни открыл мессенджер. Последнее сообщение его было довольно милым, Терри извинялся за то, что ему пришлось сбегать на этих выходных от его дочери, а Джонни писал в ответ, что ничего страшного и это новый опыт. Мол, от внезапно вернувшихся родителей он сбегал, а вот от дочерей ещё как-то не приходилось.
Правда, сейчас это не успокоило Джонни. Даже напротив разозлило чуть сильнее. Все эти дочери, бывшие жёны, сколько можно-то?
«Я тебя убью, клянусь», — написал Джонни. А следом отправил и ещё одно сообщение: «Сейчас. И мне плевать, чем ты там занят кроме хихиканья с бывшей. Я еду к твоему дому».
Конечно, он бы мог отложить это до вечера, но… нет. Сначала он убьёт Эрика, а потом поедет в агентство отчитываться перед руководителем о провале.

Джонни отнюдь не считал себя успешным адвокатом. В университете им прививали многие качества юристов, но завышенное самомнение всё же не входило в их число. Однако Джонни действительно старался. Он по-настоящему любил свою работу и (единственное, что мог сказать) выполнял её хорошо. Не безукоризненно, с пониманием, что ему есть куда расти и к чему стремиться, но хорошо для человека его возраста.
Разумеется, у него случались и неудачи, и промахи по его вине. Всё это они дотошно разбирали с нынешним руководителем, и тот, как и Терри со своими подопечными, муштровал Джонни, подкидывая ему дела для изучения и натаскивая молодого адвоката. Джонни учился, в том числе и на ошибках, и старался оные не повторять.
Это было вполне нормально. В целом, Джонни бы совсем не разозлился, если бы ходатайство отклонили просто так, по его вине или по стечению обстоятельств. Сделал бы выводы и упрямо пошёл дальше, как и многие молодые специалисты, желающие развиваться в выбранном направлении.
Злился он исключительно на поведение Терри, которое считал просто скотским. И, опять же, дело было даже не в самом Терри! Если бы на его месте у окна стоял другой прокурор и постоянно встревал в чужую работу, Джонни ощутил всю ту же ярость. За одним исключением. На стороннего юриста он не смог бы наорать. Скорее, Джонни орал бы об этой козлине как раз-таки самому Терри однажды вечером.
Хочешь помочь, чтобы научить чему-то неразумную молодёжь, подожди окончания дебатов и укажи на ошибки или пропуски обеих сторон. Это было бы поучительно. Но нет, выглядело это так, словно Терри выделывался своим опытом перед кем-то, то и дело встревая в прения, которые его, по сути, никак не касались. И это бесило.
Однако небольшая часть чего-то более личного в этой вспышке гнева тоже присутствовала. Джонни не понимал, зачем Терри остался, в принципе, в том кабинете. Они скрывали свои отношения, делали всё, чтобы не пересекаться по рабочим делам, и вроде как должны были и дальше облегчать друг другу жизнь. И что, Терри искренне считал, что облегчает жизнь своему любовнику, торча рядом с бывшей женой и встревая в речь Джонни?
Да ещё и эта ситуация с Алексом, который сейчас лежал в израильской больнице после того, как их съёмочную группу буквально взорвали. Терри знал об этом, и знал, как тяжело было Джонни не сорваться в ту же секунду через весь континент. Чёрт, да он и остудил пыл итальянца в тот день, как Джонни узнал о случившемся. А теперь как будто специально давил на нервы, и без того натянутые от всего происходящего.
Подъехав к дому Терри, Джонни не стал выходить из машины и тупо барабанил пальцами по рулевому колесу. Пока через минут десять не появился автомобиль Лассена. Только тогда Джонни вышел из салона, захлопнул дверь и молча принялся подниматься за хозяином квартиры, вероятно, с довольно убийственным взглядом.
Стоило признать, что дотерпеть до самой квартиры было невероятно сложно. И знай Эрик своего любовника получше, он бы несомненно оценил усилия, которые приложил итальянец, чтобы не позвонить ему, не начать выяснять отношения на улице, в машине, на лестнице дома или в других людных местах. Хотя, может, и знал.
— Какого хрена, Лассен? — красочно начал Джонни, разворачиваясь к своему мужчине. — Нет, серьёзно, какого хрена это было? Ты вообще понимаешь, какое это скотство, влезать не в свою работу? Я не просил тебя ни помогать мне, ни учить меня, нихера! Я пиздец как рад, что ты такой охрененный и всё знаешь, но можно было оставить это при себе?
Код красный, Эрик перестал быть Эриком и уж тем более Терри. А по фамилии Джонни называл партнёра только когда всерьёз злился. Однако, из плюсов, Джонни активно, как полагается, жестикулировал, но хотя бы не пытался подойти ближе, так что, возможно, убийство планировалось только на словах.
Тем временем основная претензия осталась позади, и Джонни плавно перешёл к другой части вопроса, не сбавляя тона и экспрессии.
— Нахера ты вообще там остался, а? Как будто мне твоей бывшей жёнушки было мало! Нет, тебя, блядь, потянуло всё ещё усложнить!

И всё же, несмотря на отношения, длящиеся вот уже несколько месяцев, Терри пока плоховато разбирался во всех тонкостях итальянской натуры. Например, сейчас, Джонни совсем не раздражало желание оппонента докопаться до истины. Потому что итальянец был зол на конкретную ситуацию и сам же хотел донести до Эрика свои мысли, почему, собственно, он оказался взбешён.
Да, бывали другие ситуации. Как тогда, весной в зале суда, когда Джонни просто захлестнули эмоции, и их нужно было выплеснуть. Тогда его совершенно не интересовали ни факты, ни аргументы, ему просто хотелось проораться. Но сейчас была иная ситуация.
Однако «подождать минутку» Джонни при этом не мог. Итальянец начал говорить, пусть и на крайне повышенных тонах, и остановиться уже не мог. Он отвлёкся лишь на пару секунд, как-то бездумно проследив за тем, как Терри расстёгивает верхние пуговицы рубашки, и только это дало возможность мужчине вставить хоть слово.
— Да плевать на это ходатайство, как ты не понимаешь?! — одновременно с Терри заговорил и Джонни, явно перекрывая его по тональности. — Его могли не принять по хреновой тысяче других причин и без тебя! Найду ещё десяток долбаных прецедентов и посмотрим, что может этот хрен без папочки Лассена за спиной. Это обычная практика! Но это всё равно моя работа, в которую ты просто нагло влез, и я ни хрена не понимаю, зачем тебе это надо было!
Эрик в ответ говорил так тихо, что Джонни приходилось изрядно напрягаться, чтобы услышать хоть что-нибудь из сказанного. И вот это немного раздражало. Не нужны ему были бесплотные извинения, сказанные, как казалось итальянцу, под нос. Хотелось, чтобы Терри понял его позицию, но тот заявил, что сам ничего не понимает из-за обилия ругательств, и Джонни так резко всплеснул руками, что в его национальном происхождении и сомневаться не приходилось.
Он развернулся, делая пару шагов вглубь квартиры, а затем с той же экспрессией вернулся обратно. Не двигаться во время разговора — это точно было не для него. Однако Джонни вновь остановился на некотором расстоянии от Терри. И опять же, это было довольно показательно, так как с другими итальянцами они могли ругаться в буквальном смысле крича оппоненту в лицо. Так же гораздо эффективнее. Но границы Эрика Джонни берёг.
— Лассен, ты бесишь меня, — эмоционально проговорил Джонни, кажется, ещё громче. — Мне плевать, что ты с ней общаешься! Но как ты думаешь, насколько охуительно мне было в целом находиться рядом с вами? Если ты так легко включаешь свой режим робота, то я нет! Меня абсолютно устраивало решение не пересекаться ни по делам, ни вообще на работе! Потому что ты мне, блядь, нравишься! И вместо того, чтобы думать о работе, я отвлекаюсь на тебя, а ты ещё, блядь, решаешь меня выбесить, влезая в прения!
Возможно, пытаясь объяснить всё другими словами, Джонни и вовсе запутал Эрика, так как теперь уже точно смешал в кучу две проблемы — и основную, и личную. Хотя говоря о собственных чувствах, экспрессивной лексики заметно поубавилось.

Возможно, им действительно стоило ругаться почаще. Ну или почаще попадать в непривычные ситуации, да или попросту больше проводить времени вместе. Чтобы Терри привыкал к итальянцу под боком и не поседел окончательно раньше времени.
А дело всё было в том, что ситуация была не слишком-то и значимой. Нет, Джонни вспылил на самом деле и действительно желал, чтобы Терри его услышал, понял и больше так не делал. Однако он совсем не думал о том, что эта ссора может хоть как-то затронуть их отношения. Логика итальянца была проста — они ведь разговаривали о проблеме (пусть и несколько специфичным для непривыкших прокуроров образом) и решали её. Проблемы, по-настоящему губительные для отношений, не решаются.
Так что для Джонни всё происходящее было в порядке вещей. Он же не витал в облаках, чтобы полагать, что у них вообще никогда разногласий не будет. Будут, да ещё как. Эта мелочь явно была только началом. Если их отношения продвинутся ещё дальше, они столкнутся и с бытовыми проблемами, и итальянец, живущий с тобой под одной крышей, это в два раза больше веселья, чем тот, что только забегает иногда.
Впрочем, было жаль, что Джонни не мог читать мыслей Терри. Знай он, что этот вот паршивец, строящий из себя учителя, ехал сюда, допуская (пусть и на мгновение) вероятность того, что он может потерять своего итальянского балбеса… Вряд ли Джонни смог бы так экспрессивно ругаться всё это время. Возможно, даже ощутил бы укол стыда за то, что заставил Эрика так сильно переживать. И абсолютно точно на лицо бы вернулась та самая улыбка, которую Терри уже очень хорошо знал.
Однако Джонни этого не знал. Но когда эмоции немного поутихли, всё же подумал о том, как послушно Терри бросил всё и поехал за ним, чтобы выслушать ворох претензий, бьющий по барабанным перепонкам.
Тем временем конфликт подошёл к концу. Кажется, не так уж долго они и выясняли проблему. По крайней мере, Джонни ещё не успел как следует успокоиться. Внутри всё ещё подрагивало что-то такое, громкое, итальянское.
— Я тебе, блин, видео сниму на телефон, Лассен, — отозвался всё так же громко, но уже совсем без негатива Джонни. — И иди, блин, сюда, успокаивай меня!
Итальянцы, как и их гоночные машины, разгонялись в собственных эмоциях и чувствах очень быстро. А вот затормозить было гораздо сложнее. Джонни явно рассчитывал, что ему придётся повторять всё по три раза, пока до Эрика дойдёт его точка зрения, а тот взял и согласился с ним. И, кажется, не просто, чтобы прекратить спор, а, действительно, признав правоту Джонни. Говорить уже было нечего, а нервы не желали расслабляться!
Так что Джонни, хоть и позвал словами Терри к себе, сам тоже направился навстречу, заключая мужчину в свои объятия. Сейчас он, конечно, не думал о том, что они могут помять костюмы, в которых надо было ехать ещё обратно по делам. Зато думал о том, как раз, как быстро откликнулся на его злое сообщение Эрик.
— Прости, что заставил тебя сорваться и приехать, — проговорил уже в нормальной громкости Джонни.
Он потянулся за поцелуем, и успокаиваясь окончательно, и, вероятно, без слов показывая, что у них всё было в порядке. Никто ни на кого не в обиде и, уж конечно, никто никого не потеряет из-за какой-то ссоры.
За свою экспрессию Джонни не извинялся. Просто даже как-то не думал, что Эрика мог задеть его громкий голос (Джонни иначе и не умел). А до оскорблений итальянец не опускался. То, что он периодически заявлял, что Терри его бесит, стало уже просто нарицательной фразой. Тот и правда умел бесить людей и не только Джонни. Просто Джонни, в отличие от многих, мог ему об этом заявить и, так сказать, предупредить дальнейшее «бешение».